https://wodolei.ru/brands/Grohe/
Разнообразие и богатый выбор сбивали с толку.
Зайди в любой магазин и купи любую одежду, если решила изменить внешность. У тебя много денег, ты можешь стать кем угодно. Возьми себе любое имя, если невмоготу носить свое, не все ли равно какое – Палома, Донна…
Вдруг ей захотелось стать скучающей продавщицей, хорошо одетой, в дорогом костюме с мини-юбкой в черно-белую клетку, стать за прилавок и ждать, когда пройдут сорок семь с половиной минут до следующего перерыва.
Возле магазинчика, торгующего постельным бельем, у нее появилось желание ввалиться, разбросать выставленные на витринах подушки с подобранными в тон одеялами, упасть на одну из этих кроватей и застыть. Стать манекеном.
В парикмахерском салоне только что прошла смена, ее приняли сразу же. Салон был затемненным, с черными стеклами и отделкой, имитирующей черепаховый панцирь.
Шон сделал ей массаж головы, посадил перед зеркалом. Отбросив назад ее волосы, он произнес слова, которых Ния боялась с самого приезда в Лос-Анджелес:
– Да это же Ния Уайтт!
Ния заговорила с легким французским акцентом:
– Вы, должно быть, Джон Малькович! – воскликнула она.
– Да нет же, право, вы – Уайтт, – сказал он. – Ну, скажите же, что это – вы? Вы должны быть ею.
– Нет, я – Эллен Баркин, – Ния усилила акцент. – А сейчас подстригите мне волосы покороче. Я хочу покрасить их в черный цвет с рыжеватыми перышками. Я хочу выглядеть похожей на черноволосую Анни Леннокс. Вы любите их музыку?
– Такие прекрасные волосы, – запротестовал Шон, приподнимая ее золотистые локоны.
– Но мне необходимо стать совершенно другой девушкой, Шон. – Он искоса взглянул на нее. – Забудем про знаменитости и известности, дорогой, – попросила Ния. – С чего бы Ния Уайтт захотела укоротить свои чудные волосы? Только дурак может сделать такое. И этот дурак – я. Так что, режьте!
Шон взмахнул ножницами и принялся за работу.
Ей понравился новый облик. Она стала выглядеть игривой и плутоватой. Она купила себе помаду с пурпурным оттенком. «Юг Франции, – решила она, подкрасив губы. – А не Южная Америка, где все будут искать меня у Моравио. Или, что еще хуже, отыщет сам Моравио. Ферма на юге Франции. У меня хватит денег. Завтра встречусь с адвокатом, приготовлю завещание, рассчитаюсь с долгами, переведу счет в швейцарский банк. Год на ферме, в провинции. Буду писать. У меня есть свои задумки сценария».
Выйдя из парикмахерского салона, она примерила одежду в нескольких магазинах. В конце концов, остановилась на партии модных блузок из хлопка. И трех вязаных свитерах – черном, сером и кремовом… Она расстанется с зелеными ботинками, джинсовыми куртками и фиолетовым кожаным платьем.
Из-за вишнево-черных волос и ярко-красных губ кожа казалась очень белой. Ния натянула черную блузку и сандалии с ремешками до щиколоток, надела солнечные очки в форме «кошачьих глаз». Она совершенно не напоминает Нию Уайтт. И, конечно же, больше никто не примет ее за Робин Риз.
«Да, – подумала, она. – Совершенно новый тип».
Расплачиваясь кредитной карточкой, Ния радовалась, что оформила ее на свое настоящее имя: Элинор Н. Уайтт. Ния, в действительности, было ее второе имя и стало актерским псевдонимом. Элинор – ее бабушка по материнской линии. Нора. Ну что же, хорошее имя. Литературное.
Нора Уайтт, писательница, живущая на юге Франции. Езда на велосипеде. Виноградники на склонах гор. Соломенные шляпы-канотье. Спокойный год, два, пять. Какая разница, на сколько лет она выйдет из игры? Она хотела родить ребенка после тридцати лет. У нее будет десять спокойных лет за пределами съемочного безумия. Она вообще может больше не возвращаться в большое кино.
Складывая ее покупки в блестящую сумку, клерк в магазине одежды спросила Нию, не из Восточной ли она Европы.
– Должно быть, судя по изменениям в ваших странах, что-то важное происходит в этом году?
