Но мисс Уайтт не сообщала ни о каком бы то ни было автомобиле. Сказала, что была совершенно одна на дороге. Может быть, спросить ее еще раз, и она что-то вспомнит? Машина должна была быть прямо перед ней и притормозить у крутого поворота, вон там.
Харм поднял камешек, перекидывал его с ладони на ладонь.
– Кто вломился в домик прошлой ночью? – спросил Куинтана. Он, прищурившись, взглянул на солнце. – Это может быть взаимосвязано, а может быть просто совпадением. Роскошное соседство по пути к «Охотничьему Домику». А у Джакобсов нет ни стены, ни забора вокруг собственности, нет даже сторожевой собаки, как в большинстве мест здесь. Любой, кто хочет, может бродить по территории. Но я сказал миссис Джакобс, что мы пошлем пару человек на съемочную площадку, а еще кто-нибудь будет проезжать возле их дома каждые полчаса, наблюдая за обстановкой. Сегодня мы уже отправили туда человека, он снимет отпечатки пальцев, Я дам знать, если мы найдем что-нибудь на ноже. – Куинтана помолчал и стал взбираться наверх.
Харм проследовал за ним. Наверху Куинтана подошел к машине, взял из кабины микрофон, стал переговариваться по передатчику. Вдруг он резко выпрямился, позвал Харма:
– Могу взять вас с собой. Я только что получил вызов. Что-то произошло неподалеку. Может быть, все как-то взаимосвязано? Какой-то чокнутый слоняется по округе и стреляет, куда ему вздумается.
– Что на этот раз? – спросил Куинтана.
– Сообщил почтальон. За старой дорогой в паре миль отсюда застрелена собака перед домом. Хозяин, наверное, внутри. Это всего в нескольких минутах езды, почему бы вам не сопроводить меня?
Харм подъехал к дому вслед за Куинтаной. Тот уже вышел из машины и склонился над собакой. Подойдя ближе, Харм увидел рой мух, облепивший живот собаки, на котором запеклась огнестрельная рана.
– Должно быть, собаку убили вчера после полудня, – сказал полицейский. – Почтальон заходил сюда перед полуднем и говорит, что тогда все было спокойно.
За домом на боковой дороге стоял белый грузовичок-пикап. Обе дверцы кабины были открыты. В кузове были сложены дрова. Судя по тому, что там еще оставалось свободное место, а на земле лежала куча дров, человека что-то отвлекло от работы. Куинтана встал и направился к дому. Харм шел позади. Дверь была слегка приоткрыта, Куинтана распахнул ее. В доме царил хаос. Диван и стулья опрокинуты, телевизор разбит, повсюду разбросаны книги, бумаги. Куинтана потянулся к бедру, расстегнул кобуру и вытащил револьвер. Харм вошел следом за ним в разгромленный дом.
Было тихо, и Харм уловил запах смерти. Вернее, это был даже не запах, а ощущение, витающее в воздухе. Полицейский направился по коридору из гостиной, пинком открыл дверь в спальню.
– Господи, – сказал он, затаив дыхание.
На кровати лежал мертвый человек, одеяло закрывало его до подбородка, коричневое пятно проступило на нем. Лицо было повернуто в сторону, в глазах застыли испуг, удивление и отрицание случившегося: «Нет. Не это». Харм смог прочитать эти слова на лице, словно отпечаток последнего дыхания.
Харм быстро отвернулся, мельком взглянул в коридор, потом снова повернулся к спальне. Окна были распахнуты, цветные занавески колыхались. Не было необходимости проверять пульс на шее мужчины. Куинтана отбросил покрывало, чтобы взглянуть на рану в груди, потом осторожно накрыл тело.
Харм вышел в кухню. Он не хотел, чтобы Куинтана заметил его слабость. На несколько мгновений ему стало плохо, закружилась голова. Так было тогда, когда он очутился на полу комнаты в мотеле. В том мертвом человеке он, казалось, увидел себя.
На кухонном полу были перемешаны продукты, вилки, ложки, лопаточки, ножи, посуда. В углу лежала старомодная птичья клетка. Мертвая птица, траурный голубь, была отброшена к двери кладовой на кучу коричневых бумажных мешков из-под крупы. Лапки голубя были отрезаны.
«Кто-то здесь совершенно спятил», – подумалось ему.
Куинтана посмотрел, куда указывал ему Харм, и отвел револьвер.
– Черт, – выдохнул он. – До сих пор все было тихо и спокойно. Приятно и спокойно. Я пойду, сообщу обо всем, – сказал он. – Вы можете послоняться здесь, если хотите, – и он пошел, ногами отодвигая с дороги банки с супом и пачки макарон.
Сухой ветер потрескивал подъемными жалюзи в соседней комнате. И Харм ясно понял, что должен ехать к Нии.
