В форме участкового он мог преспокойно остановить любую машину и заставить шофера преследовать несуществующего преступника. А потом дорогой просто выкинуть шофера и скрыться на его же машине. Фалфар рассчитывал, что форма ему поможет.
А сейчас он только пожимает плечами и говорит:
– Моя собственная машина оказалась на подозрении. Поэтому я оставил ее на мойке и, признаться, от всей души забавлялся, видя, как вы усердно ее разыскиваете. Вы искали меня, а я был рядом с вами. Согласитесь же, мой план был просто великолепен. Жаль, что я не сумел его выполнить до конца. Законы диктует сила, а на сей раз вы оказались сильнее. Ну что такого особенного я совершил? Отправил на тот свет несколько человек. Да ведь до последнего мгновения никто из них не знал, что его ожидает, поэтому они, естественно, не боялись смерти и никто из них и не мучился.
– Оправдывая себя подобным образом, – говорю я, – вы только усугубляете вину.
Он вновь пожимает плечами.
– Да, я убивал не в состоянии аффекта, но, по-моему, мы с вами расходимся в вопросе о ценности человеческой жизни.
Мне все чаще приходило в голову, что Фалфар симулирует безумие и делает это весьма тонко.
– Все зависит от работы мозга, – продолжает он (пожалуй, правильнее дать ему выговориться, пусть он запутается в собственных сетях). – Я бы наверняка не стоял бы тут перед вами, не подведи меня мой мозг в последние дни. Всему виной слишком большое напряжение и бессмысленный страх.
– А вы боялись?
– Да, боялся, – снисходительно соглашается Фалфар. – Страх бывает присущ даже людям исключительно мужественным или гениальным. Мозг, подгоняемый страхом, работает с удвоенной силой.
Впервые Фалфар испытал страх, когда Троян пустил в оборот свои двадцать четыре тысячи крон серии «G-L».
– Он не дождался, пока я перепечатаю его долю, он решил, что все уже позабыли об этой серии, и ее действительно запросто приняли от него на почте. Он упрекал меня, твердил, что это я принудил его совершить преступление, что я хочу обокрасть их всех. Я и вправду не спешил с перепечаткой денег. Ведь, честно говоря, они ничего не заслужили. И деньги свои они не пожелали мне доверить. Тогда я и подал отличный совет. Идею с абонентными ящиками. Все ключи от них спрятать в банке из-под огурцов. А банку на всякий случай держать в квартире Галика. Троянова уже давно ненавидела своего мужа, и это тоже было мне на руку. Вы наверняка стали бы допрашивать его об этих двадцати четырех тысячах. И он, этот диабетик, сразу все выложил бы. Галик по моему предложению достал яд. Встречаться Галику с Трояновой в моей квартире стало опасно, они могли бы вас навести на след. Они и сами это поняли. И вот тогда они знакомятся заново. Ведь после странной смерти мужа обычно ищут любовника жены. Я предложил в будущем встречаться у Галика и потребовал, чтобы Галик отдал мне свой запасной ключ. В день взрыва я поджидал их, вынув заранее из банки ключики от ящиков.
Фалфар спрятал мину под ковер, пообещал счастливым любовникам в ближайшую же ночь дать крупную сумму перепечатанных денег и ушел.
Фалфар и сам был немало озабочен своими отношениями с Иткой Шераковой.
– Она потребовала два миллиона и только в этом случае обещала оставить меня в покое. Правда, женщину не заставишь молчать, дай ей хоть кучу денег. Все равно она вас рано или поздно выдаст, даже сама того не желая. Итка часто разговаривала во сне. Ей снились покойники. Ее мог услышать не только я, и потому пришлось с ней покончить. Хотя я по-своему любил эту женщину, она меня вполне устраивала.
Итка Шеракова получила порцию того знаменитого кофе, который выпил в свое время Врана в поезде № 2316. Когда она впала в беспамятство, Фалфар усадил ее в свою машину и отравил выхлопными газами.
Он рассказывает обо всем спокойно, с излишними подробностями. Любое зло он считает вполне естественным проявлением человеческой природы.
– Я приготовился закопать ее тело. Но тут случилось непредвиденное. Кто-то подъехал к дому. Оставив Итку, я кинулся к машине и, притушив фары, покинул липовую аллею. А потом поехал дальше! Дорога была мне хорошо знакома. Остановился я уже далеко на шоссе. Вы не могли меня там заметить, я вовремя убрался с вашего пути. Но потом я вернулся пешком посмотреть, что же происходит. Вы нашли у Галика ключи, верно ведь?
– Да, – говорю я. – Почему вы их спрятали там?
Фалфар хмуро взглянул на меня, словно удивленный этим вопросом, и презрительно ответил:
– Так мне хотелось.
– А вдруг после взрыва Галик или Троянова остались бы в живых?
– Нет, все было рассчитано.
– Ваш расчет мог не оправдаться. Ведь произошло же так при взрыве почтового вагона?
Фалфар морщит лоб, словно старается привести в порядок свои мысли.
– Ах, вы имеете в виду этого Ленка?
– Я думаю, что ни Галик, ни Троянова не промолчали бы, если, скажем, смогли бы что-то сказать перед смертью.
Фалфар мрачнеет.
– Прошу вас, не считайте меня глупее вас. Теория у меня всегда сходилась с практикой. На вилле Рата меня просто настигла судьба. Я не мог не оставить там следов.
Явись вы на час позже, все было бы в порядке. Мою судьбу решил именно этот час, один-единственный час из всей моей жизни.
– Почему после убийства участкового вы оставили в квартире свет?
– Ну, это мелочи, – глухо произносит он с презрительным видом.
– Но не будь этого, – продолжаю я, намеренно говоря неправду, – мы не ждали бы вас перед входом в дом. И ваши шансы на спасение возросли бы.
И тут Фалфар теряется. Вероятно, он мучительно раздумывает над тем, что мог бы для него означать простой поворот выключателя.
– А вы знаете, – продолжаю спрашивать я, – что, собственно, произошло в почтовом вагоне?
– Что же?
– Об этом вам расскажет старший лейтенант Ленк. Пока он лежал без сознания, он молчал и не мог съесть ваш отравленный шоколад. А когда пришел в себя, то сразу же заговорил. Ваше покушение на его жизнь оказалось бессмысленным.
Фалфар морщит лоб. Ошибки, допущенные им, явно мучают его больше, чем совершенные преступления. Я приказываю его увести.
Потом Фалфара допрашивают психиатры. И признают, что его можно передать в руки прокуратуры, которая, если Судет нужно, сама займется его душевным состоянием.
Проходит немало времени, и наш Карличек радуется своим успехам и славе. Эта слава отчасти помогает ему излечиться от несчастной любви.
Через два месяца я наконец получаю заключение. У Фалфара не установлено никакого умственного расстройства, и ему придется отвечать за свои действия.
В сентябре 1952 года Фалфар предстал перед судом. Его приговорили к смертной казни через повешение. Просьба о помиловании не была удовлетворена, и приговор привели в исполнение.
До последней минуты Фалфар защищал себя созданной им самим теорией, что все преступления, совершенные им, ничтожны по сравнению с войной, этим самым тягчайшим из всех преступлений. Но, по моему убеждению, именно две прошедшие войны и сыграли свою печальную роль, превратив его в преступника.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31