Ния удивленно посмотрела на женщину, потом поняла. Она старается говорить с акцентом, словно играет роль. Жар полыхнул в груди, кровь ударила в лицо, когда она поняла, чей это образ. Мирина. Именно ее образ создавала Ния. Элегантная писательница в Париже и южной Франции. Никто иной, KQ.K 66 любимая Мирина двадцать лет назад. Мирина впервые встретившая Леонарда Джакобса и влюбившаяся в него.
«Не подходит, – подумала Ния. – Совсем не подходит».
Сложив покупки в машину, Ния вернулась и села на скамейку в павильоне, прислушиваясь к бормотанию покупателей. Весь день она перевоплощалась. Все началось с торговца. Совершенно новая девушка. Ну, хорошо. Результат налицо. Никто не узнает ее. Она не та. Она изменила свою внешность, придумала программу действий, чтобы сбежать в Европу или Бразилию. Что ж ей теперь, так и прятаться всю оставшуюся жизнь?
Ее бегство только подогреет сплетни и слухи. Все поверят, что она имеет прямое отношение к смерти Тэсс.
Надо было придумывать что-то другое. Она покончила с ролями, в которых видеть ее хотели другие. Но этот сумасшедший, убийца, требует от нее игры по сценарию, созданному для нее его безумной фантазией. Загоняет ее в угол. Он будет преследовать ее, подталкивать, пока у нее не останется нигде пространства для свободного перемещения. И тогда единственным местом для нее останется пропитанная алкоголем кухня матери.
Она не может оставаться только преемником его навязчивых идей. Она устала находиться постоянно в кадре. Устала от его подглядываний с видеокамерой. Устала от того, что он врывается в ее комнаты, ворует одежду, следит за ней, наблюдает в интимные моменты. Она устала от его безумных писем и мнений, какова ее роль в его истории, и как его история вытесняет все остальное из ее жизни.
Она перехватит его сюжет и даст свое продолжение. Он хотел ее? Пожалуйста, пусть приходит и берет. Ее сюжет сильнее. Она опутает его сюжетом, и сюжет поглотит его. Она подождет, и он покажет свое лицо. Пусть продолжает. Пусть похищает и уносит в свои фантазии. Она будет ждать. Войдет в его мир и сделает его мир – своим. Единственный путь, который у нее есть, чтобы выжить – подыграть убийце.
Возвращаясь из павильона к машине, Ния зашла в магазин канцелярских принадлежностей. У вежливого и внимательного продавца она спросила, есть ли у них конверты, которые складываются внутрь, а сверху пишется адрес. Молодой человек принес ей пачку. Она уже доставала из кошелька деньги, чтобы рассчитаться, когда в голову ей пришла шальная мысль.
– Скажите, а нет ли у вас французских конвертов с надписью: Par Avion?
– Почему же нет? Мы торгуем и такими. Пожалуйста – он принес ей пачку голубых тонких листков, она попросила еще, чтобы хватило на всех.
Она доехала по Ла-Чинега до кофейни, села за столик, заказала «Каппучино» и принялась писать:
«Мой дорогой поклонник!
Долгие годы ты писал мне, но это была односторонняя связь. У меня никогда не было возможности выразить тебе свою признательность и привязанность, или поделиться с тобой своими мыслями. Но сейчас мы оба знаем, что наши отношения зашли далеко. Они превосходят все возможные фантазии. Стало ясно, если я приму то, что ты называешь «историей», то смогу, действительно, жить. Ничто иное, как твоя история, ее завершение – источник моей дальнейшей спокойной жизни. Следовательно, для меня жизненной необходимостью станет решение, не увиливая, войти в историю твоей любви. Ответив на твою любовь, я обрету истинное предназначение и свое лицо.
Предлагаю встретиться, обсудить наши возможности и планы. Я не стеснена в средствах. Верю, что осталась в живых для объединения с тобой. Я знаю, что ты хочешь только этого, а не моей смерти. Вместе мы начнем новую жизнь. Я буду существовать только для тебя и твоей истории. Стану твоим созданием. У тебя нет причин испытывать такие мучения, страдать, фантазируя.
Через пару дней я вернусь в Санта-Фе, чтобы окончательно во всем разобраться. К тому времени я буду готова уехать с тобой, покончить со своей прежней жизнью. Я готова служить твоей воле, создать тебе счастье.
