Я вернулся в гостиную, присел. Взял книгу, которую читал до прихода Джулии, и попытался сосредоточиться на чтении, но, разумеется, не смог.Когда я наконец добрался до постели, Джулия уже крепко спала. Я залез под одеяло и повернулся на бок, спиною к ней.
Аманда заплакала в час ночи. Я нащупал выключатель.– Что с ней такое? – сонно спросила Джулия.– Не знаю.Я вылез из постели, тряхнул головой, отгоняя сон. Прошел в детскую, включил свет. Дочка стояла в кроватке и рыдала во весь голос. Я протянул к ней руки, она потянулась ко мне, и я попытался ее успокоить. Может, приснилось что, подумал я.Однако она продолжала плакать, не умолкая. Возможно, что-то причиняет ей боль, что-то попавшее в подгузник. Я осмотрел ее. И увидел воспаление, красную сыпь на животе, расползающуюся полосами на спину, а по спине к шее.Вошла Джулия.– Ты не можешь ее угомонить? – спросила она.– С ней что-то неладное, – я показал Джулии сыпь.– Жар у нее есть?Я тронул лоб Аманды. Лоб был потный, горячий, но это могло объясняться и плачем. Тело оставалось прохладным.– Нет, не думаю.Теперь я вдруг увидел сыпь и на бедрах. Была ли она там мгновением раньше? Аманда плакала теперь еще громче.– Господи, – сказала Джулия. – Я позвоню врачу.– Да, позвони.Я уложил девочку на спину – она еще пуще зашлась в крике – и внимательно осмотрел все ее тельце. Сыпь распространялась, сомневаться в этом не приходилось.Джулия вернулась, сказала, что оставила врачу сообщение.– Ждать нельзя. Отвезу ее в «скорую», – сказал я.– Хочешь, я поеду с тобой?– Нет, оставайся с детьми.– Ладно, – сказала Джулия и ушла обратно в спальню. Малышка продолжала вопить.
– Я понимаю, плач причиняет неудобства, – говорил интерн, – однако не думаю, что давать ей успокоительное безопасно.Мы находились в палате больницы «скорой помощи». Интерн склонялся над Амандой, заглядывая ей в ухо с помощью какого-то инструмента. К этому времени уже все ее тело отливало яркой, воспаленной краснотой.Эта краснота меня пугала. Да и интерну я не доверял, он казался мне слишком молодым и неопытным. Судя по лицу, он и бриться-то еще не начал.– Жара у нее не было, – сказал, игнорируя вопли Аманды, интерн. – Впрочем, в таком возрасте это ничего не значит. До года температура может не подниматься даже при острых инфекциях.– Так все дело в этом? – спросил я. – В инфекции?– Не знаю. Сыпь наводит на мысль о вирусе. Но сначала надо посмотреть анализ крови. А, хорошо… – Проходившая мимо сестра вручила ему листок бумаги. – Угу… хмм…– Ну что там? – спросил я, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.Он смотрел в листок и покачивал головой.– Так что?– Это не инфекция, – сказал он. – Лейкоциты в норме, белок тоже.– И что это значит?Интерн выглядел очень спокойным. Я подумал: может, он просто тупица?– Придется проводить расширенное обследование, – сказал он. – Я закажу консультацию хирурга, невропатолога, вызовем дерматолога, инфекциониста. Это означает, что множество людей будут задавать вам одни и те же вопросы, однако…– Не страшно, – сказал я. – Просто… вы-то как думаете, что с ней неладно?– Не знаю. Если это не инфекция, нужно искать другие причины… Из страны она не выезжала?– Нет.– Воздействию тяжелых металлов или токсинов в последнее время не подвергалась?– Нет, нет.– Можете вы вспомнить хоть что-то, способное вызвать такую реакцию?– Нет, ничего… постойте, ей вчера делали прививки.– Какие именно?– Не знаю, – раздраженно ответил я, – те, какие положены в ее возрасте… Вы же тут врач, черт побери…– Все в порядке, мистер Форман, – успокаивающе произнес он. – Я понимаю, вам нелегко. Если вы назовете мне имя вашего педиатра, я ему позвоню.Я кивнул. Вытер ладонями лоб. Я был весь в поту. Я продиктовал интерну имя педиатра, и тот занес его в записную книжку. Я пытался успокоиться. Пытался мыслить трезво.А малышка все продолжала плакать.
