Йоранд попытался обнять Бренну, успокоить ее, но она оттолкнула его. Она не заслуживала успокоения в объятиях Йоранда.
– Аббат предложил мне ухаживать за малышом, но я отказалась. Ведь этот маленький демон убил мою любимую сестру. Я сказала аббату, что не хочу даже к нему прикасаться. – Всхлипнув, она прикрыла лицо ладонями. – Я обезумела от печали, и если бы Бог не отвел, то совершила бы убийство. Монахини прятали ребенка от меня.
Йоранд пододвинулся почти вплотную и чувствовал жар, исходивший от ее лица. Однако прикоснуться не отваживался. Бренна продолжала рассказ.
– Сначала я была даже рада, что не вижу малыша. Его вид вызывал у меня воспоминания о том грехе, который я сотворила, – сказала она, обхватывая себя руками. – Тогда эта мысль настолько задевала меня, что я даже не спросила, мальчик ли родился или девочка. А аббат не сказал мне об этом ни слова.
Между ней и Йорандом повисло гнетущее молчание. Почему он молчит, не высказывает ей свои мысли по этому поводу? Бренна пыталась представить себе, о чем думает после ее рассказа муж, но совершенно терялась в догадках. Она сидела, опустив глаза, и боялась увидеть па его лице зловещую тень его мыслей. Сможет ли он понять, как ей тяжело от сознания своей вины?
– Я так и не узнала, что стало с ребенком. Мне так хотелось бы думать, что аббат позаботился о нем. Он тогда говорил мне, что будет лучше, если я ничего не буду знать. Это знание, по его словам, могло внести в мою жизнь смуту.
Бренна прикрыла рукой глаза и на мгновение ей показалось, что она видит перед собой крошечный вопящий кулек, который знахарка несет куда-то от кровати ее сестры. Она почувствовала, словно на душе у нее лежит огромный камень. Почему она не выполнила просьбу своей сестры и не присмотрела за ребенком? Даже не спросила ничего о нем тогда?
– Вскоре я поняла, что не смогу спокойно жить, не узнав, что с ребенком, – сказала девушка, вытаскивая из плаща нити. Помолчав, она продолжила: – Синид возложила на меня заботу о ребенке, а я подвела ее. Снова подвела. Я начала мучить святого отца вопросами, и он в конце концов послал меня домой. Он сказал мне, что я не смогу стать настоящей монахиней, если не научусь послушанию.
Ее тихий рассказ прерывался лишь мерным шумом воды.
– Разве вы ничего не скажете мне? – наконец спросила Бренна.
Йоранд осторожно положил руку на колено жены. Она подняла глаза.
– Я должен согласиться с вашим аббатом, – ответил Йоранд. Края его губ поднимались в улыбке. – Вы не рождены для монашества.
Веселые морщинки вокруг его глаз подсказывали ей, что Йоранд вовсе не презирает ее, Бренну, несмотря на все ее презрение к себе самой. Но поймет ли он ее тогда?
– Так что, видите, я просто обязана побывать в монастыре.
– Конечно, – ответил Йоранд. – Вы хотите убедиться, что ребенок в порядке. Я прекрасно понимаю это стремление.
– Нет, это не все. Я хочу забрать ребенка с собой.
– Но, Бренна…
– Нет, я уже все решила, – ответила девушка на недоуменное восклицание. Она подтянула колени к груди и обхватила их руками, слегка покачиваясь на гладком камне. – За тот год, что прошел с тех пор, я не переставая думаю об этом ребенке. Надеюсь, Бог простит меня за то, что я пыталась уговорить Синид избавиться от этого ребенка, раз он отвел меня от смертного греха. Тогда, горя ненавистью к тому нормандцу, я не могла подойти к ребенку моей сестры, так что монахини поняли меня. – Бренна помолчала. – Но потом стали сниться сны.
– Сны? – удивился Йоранд.
– Да, по ночам этот ребенок появляется ниоткуда, и сон начинает мучить меня. Будто бы ребенок в какой-то опасности и я должна спасти его. – Бренна закусила губу. – И каждый раз у меня не получается спасти его. Я убеждена, что это какой-то знак свыше. Малыш в опасности, и я должна присматривать за ним.
– Не стоит так верить в сны, – сказал Йоранд, протягивая руку, чтобы взять кролика и отрезать от него кусок. – Сны – это всего лишь ночные грезы.
– Грезы, пока они не заставляют страдать тело наяву, – произнесла Бренна. – Возможно, у этого ребенка будет плохое происхождение, но он остается плотью моей сестры и в его жилах течет ее кровь. Так что я могу считать его своим ребенком.
Йоранд предложил Бренне кусок мяса, но она решительным жестом отказалась.
– Как же мне не интересоваться его здоровьем, не думать о его безопасности?
Йоранд прекрасно понимал это. Жизнь ребенка, за которым пусть даже присматривают в семь пар глаз, всегда находится под угрозой. Голод и чума, несчастные случаи и межклановые войны – все это делает детей самыми уязвимыми Божьими тварями на земле. Вырастить ребенка, ввести его во взрослую жизнь было настоящим подвигом, даже если он единственный баловень в семье. Бренна знала, что с этим ребенком их и без того малые шансы не умереть в пути с голоду становятся и того меньше.