Посылаю это письмо через моего хорошего друга, потому что знаю – ты недалеко от меня. Твои письма приходили ко мне через близких людей. Это будет величайшей, талантливейшей игрой в моей жизни, дорогой. Потому что это будет моей настоящей жизнью, моей новой жизнью с тобой. Пожалуйста, свяжись со мной, чтобы мы смогли подготовить красивую встречу. Знаю, ты сможешь найти меня. Как находил всегда.
Искренне твоя. Ния».
Она переписала письмо на нескольких листках и аккуратно сложила. Записная книжка лежала в сумке. Она адресовала письма на офисы «Визион-фильма» в Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке и Париже, на ранчо в Тесукве – лично Мирине и Леонарду, Мануэлю через Мирину и в Бразилию, в загородный дом. Сюзанне Сколфильд, на дом в агентство. Полетт Джойс, продюсеру Леонарда. Джино, Джеку, Конни, Дэну. Всем, кого вспомнила из съемочной группы «Визионфильма». Все письма она адресовала через них Нии Уайтт.
Если письма придут домой или в офис любого, кому она дорога, ей передадут их нераспечатанными. Она закодировала их, поставив на каждом конверте печатными буквами слово: ГОТОВА. По мере того, как письма будут возвращаться к ней, она вычислит поклонника.
Если тот человек увидит одно из этих писем в своей почте, он поймет, что это не его послание. Даже не его почерк. Но конверты будут такими же. Несомненно, в нем пробудится любопытство. Он откроет письмо. И не сможет воспротивиться искушению, согласится встретиться с ней.
Она дождется ответа, а потом уедет в отдаленное место, например, в Таосскую хижину, назначив свидание. Харм и Куинтана помогут ей устроить ловушку. Она будет ждать с револьвером наготове. Возможно, они проведут в хижину телефон и услышат голос этого человека. Можно установить скрытые камеры и записать встречу на видеопленку. Она назовет его по имени. Она втянет его в беседу. Она добьется от него признаний. Потом появится полиция. А если что-нибудь пойдет не так…
Ния лизнула последний конверт. В конце записной книжки у нее была страничка с марками. Она аккуратно приклеила марки на письма.
Если что-то пойдет не так, она застрелит его. У нее не будет другого выхода. Самооборона.
Пока она поживет несколько дней у матери. За это время письма прибудут к адресатам. Хотя бы те, что адресованы на место съемок. Она убедит Харма быть с ней и сопровождать в Санта-Фе.
Возвращаясь в Санта-Монику, Ния остановилась на углу и опустила письма в почтовый ящик.
Глава 22
Харм проехал через горы. Над Лос-Анджелесом навис желтый туман. Контора Салли Беард располагалась на Ла-Чинега, к югу от бульвара Санта Моники. Он миновал бесконечные торговые ряды, магазины восточных ковров и заведения со стриптизом. Вывеска конторы Салли располагалась над медицинской клиникой, по соседству с магазином, торгующим тропической рыбой.
Он поставил машину, перешел улицу, поднялся на второй этаж. Дверь была открыта. Салли разговаривала по телефону. Заметив Харма, она приветственно подняла руку, попрощалась в трубку и радостно улыбнулась:
– Харм Боланд! Итак, мы оба на свободных хлебах? И что ты думаешь? Не идиоты ли мы, отказавшись от государственной пенсии?
Салли была приятной полной женщиной лет пятидесяти, в полинявших джинсах и ярко-розовой футболке. Открытое улыбающееся лицо. Пышные каштановые волосы. Ему всегда было приятно работать с ней.
– Что у нас есть? – спросила она. – Давай поглядим, – она вытащила один из образцов почерка и положила его рядом с открыткой. – Ты говоришь, что адрес был написан на открытке несколько лет назад? Внешне образцы выглядят непохоже. Но, по моему мнению, они определенно написаны одним и тем же человеком.
Салли протянула ему записку Мирины Джакобс.
– Видишь, черточка у «Т» одна и та же. Почерк на открытке размашистый и быстрый, писалось в спешке. Записи на сценарии сделаны довольно мелкими буквами – это может означать высшую степень концентрации внимания. Но перечеркивание «Т» одинаково, есть и другие характерные признаки.
Харм собрал листы, поблагодарил:
– Спасибо, Салли!
– Надеюсь, это тебе поможет?