Через полчаса у нее начались судороги – как раз когда над ней склонился один из облаченных в белый халат консультантов. Маленькое тельце ее вдруг задергалось, она беспорядочно забила ногами.Не помню, что я говорил и делал в ту минуту, однако в палате появился здоровенный, как футболист, санитар, который вытащил меня наружу и держал, не отпуская, за руки. Я взглянул из-за его огромного плеча на шестерых врачей, столпившихся вокруг моей дочери, на сестру, вводившую ей в лоб иглу. Тут я закричал и забился, однако санитар объяснил, что это всего лишь внутривенное вливание. У девочки обезвоживание организма. Отсюда и судороги.Судороги прекратились через несколько секунд. Но плакать она не перестала.
Незадолго до рассвета вызванные к Аманде специалисты, посовещавшись, объявили, что у нее либо кишечная непроходимость, либо опухоль мозга – что именно, они решить не могли и потому распорядились о проведении магнитно-резонансного сканирования.Аманду пристегнули ремнями к доске, которая вкатывалась на роликах внутрь большой белой машины. Дочка смотрела на нее в ужасе, по-прежнему продолжая рыдать. Медицинская сестра сказала, что я могу подождать в соседнем кабинете, вместе с оператором. Я перешел в комнату с окном во всю стену, в которое был виден прибор.Аманда была уже внутри его. Микрофон доносил до нас ее тоненький писк. Оператор щелкнул переключателем, заработал, создавая изрядный шум, насос. Но я все равно слышал крик моей дочери.И вдруг он прекратился. Аманда замолкла.Я глянул на оператора, на сестру. На лицах у них застыл ужас. Нам всем пришла в голову одна и та же мысль – случилось что-то страшное. Сердце затрепетало у меня в груди. Оператор торопливо выключил насос, и мы бросились к Аманде.Она лежала на доске, все еще пристегнутая, дышала тяжело, но, похоже, чувствовала себя лучше. Кожа ее уже значительно посветлела, став розовой, местами на ней появились участки нормального цвета. Сыпь исчезала прямо у нас на глазах.
Мы вернулись в палату, однако отпустить Аманду домой врачи не решались. Они все еще подозревали, что у нее опухоль или непорядок с кишечником, и хотели понаблюдать ее в больнице. Между тем сыпь проходила и час спустя исчезла совсем.Никто не мог понять, что произошло, врачи пребывали в растерянности. Аманда же с жадностью высосала бутылочку детского питания и заснула у меня на руках.Спустя некоторое время врачи объявили об очередной победе современной медицины и разрешили нам ехать домой. Аманда всю дорогу крепко спала. Когда я нес ее от машины к дому, небо было уже совсем светлым. День третий: 6.07 В доме было тихо, дети еще спали. Джулию я обнаружил в столовой, она стояла и смотрела на задний двор. Я сказал:– Мы вернулись.Джулия повернулась ко мне:– Ну как, с ней уже все в порядке?Я протянул ей ребенка:– Кажется, да.