Но такую смерть Бренна была готова счесть за милосердие.
Йоранд попытался схватить ее, но она проскочила под его рукой.
– Я не позволю вам касаться меня… пока существует женщина, которая называет себя вашей женой.
Закусив губу, она вновь уперлась плечом в лодку. Лодка не сдвинулась ни на волос, и Бренна в отчаянии опустилась на колени.
Йоранд расстроенно почесал затылок.
– Что вы делаете? Даже если бы Вы смогли выйти на ней в море, то все равно не справились бы, – сказал он.
«Домой, в Донегол», – пронеслась у нее мысль. Ей так захотелось увидеть свой дом, людей, которые, как она теперь понимала, любили ее. Бренна сполна ощутила всю романтику путешествий под парусом. Но как бы ее ни тянуло обратно, она знала, что просто не сможет в одиночку проплыть весь этот путь по морю домой.
– Почему, во имя всех святых, вы не рассказали мне об этом раньше? – прошептала Бренна.
– Я боялся и оттягивал эту минуту, – ответил Йоранд. Гнев уже покинул его, и нормандец тоже встал рядом с ней на колени, не касаясь ее. – Бренна, я участвовал в битве и бежал из окруженного города, преследуемый неприятелем. Прежде чем оказался на берегах Ирландии, я провел ночь в открытом море. Но я никогда не боялся так, как в тот момент, когда вспомнил дочь предводителя нормандцев, на которой был женат. В тот момент я понял, что рано или поздно потеряю вас.
Бренне так хотелось прижаться к Йоранду, но она сдержала себя. Теперь никакие льстивые слова не могли спасти их брак.
– Вы не можете потерять то, что в действительности никогда не имели. Как же вы можете думать, что имеете меня, когда я не могу иметь вас? Как говорилось в нашей клятве, вы теперь не можете быть моим и телом, и душой.
Она от волнения закусила нижнюю губу, по ее щеке пробежала слеза.
– Милосердный Боже, что стало с нами?
– Что ж, если вам надо подумать, хорошо. Это сложная ситуация. Только не забывайте, где мы находимся, – предложил Йоранд.
Бренна обернулась и увидела, что четыре нормандца уже доедают то, что было в их котелке. Очевидно, дела Йоранда их мало интересовали.
– К счастью, среди нормандцев не является чем-то необычным, когда у мужчины две жены, – тихо сказал Йоранд.
Услышав эти слова, Бренна прокляла тот момент, когда согласилась связаться с ним. С трудом вздохнув, она едва смогла произнести:
– Я не смогу жить так. – Она чувствовала, что еще немного – и расплачется. – Если вы хоть как-то заботитесь обо мне, не просите меня принять это.
Как только Йоранд упомянул про эту их традицию, Бренна поняла, что ее нормандец не бросит ради нее, Бренны, свою первую жену Сольвейг. Действительно, а почему он должен бросать ее? Сольвейг – это дочь вождя, важного человека в его мире. А его развлечения с ней, с Бренной, стоили не больше, чем забавы с любой другой ирландской девкой.
«Какой позор, прости, Господи!» – подумала Бренна.
И как ее, Бренну, все еще земля носит? Но Бренна ни в какой ад еще не провалилась, ее грудь продолжала подниматься и опускаться в такт дыханию, а боль в груди меньше не становилась. Бренна чувствовала внутри себя ужасающую пустоту. Впервые в жизни она поняла, почему от отчаяния человек может пойти на грех самоубийства. Ведь там тихо, прохладно и нет этих разрывающих душу чувств. Если бы не проповеди отца Михаила, то Бренна, пожалуй, была бы готова отправиться в это самоубийственное путешествие на лодке по реке Лиффи к морю, где ее ждала неминуемая гибель и забвение.
– Отвезите меня домой, – попросила она. – Ради Бога, верните меня моему отцу.
– Вы хотите уплыть, не получив того, ради чего сюда поправлялись? Вы забыли про ребенка? Я хочу вернуть вам Кодекс, и если мне придется для этого убить Колгрима, то тем лучше.
Йоранд с силой ударил в ладонь кулаком и сжал свои длинные пальцы. Бренна представила, как эти сильные пальцы сжимаются вокруг шеи Колгрима – человека, который в конечном счете и убил ее сестру. В груди Бренны что-то больно сжалось. Даже ради мести за свою сестру она не могла допустить позора от того, что будет делить мужа с другой женщиной.
– Бренна, клянусь, я помогу вам найти ребенка Синид. Или вы даже ради этого не в силах больше терпеть меня?
Упоминание о ребенке мягкой пульсацией отозвалось где-то внутри ее. Это единственное, что она могла сделать для сестры. Она могла подарить этому ребенку свою любовь. Бренна обхватила себя руками, чувствуя, как боль понемногу уходит. В это мгновение она поняла, что возвращаться обратно из-за своих страданий стало бы верхом эгоизма. У нее никогда не было и не будет луч шей возможности узнать, что случилось с ребенком ее сестры. Й ради этого ребенка она была готова перенести многое. Даже позор от того, что Йоранд будет встречаться со своей первой женой. С женщиной, которую он, наверное, еще любит.