– Бремя выхаживания этого ребенка Синид возложила на меня, – сказала Бренна. – Возможно, это та самая епитимья за то, что я ослушалась святого отца и вышла тогда за пределы монастыря. Но я должна заботиться об этом ребенке. – Она вытерла лицо плащом и продолжила: – Возможно, вы видите все это иначе, но я не обрету покоя, пока не заберу этого ребенка себе и не доставлю его в отчий дом. Надеюсь, отец порадуется наследнику, если это мальчик.
Губы Бренны дрожали. Ее брак был коротким. Бренна и Йоранд искренне восхищались друг другом, но Бренна не могла требовать от Йоранда, чтобы он принял чужого ребенка как своего. Даже если по истечении срока нормандец решит, что этот брак ему не нужен, от ребенка Бренна отказываться не собиралась.
– Я сумею воспитать ребенка, – с жаром сказала она, словно пыталась убедить в этом не только мужа, но и себя саму. – Я буду любить его.
– А вы понимаете на что себя обрекаете? – осторожно спросил Йоранд.
– Согласны вы со мной или нет, это значения не имеет, – ответила Бренна со всей решимостью. Голос ее дрожал. – Сестра мне завещала воспитать его, и я сделаю это.
– Я имел в виду совсем не то. У этого ребенка, наверное, уже есть приемные родители. Я думал о них. Может быть, эти люди уже беспокоятся о ребенке, и малыш растет счастливым под их кровом. В противном случае…
– Что в противном случае?
– Этот ребенок погиб в младенчестве. Вы действительно хотите знать правду? – Нормандец говорил спокойно и взвешенно. – Разве для вас не было бы лучше думать, что он живой и здоровый воспитывается в какой-то семье?
– Зачем вы говорите такие вещи?
– Сейчас мы можем лишь представлять этого ребенка таким, каким ой нам больше нравится. Мальчиком или девочкой, сильным и здоровым, – ответил Йоранд. Блуждающий взгляд подсказал Бренне, что ее муж сейчас, может быть, вспоминает собственного ребенка или представляет, каким он может быть. – Это ваш дар, принцесса. В своем сердце вы можете носить тот образ ребенка вашей сестры, который вам наиболее дорог.
– То есть то, что я себе представляю, может быть совсем не так?
– А какое это имеет значение? Когда волны выбросили меня на ваш берег, я не мог вспомнить ничего. Это тревожило меня день и ночь. Теперь же я решил, что пусть моя память уходит от меня навсегда. Возможно, это будет даже к лучшему.
Бренна недоверчиво уставилась на мужа.
– А что, если в моем прошлом окажется такое, о чем я не захочу знать? – пояснил Йоранд. Его брови сурово сошлись у переносицы красивого прямого носа. – Что, если я был совсем иным человеком до того, как оказался на вашем берегу?
Бренна взяла мужа за руку:
– Такова наша сущность. Я думаю, что вы всегда были таким, Йоранд, прекрасным человеком. Я порву на части любого, кто будет говорить о вас иное. А если в вашем прошлом мало того, чем можно гордиться, это говорит лишь о том, что вы родились не истинным христианином из сынов Адама. Только и всего.
В ответ на столь двусмысленную похвалу Йоранд криво усмехнулся:
– Если вы хотите этого ребенка, я буду только рад, если он окажется жив. И более того, помогу вам достать его, даже если его придется украсть из кроватки.
– Когда в детстве мы плохо себя вели, наша мама говорила нам, что отдаст нас злому нормандцу, – сказала Бренна, едва сдерживая смех. – Кто бы мог подумать, что я сама толкну злобного нормандского демона украсть ребенка из кроватки?
Немного успокоившись, она продолжила:
– Надеюсь, до этого дело не дойдет. Я запаслась серебром, чтобы выкупить малыша у приемных родителей. Главная проблема будет в том, чтобы заставить отца Амброзия сказать нам, где искать этого малыша.
– Я думаю, это можно доверить мне, – сказал Йоранд.
Его вид не оставлял сомнений в решительности помочь с поиском ребенка. Йоранд поймал руку Бренны, поцеловал ее ладошку и сказал:
–. Разве вы еще не поняли, что вы можете довериться мне, Бренна?
Она почувствовала, как проваливается в морскую голубизну его глаз. Да, это был настоящий океан, в который она, не боясь ничего, могла кинуться без оглядки. Бренна прижала ладони к его щекам и слилась с ним в поцелуе.
К тому времени как они возвратились к еде, кролик был холодным, покрытым слоем застывшего жира.
* * *
Ночью что-то разбудило Бренну. Какой-то звук. Мирно спавшая, свернувшись комочком около своего мужа, она распрямилась и теперь лежала, напряженно вслушиваясь в ночную тишину. Она надеялась услышать этот звук снова.
Полная луна над ними бросала свой холодный свет, и на землю ложились длинные угольно-черные тени от каждой травинки. Костер погас, и на его месте теперь остались тускло светящиеся угли. Бренна напряженно приподняла голову. Наконец звук повторился.