– Без сомнений.
– Это не моя специальность, но точечная матрица компьютера похожа на принтер Эпсона, – добавила она. – Мне приходится совершенствоваться в наш компьютерный век.
Харм попросил разрешения Салли воспользоваться ее ксероксом, чтобы снять копии с письма Робин. Он обещал вернуть оригинал ее матери. Салли дала ему конверт с маркой и пообещала отправить письмо в понедельник.
Он еще раз поблагодарил ее и направился к машине. Несколько минут сидел в нагретой машине, потом опустил стекло, взглянул на часы, мысленно распределяя остаток дня. Ему надо подыскать место для ночлега. Может, просто остановиться в гостинице возле аэропорта? Он хотел заехать к Джону Санду, но решил подождать часов до шести. Обычно люди бывают дома в субботу вечером, перед тем, как пройтись куда-либо. Ему захотелось встретиться с Дьердь. Он достал ее визитную карточку, на которой стоял домашний адрес Файн. Венеция Бич. В Венеции есть неплохая гостиница. Старый знакомый район. Недалеко расположен квартал, где он жил, когда был женат. Никки тогда исполнилось года полтора. Харм катал его в голубой прогулочной коляске.
Он вышел из машины, снова пересек улицу, поднялся по лестнице, извинился и спросил Салли Беард, можно ли воспользоваться ее телефоном. Автоответчик Дьердь Файн принял вызов. Но не успел Харм надиктовать свое послание, как Дьердь перехватила трубку.
– Боланд! Мне надо поговорить с вами. Где вы?
– Здесь, в городе.
– Невероятно. Не могу поверить в то, что случилось. Не могу понять, отчего повела себя настолько глупо. Зачем я уехала оттуда? Джакобс вышвырнул меня. Завтра я возвращаюсь в Нью-Мексико. Но сейчас вы в городе, значит, мой день складывается удачно.
Когда мы сможем поговорить? Между прочим, ваше прикрытие не сработало. Конечно, я-то знала с самого начала, что вы не тот, за кого себя выдаете. Ну, этот вздор насчет профессора.
– Как вы узнали? Я думал, что играл довольно неплохо.
– Хоув. В университете Миннесоты кинофакультета нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Зайди в любой магазин и купи любую одежду, если решила изменить внешность. У тебя много денег, ты можешь стать кем угодно. Возьми себе любое имя, если невмоготу носить свое, не все ли равно какое – Палома, Донна…
Вдруг ей захотелось стать скучающей продавщицей, хорошо одетой, в дорогом костюме с мини-юбкой в черно-белую клетку, стать за прилавок и ждать, когда пройдут сорок семь с половиной минут до следующего перерыва.
Возле магазинчика, торгующего постельным бельем, у нее появилось желание ввалиться, разбросать выставленные на витринах подушки с подобранными в тон одеялами, упасть на одну из этих кроватей и застыть. Стать манекеном.
В парикмахерском салоне только что прошла смена, ее приняли сразу же. Салон был затемненным, с черными стеклами и отделкой, имитирующей черепаховый панцирь.
Шон сделал ей массаж головы, посадил перед зеркалом. Отбросив назад ее волосы, он произнес слова, которых Ния боялась с самого приезда в Лос-Анджелес:
– Да это же Ния Уайтт!
Ния заговорила с легким французским акцентом:
– Вы, должно быть, Джон Малькович! – воскликнула она.
– Да нет же, право, вы – Уайтт, – сказал он. – Ну, скажите же, что это – вы? Вы должны быть ею.
– Нет, я – Эллен Баркин, – Ния усилила акцент. – А сейчас подстригите мне волосы покороче. Я хочу покрасить их в черный цвет с рыжеватыми перышками. Я хочу выглядеть похожей на черноволосую Анни Леннокс. Вы любите их музыку?
– Такие прекрасные волосы, – запротестовал Шон, приподнимая ее золотистые локоны.
– Но мне необходимо стать совершенно другой девушкой, Шон. – Он искоса взглянул на нее. – Забудем про знаменитости и известности, дорогой, – попросила Ния. – С чего бы Ния Уайтт захотела укоротить свои чудные волосы? Только дурак может сделать такое. И этот дурак – я. Так что, режьте!
Шон взмахнул ножницами и принялся за работу.