Бренна поднялась на ноги и нехотя пошла обратно к реке, чтобы привязать лодку. По ночам вода поднималась, и ее могло унести течением.
Нормандцы уже укладывались на ночь вокруг их костра, кто-то из них скоблил ложкой дно котелка в надежде собрать последние капли. Проходя мимо них, Бренна чувствовала на себе их взгляды, чуть диковатые и оценивающие. Бренна держалась с достоинством, не забывая, что она королевская дочь. Пожалуй, это достоинство было сейчас единственным, что у нее осталось.
Она заползла под навес и свернулась калачиком на плаще Йоранда, подставив свою спину теплу костра.
Яростный спор, который только что затих, начался с новой силой. Чей-то незнакомый хриплый голос доносился от костра. Через несколько мгновений она узнала голос Йоранда, который говорил на каком-то странном, гортанном языке.
Бренна поймала себя на мысли, что совершенно забыла, кто такой Йоранд. За те месяцы, что пролетели до их брака, она оказалась настолько очарована этим нормандцем, словно с ним из-за холмов пришло некое чудо. А когда они поженились, близость сделала свое коварное дело, заставив ее тело предать ее. Она в глубине души поверила, что Йоранд – это Кифи Марфи – ее собственный прекрасный морской воин.
Теперь же она увидела Йоранда в истинном свете – в окружении грубых соотечественников и, главное, со своей норвежской женой, которую он вовсе не обязан оставить из-за брака с ней, Бренной. Открывшаяся правда жизни была, как всегда, горькой. Йоранд был всего лишь нормандцем – не лучше и не хуже, чем другие.
Глава 26
Лодка Йоранда низко сидела на воде под весом расположившихся на корме Торкилла и его людей. Бренна же ютилась на носу лодки, и ее время от времени накрывал сноп брызг. На руле теперь сидели мужчины, и Бренна была больше не нужна для этого.
«Больше не нужна…» – эхом отзывалась в ее сознании собственная мысль. К тому, что с ней мало считались, она уже почти привыкла. Когда Йоранд женился на ней, он получил возможность возвратиться в Дублин, а все его красивые слова о любви были лишь туманом. Теперь она была лишь грузом. Если бы ее не было, то положили бы в лодку несколько больших камней.
– Дублин впереди, слева, – неожиданно сказал Йоранд по-ирландски. В пристальном взгляде, обращенном к нему, отразилось все ее удивление. Когда Йоранд говорил с товарищами на своем языке, она чувствовала защитный барьер между ней и теперь уже номинальным мужем. Бренна не хотела разрушать это барьер и, ничего не сказав, отвернулась.
Дублин оказался деревней, окруженной глиняной стеной, за которой виднелись соломенные крыши мазанок. Бренне было вполне понятно желание людей чувствовать защищенность, но чего она совсем не могла понять, так это их стремления жить столь близко друг к другу.
Йоранд рассказал Бренне, что слово Дублин означает «черный пруд». Она своими глазами увидела, откуда пошло название поселения. На месте впадения речки Поддл в реку Лиффи действительно был заиленный черный водоем. Этот водоем оказался достаточно глубоким, чтобы они на лодке смогли войти в него. Вода в нем были чернильно-черная от торфа, и с каждым гребком весла погружались в непроглядно-темную жижу.
У причала ровным строем стояло множество лодок с головами дракона. Сейчас они не представляли опасности, но могли сеять смерть и разрушения по всему острову. Эти ладьи с гибкими шеями и изящными обводами смотрелись одновременно угрожающе и очаровательно. Не без внутренней дрожи Бренна ступила на камни, которыми была выложена пристань. Она боялась пробудить от сна мирно покачивающихся на воде гневных нормандских демонов.
Торкилл с воинами ушел далеко вперед, а Йоранд остался привязывать их лодку к причалу. Норвежцы подходили к Йоранду, еще издали выкрикивая слова приветствия. Несколько человек подошло, чтобы пожать ему руки, а кто-то даже обнял и похлопал по спине. Очевидно, Йоранд был хорошо известен в этом логове воров и насильников. А Бренну не замечали, словно ее здесь и не было, – только несколько вопрошающих взглядов. Впрочем, ее это вполне устраивало.
– Пошли, Бренна, – сказал Йоранд, беря ее за локоть и направляя в сторону выложенной камнем дорожки, ведущей в главную часть города.
Это было в первый раз, когда нормандец прикоснулся к Бренне с тех пор, как она узнала о существовании Сольвейг. Она не отшатнулась, но заметно напряглась. Возможно, это прикосновение и было ненавистно ей, но оно было единственным дружественным отношением, которое она имела в этом новом мире. Неожиданно возникшее желание взять Йоранда за руку она подавила.