– Слава богу, – сказала Джулия. – Я так волновалась. Впрочем, к Аманде жена не приблизилась и не коснулась ее.– Я ужасно себя чувствую. Всю ночь не могла заснуть. Взгляд ее скользнул по моему лицу и ушел в сторону. Вид у Джулии был виноватый.– Хочешь ее подержать?– Я, э-э… – Джулия покачала головой. – Не сейчас. Мне надо проверить разбрызгиватели. По-моему, они выливают на розы слишком много воды.Я смотрел, как Джулия выходит на задний двор, как стоит, рассматривая разбрызгиватели. Она обернулась, взглянула на меня, потом сделала вид, будто проверяет висевший на стене таймер. Я не понимал, что там проверять. Садовники отрегулировали таймер разбрызгивателей всего лишь на прошлой неделе.На руках у меня зашевелилась Аманда. Я отнес ее в детскую, поменял подгузник и уложил в кровать.Когда я вернулся, Джулия на кухне разговаривала по сотовому телефону. Это была еще одна из ее новых привычек. Домашним телефоном она больше не пользовалась. Я как-то спросил у нее почему. Она ответила, что ей приходится делать много междугородных звонков, а компания оплачивает счета за сотовую связь.Я замедлил шаг и услышал, как она говорит:– Да, черт возьми, конечно, сделала, но теперь нужно быть осторожнее… – Тут она подняла взгляд и увидела меня. Тон ее изменился: – Хорошо, э-э… послушай, Кэрол, я думаю, мы сможем все уладить, надо только позвонить во Франкфурт. Пошли следом факс и дай мне знать, что они ответят. Она щелкнула крышкой телефона. Я вошел в кухню.– Джек, мне ужасно не хочется уходить, не повидав детей, но на работе опять произошла какая-то заваруха.Я взглянул на часы: пятнадцать минут седьмого.– Хорошо. Конечно.– Спасибо. Я тебе позвоню попозже. И она ушла.
От усталости у меня путались мысли. Аманда по-прежнему спала, и, если повезет, она проспит еще несколько часов. В половине седьмого пришла наша домработница Мария. Дети позавтракали, и я повез их в школу, изо всех сил стараясь не заснуть. Эрик сидел на переднем сиденье рядом со мной и отчаянно зевал.– Ты что-то сонный сегодня.– Да меня эти парни все время будили, – сказал он.– Какие парни?– Ну, которые приходили к нам ночью. Пропылесосили все. И привидение в пылесос засосали.На заднем сиденье фыркнула Николь:– Привидение…– Думаю, тебе это приснилось, – сказал я.В последнее время Эрика одолевали ночные кошмары. Я был совершенно уверен, что виновата в этом Николь, позволявшая брату смотреть вместе с ней фильмы ужасов.– Не, пап, не приснилось, – ответил Эрик и снова зевнул. – Парни к нам точно приходили. Целая куча.– А что за привидение?– Ну, привидение. Серебристое такое. И без лица.Мы уже подъехали к школе. Ребятишки выгрузились из машины, волоча за собой рюкзаки. Я поехал домой, надеясь, что удастся поспать хоть пару часов. Больше я ни о чем думать не мог.