Ей понравился новый облик. Она стала выглядеть игривой и плутоватой. Она купила себе помаду с пурпурным оттенком. «Юг Франции, – решила она, подкрасив губы. – А не Южная Америка, где все будут искать меня у Моравио. Или, что еще хуже, отыщет сам Моравио. Ферма на юге Франции. У меня хватит денег. Завтра встречусь с адвокатом, приготовлю завещание, рассчитаюсь с долгами, переведу счет в швейцарский банк. Год на ферме, в провинции. Буду писать. У меня есть свои задумки сценария».
Выйдя из парикмахерского салона, она примерила одежду в нескольких магазинах. В конце концов, остановилась на партии модных блузок из хлопка. И трех вязаных свитерах – черном, сером и кремовом… Она расстанется с зелеными ботинками, джинсовыми куртками и фиолетовым кожаным платьем.
Из-за вишнево-черных волос и ярко-красных губ кожа казалась очень белой. Ния натянула черную блузку и сандалии с ремешками до щиколоток, надела солнечные очки в форме «кошачьих глаз». Она совершенно не напоминает Нию Уайтт. И, конечно же, больше никто не примет ее за Робин Риз.
«Да, – подумала, она. – Совершенно новый тип».
Расплачиваясь кредитной карточкой, Ния радовалась, что оформила ее на свое настоящее имя: Элинор Н. Уайтт. Ния, в действительности, было ее второе имя и стало актерским псевдонимом. Элинор – ее бабушка по материнской линии. Нора. Ну что же, хорошее имя. Литературное.
Нора Уайтт, писательница, живущая на юге Франции. Езда на велосипеде. Виноградники на склонах гор. Соломенные шляпы-канотье. Спокойный год, два, пять. Какая разница, на сколько лет она выйдет из игры? Она хотела родить ребенка после тридцати лет. У нее будет десять спокойных лет за пределами съемочного безумия. Она вообще может больше не возвращаться в большое кино.
Складывая ее покупки в блестящую сумку, клерк в магазине одежды спросила Нию, не из Восточной ли она Европы.
– Должно быть, судя по изменениям в ваших странах, что-то важное происходит в этом году?
Ния удивленно посмотрела на женщину, потом поняла. Она старается говорить с акцентом, словно играет роль. Жар полыхнул в груди, кровь ударила в лицо, когда она поняла, чей это образ. Мирина. Именно ее образ создавала Ния. Элегантная писательница в Париже и южной Франции. Никто иной, KQ.K 66 любимая Мирина двадцать лет назад. Мирина впервые встретившая Леонарда Джакобса и влюбившаяся в него.
«Не подходит, – подумала Ния. – Совсем не подходит».
Сложив покупки в машину, Ния вернулась и села на скамейку в павильоне, прислушиваясь к бормотанию покупателей. Весь день она перевоплощалась. Все началось с торговца. Совершенно новая девушка. Ну, хорошо. Результат налицо. Никто не узнает ее. Она не та. Она изменила свою внешность, придумала программу действий, чтобы сбежать в Европу или Бразилию. Что ж ей теперь, так и прятаться всю оставшуюся жизнь?
Ее бегство только подогреет сплетни и слухи. Все поверят, что она имеет прямое отношение к смерти Тэсс.
Надо было придумывать что-то другое. Она покончила с ролями, в которых видеть ее хотели другие. Но этот сумасшедший, убийца, требует от нее игры по сценарию, созданному для нее его безумной фантазией. Загоняет ее в угол. Он будет преследовать ее, подталкивать, пока у нее не останется нигде пространства для свободного перемещения. И тогда единственным местом для нее останется пропитанная алкоголем кухня матери.
Она не может оставаться только преемником его навязчивых идей. Она устала находиться постоянно в кадре. Устала от его подглядываний с видеокамерой. Устала от того, что он врывается в ее комнаты, ворует одежду, следит за ней, наблюдает в интимные моменты. Она устала от его безумных писем и мнений, какова ее роль в его истории, и как его история вытесняет все остальное из ее жизни.
Она перехватит его сюжет и даст свое продолжение. Он хотел ее? Пожалуйста, пусть приходит и берет. Ее сюжет сильнее. Она опутает его сюжетом, и сюжет поглотит его. Она подождет, и он покажет свое лицо. Пусть продолжает. Пусть похищает и уносит в свои фантазии. Она будет ждать. Войдет в его мир и сделает его мир – своим. Единственный путь, который у нее есть, чтобы выжить – подыграть убийце.