Еще вчера вечером Бренна лежала с открытыми глазами, слушая странные звуки чужой, нормандской речи и выжидая, когда Йоранд придет к ней под навес. Когда он пришел, то очень осторожно устроился рядом, не коснувшись ее ни волоском. Так Бренна лишилась тайной радости отказать ему, если бы он начал ласкать ее.
Однако какая-то часть ее сердца предательски требовала близости с ним. Бренна знала, что если Йоранд будет столь же нежен и ласков, как раньше, против нее сговорятся ее собственные чувства.
«Какая бесхребетность», – ругала себя Бренна, проникаясь ненавистью к самой себе.
Они шли по дорожке, и перед ее взглядом постепенно открывался город. Прямоугольные дома теснились друг к другу, между ними – узкие прямые улицы. По бокам улиц стояли деревянные щиты, отделявшие канавы от центральной части. У каждого дома был собственный сад, огороженный забором. Ветки деревьев ломились от фруктов.
Они прошли мимо мастерской кузнеца, где под навесом загорелые норвежцы раздували непокорное пламя цвета янтаря. Картина, знакомая ей по Ирландии. Местный рынок бил той же энергией, как и ярмарка близ Донегола. Однако товары предлагались более экзотические. Бренна неожиданно увидела в одной из лавок ткань, которая мерцала подобно воде, и поняла, что это и есть тот шелк, о котором ей рассказывал Йоранд.
«Ваша кожа нежна, как шелк», – вспомнилось ей.
Бренна вновь услышала эти слова, как будто их произнесли откуда-то сверху. Она вспомнила, как соприкасались их тела, а вокруг ласково играли волны. Вспомнила любовные забавы, от которых у нее останавливалось сердце. Она искоса посмотрела на Йоранда, чтобы понять, не вспоминает ли он нечто подобное при виде шелка. Но он смотрел вперед с каменным выражением лица.
Бренна внутренне содрогнулась. Теперь в этом человеке никакой нежности не было. Она заставила себя вновь невозмутимо разглядывать, что продают торговцы в лавках.
А продавались там тяжелые котелки как будто бы из камня, изящные шнурки, украшенные узорами рожки для питья и, конечно же, бесчисленные бочонки пива Странные специи заполняли ароматами воздух и щекотали нос. К этим запахам примешивался приятно-знакомый запах от пивоварни, а также менее приятные запахи от навозных куч, которые располагались неподалеку.
– Я узнал кое-что новое, что вам было бы интересно, – сказал Йоранд.
– Здесь Колгрим? – с надеждой спросила Бренна. Она так надеялась на то, что их пребывание в этом норвежском аду окажется недолгим.
– Нет, он ушел на север и будет через неделю, – ответил Йоранд, приветственно кивая кому-то. – Вашу рукопись по просьбе Колгрима хранит Торкилл. Но лишь на время, пока он в плавании.
– Тогда мы можем поговорить с вашим… тестем и попросить его возвратить ее, – сказала девушка, не веря своему счастью.
– Я уже пытался. Торкилл ничем не может вам помочь. Этот Кодекс принадлежит Колгриму, и отдать его может только он сам. Но есть и иной путь.
Бренна с надеждой посмотрела на Йоранда. Его взгляд выражал твердость, которой она прежде никогда не видела.
– Знаете ли, – продолжил Йоранд, – мы с Колгримом в то последнее плавание повздорили. Именно из-за него я оказался в море, а затем и на вашем берегу. Так что у меня есть законное основание вызвать его на смертный поединок.
Бренне так хотелось напомнить ему про свою сестру. Слова уже вертелись на языке, но девушка не решилась высказать их. Однако нормандец каким-то образом понял ее мысли.
– Я не забыл про то, что Колгрим сделал с вашей сестрой, – сказал он. – Однако здесь это не может стать несомой причиной вызова на поединок. Если я хочу вернуть Кодекс, нужно действовать по закону.
– Для беспринципных воров вы слишком много внимания уделяете закону, – сказала Бренна.
Было видно, что это оскорбление обидело его, но он ответил ровным голосом:
– Что бы вы там ни думали про нас, мы люди закона. А если некоторые законы кажутся вам странными, то я могу сказать то же самое про ваши ирландские законы.
Бренна почувствовала на себе чужие взгляды словно тысячи иголок, вонзившихся в затылок. Она натянула капюшон плаща, надеясь защититься от них. Гомон норвежцев вокруг напомнил ей гоготание стаи гусей. У нее возник новый вопрос, волновавший ее.
– Все, что я слышу, – это норвежская речь. Как получилось, что вы один говорите по-ирландски?
– Это довольно долгая история, – невесело ответил Йоранд. – Когда Торкилл пять лет назад ввел шестьдесят кораблей в устье реки Лиффи, он хотел всего лишь переждать здесь одну зиму, планируя затем, по весне, начинать набеги и искать новые места. Тогда ему не потребовалось бы для этого пересекать море. Но как только он начал обживать эту землю, его планы изменились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34