Автомобиль мчался по дороге к Тесукве так, что, казалось, вот-вот задымятся покрышки. Но все равно у Харма ушло почти сорок минут. Небо над ним напоминало безмятежный океан, красные холмы тянулись на десятки миль до самой границы синих гор. Нельзя рассказывать Нии прямо сейчас о том, что он увидел в лачуге. Он не расскажет ничего, пока не убедится, что существует какая-то связь между мертвой птицей, выстрелами в машину Нии и событиями прошлой ночи в гостевом домике. По крайней мере, он решил подождать пару часов, пока Куинтана не обработает нож. Но интуиция подсказывала ему, что события складываются в общую картину. Осознав это, он прибавил скорость, обгоняя медленно ползущий грузовик. Не покидай ее. Оставайся с ней. Тебя наняли не телохранителем, нет. Но ей нельзя оставаться одной. Он просто нутром чуял, что требуется лишь один факт для подтверждения его предчувствия.
Он въехал на пыльную подъездную дорогу к ранчо Джакобсов, входная дверь дома распахнулась. Ния, должно быть, ждала его, услышала шум мотора джипа, появилась в дверном проеме и помахала Харму рукой. Каждый раз, когда он видел ее, она выглядела по-другому. Сегодня она была отчищена до блеска. Лицо сияло, круглые очки в металлической оправе уменьшали яркость глаз, волосы свободно падали на плечи. На ней была джинсовая куртка, черные леггинсы, зеленые кожаные ботинки. Она курила сигарету. Закашлявшись при затяжке, Ния отложила сигарету в глиняную пепельницу на столике в прихожей.
– Полиция отбыла примерно полчаса назад. Они снимали отпечатки пальцев и задавали всем кучу вопросов, – сказала Ния.
– Вы хоть немного поспали?
Она отрицательно качнула головой.
– Вчера ночью я звонила в Лос-Анджелес своему импресарио, Сюзанне. Когда я положила трубку, мне почудилось, что кто-то подслушивает, подключившись к линии. В трубке слышался такой забавный звук, похожий на поскрипывание. Через какое-то время мне стало понятно, что это – кресло-качалка. Всю ночь я чувствовала себя не в своей тарелке.
– И не без оснований. – Харм заинтересовался: – Кто это мог быть?
– Думаю, Мирина. У нее есть кабинет в другом Крыле дома, она работает там по ночам. Я долго вспоминала, где есть кресла-качалки в этом доме? Одно-единственное стоит в том кабинете. Я ничего не понимаю. Может быть, она просто собиралась позвонить или что-то еще?
– Вы ее спросили об этом?
– Нет.
– Тогда спрошу я.
Ния проверила содержимое сумки и, сказав, что сейчас вернется, направилась в комнату. Харм ждал в фойе. Он увидел кипу журналов и газет на столике под картиной Таоса Пуэбло. Под экземпляром «Уолт Стрит Джорнал» лежал еженедельник. Харм приподнял газету. Еженедельник принадлежал Леонарду. Харм перелистнул пару страниц, не пытаясь отыскать что-то особенное. Но одна строка привлекла его внимание. «25 июня. Юго-запад 563, восемь тридцать вечера. Н/Л. встретить Тэсс/Альбукерке». Леонард собирался в тот вечер ехать вместе с Нией встречать Тэсс, но поехала она одна. Почему? Почему не поехал Леонард?
Появилась Ния, спросила:
– Готовы? – они молча направились к джипу.
Ния была странно спокойна, опустошена. Сегодня съемки, сцена с пожаром, совсем как в ее домике прошлым вечером. Может быть, она такая всегда перед съемками. Он открыл перед ней дверцу, Ния сбросила на пол обертки от жвачек, кассетные ленты и устроилась в кресле.
– Извините, что не везу вас в лимузине, – сказал он. – Я собирался убрать все это, но…
Ния остановила его движением руки:
– Я предпочту постоянно ездить в неубранном джипе. – Она вытащила пачку сигарет, неумело чиркнула раз-другой спичками.
– Я не знал, что вы курите? – удивился Харм.
– Не курю. Курит моя героиня. Вы не возражаете? Небольшая репетиция, чтобы войти в сердцевину сюжета. Перевоплощение, – она выдохнула дым, повернувшись в сторону, – спасибо, что проделали такой путь, чтобы забрать меня, Харм. Я, действительно, буду чувствовать себя намного лучше, зная, что вы на съемочной площадке.
Харм выехал на шоссе, джип рывком набрал скорость. Ния держала на коленях переплетенную копию сценария.
– Вы действительно не желаете ехать в лимузине? – спросил Харм. – Я хочу сказать, Джакобс, наверняка, выдаст для вас белый вытянутый автомобиль с великолепной стереосистемой. Разве не заманчиво?
– Да, заманчиво для вечеринки в Беверли-Хиллз. Лимузин – для поездок за наградами. А сейчас я должна подумать о том, как стать молодой женщиной из скучного юго-западного городишки. Она сбежала с парнем. Они остановились на брачную ночь в этом нелепом мотеле. Так что лимузин совершенно отпадает. Вы согласны?
Когда Харм снова взглянул на Нию, она надевала свадебную фату, кружева отбрасывали тень на ее щеки.
– Не думаю, что смогу довести дело до конца, – спокойно произнесла она. – Я боюсь.
– Да, я – тоже, – неожиданно для себя поддержал ее игру Харм. – Мы только встретились и, кажется, действуем слишком поспешно.