Мария разбудила меня около одиннадцати:– Мистер Форман! Мистер Форман! Взгляните на малышку, мистер Форман. Она вся…Я тут же проснулся.– Что с ней?– Вы сами взгляните, мистер Форман.Я выполз из постели и поплелся в детскую. Аманда стояла в кроватке, подпрыгивая и радостно улыбаясь. Все было бы нормально, но только тело ее приобрело однородный лиловато-синий оттенок.– О господи! – вырвалось у меня.Я подошел к Аманде, она залопотала что-то и потянулась ко мне ручонками, показывая, что я должен взять ее на руки.Я так и сделал. Похоже, чувствовала она себя хорошо – тут же вцепилась мне в волосы и попыталась стянуть с носа очки. Я ощутил облегчение – даже при том, что все ее тело выглядело как один большой синяк.Одной рукой я набрал номер врача из больницы «скорой помощи». Я уже научился почти все делать одной рукой. Трубку врач снял сразу, и голос у него был удивленный.– О, – сказал он, – а я как раз собирался вам звонить. Как себя чувствует ваша дочь?– Ну, чувствует-то она себя вроде бы хорошо, – сказал я, опуская Аманду в кроватку. – Вот только…– У нее случайно синяки не появились?– Да, – ответил я. – На самом деле появились. Я потому и звоню.– По всему телу? Однородные?– Да. Их очень много. А почему вы спрашиваете?– Ну, – отозвался врач, – судя по анализам, у нее все в норме. Правда, еще нет результатов магнитно-резонансного сканирования, там сломался прибор. Говорят, придется подождать несколько дней. – Врач откашлялся. – Мистер Форман, насколько мне известно, вы специалист по программному обеспечению.– Правильно.– Означает ли это, что вы участвовали в производстве?– Нет. Я занимался разработкой программ.– Могу я спросить, где вы работаете?– В настоящее время я безработный.– Понятно. Хорошо. И давно?– Шесть месяцев.– Понятно.– Почему вы задаете такие вопросы? – спросил я.– Это простая формальность. Управление здравоохранения и безопасности проводит расследование.– И что они расследуют? – поинтересовался я.– На днях поступило сообщение об одном случае, – ответил врач, – очень похожем на случай вашей дочери. Но там совершенно иная ситуация. Сорокадвухлетний натуралист заночевал в Сьерре, а пять дней назад его госпитализировали в Сакраменто. Клиническая картина та же, что у вашей дочери, – внезапное необъяснимое начало заболевания, отсутствие температуры, болезненная эритематозная реакция.– И все это прекратилось после магнитно-резонансного сканирования?– Я не знаю, проводилось ли оно, – ответил врач. – Но складывается впечатление, что этот синдром проходит сам, без лечения. Внезапное начало и резкое прекращение.– А как он сейчас? Натуралист?– Все хорошо. Посинел на пару дней, но больше ничего. Затем он попросил меня обязательно позвонить, если с Амандой произойдут какие-нибудь изменения, и я, пообещав ему это, повесил трубку.Я вернулся к кроватке Аманды, взял ее на руки – и она мигом стянула с меня очки. Я попытался схватить их.– Аманда… – но было уже поздно, очки полетели на пол. Я заморгал. Без очков я почти ничего не вижу. Я опустился, придерживая Аманду, на четвереньки и начал шарить по полу. Очки нашлись под кроваткой.Надев их, я обнаружил, что таращусь на электрическую розетку под кроваткой. В розетку была воткнута маленькая пластмассовая коробочка. Я вытащил ее. Это был кубик пять на пять сантиметров, судя по виду – стабилизатор напряжения.Я повертел кубик в руке. Откуда он взялся?Поднявшись на ноги, я оглядел комнату, пытаясь понять, что еще в ней изменилось. И, к своему удивлению, обнаружил, что изменилось все – слегка, но изменилось. На абажуре ночника Аманды были нарисованы персонажи из «Винни-Пуха». Я всегда поворачивал его так, что прямо на кроватку глядел Тигра, ее любимец. Теперь на кроватку смотрел ослик Иа. У подстилки, на которой я перепеленывал Аманду, было в одном углу пятно; я всегда клал ее так, что этот угол оказывался левым нижним. Теперь же он стал правым верхним. Кроме того… В детскую вошла домработница.– Мария, – спросил я, – вы сегодня здесь убирались?– Нет, мистер Форман.– Но комната выглядит по-другому, – сказал я. Она огляделась, пожала плечами:– Да нет, мистер Форман. Все как раньше.У нее на лице читалось недоумение, которое лишь усилилось, когда я показал ей вынутый из розетки кубик.– Вы его раньше видели? Она покачала головой:– Нет.– Он был под кроваткой.Мария повертела кубик в руке, разглядывая. Потом пожала плечами и вернула его мне.– Хорошо, Мария, – сказал я. – Все это не важно. Она наклонилась, чтобы поднять малышку:– Я ее сейчас покормлю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21