Возвращаясь из павильона к машине, Ния зашла в магазин канцелярских принадлежностей. У вежливого и внимательного продавца она спросила, есть ли у них конверты, которые складываются внутрь, а сверху пишется адрес. Молодой человек принес ей пачку. Она уже доставала из кошелька деньги, чтобы рассчитаться, когда в голову ей пришла шальная мысль.
– Скажите, а нет ли у вас французских конвертов с надписью: Par Avion?
– Почему же нет? Мы торгуем и такими. Пожалуйста – он принес ей пачку голубых тонких листков, она попросила еще, чтобы хватило на всех.
Она доехала по Ла-Чинега до кофейни, села за столик, заказала «Каппучино» и принялась писать:
«Мой дорогой поклонник!
Долгие годы ты писал мне, но это была односторонняя связь. У меня никогда не было возможности выразить тебе свою признательность и привязанность, или поделиться с тобой своими мыслями. Но сейчас мы оба знаем, что наши отношения зашли далеко. Они превосходят все возможные фантазии. Стало ясно, если я приму то, что ты называешь «историей», то смогу, действительно, жить. Ничто иное, как твоя история, ее завершение – источник моей дальнейшей спокойной жизни. Следовательно, для меня жизненной необходимостью станет решение, не увиливая, войти в историю твоей любви. Ответив на твою любовь, я обрету истинное предназначение и свое лицо.
Предлагаю встретиться, обсудить наши возможности и планы. Я не стеснена в средствах. Верю, что осталась в живых для объединения с тобой. Я знаю, что ты хочешь только этого, а не моей смерти. Вместе мы начнем новую жизнь. Я буду существовать только для тебя и твоей истории. Стану твоим созданием. У тебя нет причин испытывать такие мучения, страдать, фантазируя.
Через пару дней я вернусь в Санта-Фе, чтобы окончательно во всем разобраться. К тому времени я буду готова уехать с тобой, покончить со своей прежней жизнью. Я готова служить твоей воле, создать тебе счастье.
Посылаю это письмо через моего хорошего друга, потому что знаю – ты недалеко от меня. Твои письма приходили ко мне через близких людей. Это будет величайшей, талантливейшей игрой в моей жизни, дорогой. Потому что это будет моей настоящей жизнью, моей новой жизнью с тобой. Пожалуйста, свяжись со мной, чтобы мы смогли подготовить красивую встречу. Знаю, ты сможешь найти меня. Как находил всегда.
Искренне твоя. Ния».
Она переписала письмо на нескольких листках и аккуратно сложила. Записная книжка лежала в сумке. Она адресовала письма на офисы «Визион-фильма» в Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке и Париже, на ранчо в Тесукве – лично Мирине и Леонарду, Мануэлю через Мирину и в Бразилию, в загородный дом. Сюзанне Сколфильд, на дом в агентство. Полетт Джойс, продюсеру Леонарда. Джино, Джеку, Конни, Дэну. Всем, кого вспомнила из съемочной группы «Визионфильма». Все письма она адресовала через них Нии Уайтт.
Если письма придут домой или в офис любого, кому она дорога, ей передадут их нераспечатанными. Она закодировала их, поставив на каждом конверте печатными буквами слово: ГОТОВА. По мере того, как письма будут возвращаться к ней, она вычислит поклонника.
Если тот человек увидит одно из этих писем в своей почте, он поймет, что это не его послание. Даже не его почерк. Но конверты будут такими же. Несомненно, в нем пробудится любопытство. Он откроет письмо. И не сможет воспротивиться искушению, согласится встретиться с ней.
Она дождется ответа, а потом уедет в отдаленное место, например, в Таосскую хижину, назначив свидание. Харм и Куинтана помогут ей устроить ловушку. Она будет ждать с револьвером наготове. Возможно, они проведут в хижину телефон и услышат голос этого человека. Можно установить скрытые камеры и записать встречу на видеопленку. Она назовет его по имени. Она втянет его в беседу. Она добьется от него признаний. Потом появится полиция. А если что-нибудь пойдет не так…
Ния лизнула последний конверт. В конце записной книжки у нее была страничка с марками. Она аккуратно приклеила марки на письма.