Ния Уайтт улыбнулась, приподняла фату.
– Эй, вы уверены, что не хотите получить роль в этом фильме? Прозвучало очень естественно. У вас могло бы получиться неплохо.
– У кого, у меня? Я всего лишь ученый, мисс Уайтт, помните об этом?
– Ах да, я совсем забыла. У вас сегодня так и так дебют. Желаю удачи. Вы – преподаватель, снимающий документальные ленты, или кто? Вы для этого взяли с собой видеокамеру? – она указала на заднее сиденье джипа.
– Вы очень наблюдательны, – заметил Харм. – Возможно, вас ждет будущее детектива.
– Мы могли бы вместе заниматься бизнесом, – поддержала разговор Ния. – Вместо того, чтобы сниматься в фильме, я проделывала бы секретную работу для вас.
– Потрясающе. Из меня – паршивый актер.
– И именно это мне в вас нравится.
Ния закурила еще одну сигарету. Они ехали мимо холмов.
– Сегодня я немного нервничаю. И не только из-за этих фатальных происшествий. Леонард всегда начинает съемки с основной сцены. Здесь у нас основная сцена – эротическая. Интимные сцены во время медового месяца. Не то, что я стесняюсь Джека. Мы с ним старые друзья, – она отвернулась и взглянула на ивы возле небольшой речушки. – И мы работаем вместе уже десять недель. Все дело в работе Леонарда. Ему нравится одним прыжком достичь самого сильного драматического напряжения. Он заставляет входить в самую сердцевину.
– Любовная сцена не может быть слишком напряженной. Похоже, это даже забавно.
– Да, но герои – Хэнк и Кристина – в отчаянии, что решили пожениться. Они ласкают друг друга, сбивают керосиновую лампу со стола – совсем как прошлой ночью – но Хэнк не прекращает любовной игры. Он считает, что это забавно, понимаете? Но Кристина испугалась. Ей кажется, что это плохое предзнаменование. Наконец, он отпускает ее и набрасывает на огонь одеяло. Но Кристина больше не может доверять своему мужу.
Харм включил сигнал поворота, прибавил скорость, чтобы обогнать неторопливого водителя. С белого автофургона на обочине дороги продавали стручковый перец и чеснок. Они проехали мимо знака с названием населенного пункта, пыльного двора ранчо с указателем в виде руки: «Поросята на продажу». Подъезжая к Эспаньоне, минули заброшенную глинобитную лачугу, на стене которой было набрызгано из краскораспылителя: «Джастин любит Амберлее».
– Как давно вы знаете Джека? – спросил Харм.
– Мы встретились во Франции три года назад. Он был хорошим другом. Как-то летом мы путешествовали по всей Италии и Греции. И очень много рыбачили.
– У вас были близкие отношения?
– Строго платонические.
– Что вы можете сказать о своей дружбе с Тэсс? Высказывала ли она когда-нибудь недовольство тем, что вам передали главную роль в «Мертвой жаре»? – поинтересовался Харм.
Ния перевернула страницу сценария, провела пальцем по краям листа, ничего не ответила, поэтому он продолжал расспрашивать: – Я хочу сказать, вы ладите с Тэсс? Не затаила ли она зла против вас?
– Вы собираетесь проводить расследование? – спросила Ния. – Я не могу вспоминать все именно сейчас, – она захлопнула сценарий и закрыла глаза. Грунтовая дорога вела от шоссе. Харм увидел целый ряд трейлеров и фургонов, выстроившихся напротив захудалого мотеля. Место съемок блокировалось полосатыми шлагбаумами и контрольно-пропускными пунктами. Харм оставил джип, не доезжая до них, среди множества других машин. На одной был калифорнийский номер и дощечка с надписью «Кино». По краям съемочной площадки шла суетливая работа. На подъемниках и тележках с катками устанавливались кинокамеры. Харм заметил Джакобса, беседующего с крупным мужчиной в спортивной вязаной шапочке.
Ния вышла из джипа и на мгновение застыла в ярком полуденном свете. Ветер свистел в пыльных ветках деревьев.
– Не отходите далеко, хорошо? – попросила Ния.
Харм кивнул и смотрел, как она повернула к мотелю и закурила еще одну сигарету, читая на ходу сценарий.
Неожиданно он осознал, что во время поездки, в какой-то момент, она вдруг переключилась, стала героиней фильма. И словно опустошила себя, он болезненно воспринял эту перемену.
– Профессор Боланд? – к нему приближался молодой человек.
Он был мускулистым и невысоким. Поверх синей футболки с надписью «Визионфильм» он набросил жилет цвета хаки с множеством карманчиков.
– Меня зовут Дэн Хоув, я – ассистент мистера Джакобса. В мои обязанности входит обеспечить вам удобство и уверенность на съемочной площадке сегодня и отвечать на вопросы, если они у вас возникнут. Итак, вы создаете учебник по техническим приемам и методам создания фильма?
Харм вытащил сумку с видеокамерой из джипа и положил в нее записную книжку. Он чувствовал себя неуверенно, не приготовил никаких реплик, совершенно ничего. Наконец он пробормотал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54