Это был голос. Низкий, полный гортанных переходов и свистящих и шипящих звуков. Слов она разобрать не смогла. Звук то нарастал, то ослабевал, будто его приносил к ним ручей!
Осторожно, чтобы не разбудить Йоранда, Бренна поднялась с плаща и бесшумно скользнула к берегу протоки. Голоса стали громче, и только теперь девушка поняла, почему она не смогла разобрать слов. Переговаривались явно мужчины, притом не на ирландском языке. На норвежском!
Тишину ночи разрывал грубый смех. Доносящийся но воде звук был неестественно громким. До чего же неприятен был этот смех! В нем угадывался человек, которому чужое горе и страдание приносили радость.
Внезапно кровь застыла у Бренны в жилах. Она узнала этот смех.
Из-за поворота реки появилась длинная нормандская лодка, на носу которой, держась за голову дракона, стоял человек. Его лицо было Бренне знакомо. Именно этот мужчина приходил к ней в ее ночных кошмарах. Серебристый свет луны лишил его волосы и бороду рыжеватого оттенка, но его черты лица и смех она узнала бы из тысячи других лиц и голосов. Она один раз наяву и сотни раз в своих ночных кошмарах наблюдала, как он насилует ее сестру Синид. Не узнать этого человека Бренна не могла.
Внезапно она ощутила, как на ее плечо легла тяжелая рука. Бренна стиснула зубы, готовая закричать, но ее рот плотно зажала ладонь.
– Тише, моя девочка, – прошептал Йоранд ей на ухо. – Ни звука.
Не шевелясь, Бренна смотрела, как мимо них тихо проплыла лодка чужаков. Нормандцы были слишком увлечены разговорами, чтобы заметить две пары глаз, смотревших на них из тени деревьев. Чужаки затянули какую-то песню, и Бренна узнала в ней тот же самый напев, что слышала от Йоранда, когда он только появился у них.
Лодка исчезла за поворотом реки, а Бренна не могла сдержать нервную дрожь. Чтобы как-то успокоить жену, Йоранд обнял ее.
– Ни звука, – напомнил он ей и добавил более спокойно: – Они ушли.
– Я знаю, но…
– Я никому не позволю обидеть вас, Бренна, – сказал Йоранд, разжимая объятия. Ее дрожь наконец стихла. – Ждите здесь, – решительно произнес он. – Я скоро вернусь.
– Куда вы?
– Прослежу за ними, – ответил Йоранд, направляясь к спрятанной лодке. – Эти люди знакомы мне. Я хочу получить ответ на некоторые вопросы. Я не уверен, но мне кажется, что их вожак мне знаком.
– Мне тоже, – сказала Бренна.
Йоранд остановился и обернулся. По его лицу Бренна увидела, что он понял ее.
– Это был он, – с бесконечным страданием в голосе добавила Бренна, обхватывая себя руками. Она явно ощущала, как мышцы начинали судорожно сжиматься, переставая слушаться ее.
Бренна увидела, как переменился в лице Йоранд. Его словно накрыла холодная тень.
– Я убью его ради вас, – сказал он, наконец разжав мрачно сжавшиеся губы. В его голосе звучала холодная ярость. Он повернулся к сплетенной из ивняка и обтянутой кожей лодке, спрятанной в кустах. Эту лодочку нормандец сплел специально для плавания по речкам и прятал ее на ночь, чтобы не обнаруживать себя. Сбросив с лодки укрывавшие ее ветки, он отвязал лодку от крючковатого дуба.
– Не ходи! – тихо воскликнула Бренна, обхватывая руками его талию и прижимая лицо к его спине. – Их слишком много.
– Не спорь со мной, женщина, – зарычал в темноту нормандец и выскользнул из ее объятий. Обернувшись, он уже более спокойно сказал ей: – Жди здесь. Я вернусь на рассвете.
Йоранд уперся плечом и столкнул лодку в воды Шаннона.
Бренну охватила паника. Она уже и не мечтала о том, чтобы избавиться от ужаса и вины, которые вызвал у нее тот случай в монастыре. Но время вылечило ее душевные раны, а нежность Йоранда позволила забыть о вине за случившееся. Хотя нет, где-то в глубине ее сердца боль и вина еще находили приют. Но если нормандец сейчас погибнет, Бренна не знала, переживет ли она это. Она должна была остановить его.
Одна из веток, которыми Йоранд скрывал лодку, была особенно толстой – толщиной, наверное, с его руку.
Бренна пристально посмотрела на нее, и тут у нее родилась замечательная идея, как остановить нормандца.
Бренна замахнулась дубиной и опустила ее на голову Йоранда. Раздался отвратительный глухой стук, и нормандец рухнул на землю, так и не поняв, что случилось.
– Я не хочу терять тебя, – сказала она, подходя к лежавшему на земле мужу.
Глава 21
С края навеса капало. От разогретых днем на солнце палок парило. Бренна опустила тряпку в кожаный ковш с водой, немного отжала ее и стала прикладывать к синяку размером с яйцо, стремительно растущему над бровью Йоранда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34