Если что-то пойдет не так, она застрелит его. У нее не будет другого выхода. Самооборона.
Пока она поживет несколько дней у матери. За это время письма прибудут к адресатам. Хотя бы те, что адресованы на место съемок. Она убедит Харма быть с ней и сопровождать в Санта-Фе.
Возвращаясь в Санта-Монику, Ния остановилась на углу и опустила письма в почтовый ящик.
Глава 22
Харм проехал через горы. Над Лос-Анджелесом навис желтый туман. Контора Салли Беард располагалась на Ла-Чинега, к югу от бульвара Санта Моники. Он миновал бесконечные торговые ряды, магазины восточных ковров и заведения со стриптизом. Вывеска конторы Салли располагалась над медицинской клиникой, по соседству с магазином, торгующим тропической рыбой.
Он поставил машину, перешел улицу, поднялся на второй этаж. Дверь была открыта. Салли разговаривала по телефону. Заметив Харма, она приветственно подняла руку, попрощалась в трубку и радостно улыбнулась:
– Харм Боланд! Итак, мы оба на свободных хлебах? И что ты думаешь? Не идиоты ли мы, отказавшись от государственной пенсии?
Салли была приятной полной женщиной лет пятидесяти, в полинявших джинсах и ярко-розовой футболке. Открытое улыбающееся лицо. Пышные каштановые волосы. Ему всегда было приятно работать с ней.
– Что у нас есть? – спросила она. – Давай поглядим, – она вытащила один из образцов почерка и положила его рядом с открыткой. – Ты говоришь, что адрес был написан на открытке несколько лет назад? Внешне образцы выглядят непохоже. Но, по моему мнению, они определенно написаны одним и тем же человеком.
Салли протянула ему записку Мирины Джакобс.
– Видишь, черточка у «Т» одна и та же. Почерк на открытке размашистый и быстрый, писалось в спешке. Записи на сценарии сделаны довольно мелкими буквами – это может означать высшую степень концентрации внимания. Но перечеркивание «Т» одинаково, есть и другие характерные признаки.
Харм собрал листы, поблагодарил:
– Спасибо, Салли!
– Надеюсь, это тебе поможет?
– Без сомнений.
– Это не моя специальность, но точечная матрица компьютера похожа на принтер Эпсона, – добавила она. – Мне приходится совершенствоваться в наш компьютерный век.
Харм попросил разрешения Салли воспользоваться ее ксероксом, чтобы снять копии с письма Робин. Он обещал вернуть оригинал ее матери. Салли дала ему конверт с маркой и пообещала отправить письмо в понедельник.
Он еще раз поблагодарил ее и направился к машине. Несколько минут сидел в нагретой машине, потом опустил стекло, взглянул на часы, мысленно распределяя остаток дня. Ему надо подыскать место для ночлега. Может, просто остановиться в гостинице возле аэропорта? Он хотел заехать к Джону Санду, но решил подождать часов до шести. Обычно люди бывают дома в субботу вечером, перед тем, как пройтись куда-либо. Ему захотелось встретиться с Дьердь. Он достал ее визитную карточку, на которой стоял домашний адрес Файн. Венеция Бич. В Венеции есть неплохая гостиница. Старый знакомый район. Недалеко расположен квартал, где он жил, когда был женат. Никки тогда исполнилось года полтора. Харм катал его в голубой прогулочной коляске.
Он вышел из машины, снова пересек улицу, поднялся по лестнице, извинился и спросил Салли Беард, можно ли воспользоваться ее телефоном. Автоответчик Дьердь Файн принял вызов. Но не успел Харм надиктовать свое послание, как Дьердь перехватила трубку.
– Боланд! Мне надо поговорить с вами. Где вы?
– Здесь, в городе.
– Невероятно. Не могу поверить в то, что случилось. Не могу понять, отчего повела себя настолько глупо. Зачем я уехала оттуда? Джакобс вышвырнул меня. Завтра я возвращаюсь в Нью-Мексико. Но сейчас вы в городе, значит, мой день складывается удачно.
Когда мы сможем поговорить? Между прочим, ваше прикрытие не сработало. Конечно, я-то знала с самого начала, что вы не тот, за кого себя выдаете. Ну, этот вздор насчет профессора.
– Как вы узнали? Я думал, что играл довольно неплохо.
– Хоув. В университете Миннесоты кинофакультета нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54