Он вошел и на ходу стал расстегивать рубашку, желая принять ванну. Ему сразу сделалось спокойно и хорошо. Но он не дошел до ванной. Номер показался ему странно пустым.
– Марианна! – позвал он.
Ни разбросанной одежды, ни журналов на столе, ни сумок – ничего не было в комнатах. Никаких следов присутствия Марианны.
– Марианна! – опять крикнул он.
Он открыл шкаф, где лежали его собственные вещи. Он тоже был пуст.
– Боже, Марианна!
Он вбежал в ванную и стал лихорадочно выдвигать все ящички и шкафчики.
– Энцо!
Он оглянулся.
– Какого черта!
Энцо схватил Пепе за горло и принялся душить, прижав к стене.
– Где она?
Пепе отчаянно пытался вдохнуть. Глаза у него вылезали из орбит. Энцо ослабил хватку, и Пепе сполз на пол, судорожно хватая ртом воздух.
– Черт тебя побери! – слабо проговорил он.
Но Энцо уже не слушал. Пепе перестал для него существовать. Пепе не сразу оправился от атаки; горло его покрылось синяками, ноги подкашивались. Поднявшись, он вынужден был придерживаться за стену.
– Ты спятил, Энцо! – сказал он, растирая шею. – Псих ты, вот кто, псих ненормальный! Я пришел сказать, что она ждет тебя внизу, в вестибюле.
Энцо поднял на него красные от кокаина глаза, и Пепе понял, что он слабо соображает, что происходит. Слава Богу, подумал Пепе, что я не дался в руки этой чертовки. Он пятясь вышел из комнаты, не спуская глаз с Энцо.
– Смотри, совсем башку потеряешь от этого кокаина! – сказал он, отойдя на безопасное расстояние. – Вместе со своей американкой.
Энцо пропустил эти слова мимо ушей.
– Передай ей, что сейчас переоденусь и приду.
Пепе кивнул и все так же задом пошел по коридору, пока Энцо Монделло не закрыл дверь номера. Черт с ними обоими, думал он, плевать на них, уж если кого и не жалко, так их двоих.
Энцо сполоснулся, запихал свои вещи в сумку и почувствовал себя совсем хорошо. Выйдя из номера, он сперва направился к служебной лестнице, но потом передумал и подошел к лифту для гостей и спустился вниз как самый обычный постоялец. Он сразу приметил багаж Марианны Вуитон, но ее рядом не было.
– Энцо!
Это был голос Марианны.
– Сюда, Энцо.
К нему шла женщина с длинными черными волосами, такими, как у Франчески. Она была такого же роста, как Франческа, такая же стройная. Энцо зажмурился. Женщина поцеловала его. Он вздрогнул.
– Ах, милый! Ты меня не узнал!
Марианна похлопала его по плечу и засмеялась.
– Как тебе мой парик?
Энцо покачал головой. У него все закружилось перед глазами от ее смеха. Она взяла его под руку.
– Пойдем, дорогой.
Марианна приблизила губы к самому его уху. Она обожала его дразнить.
– У тебя паспорт с собой?
– Да.
– Мы отправляемся в Америку искать Франческу.
От звука ее имени его забила дрожь, и Марианна удовлетворенно улыбнулась.
– Франческу, Франческу, – нашептывала она.
Какое наслаждение – дразнить его! Ни с чем не сравнишь! Под кайфом он выболтал ей все. Теперь забавы хватит на много месяцев.
– Франческа ждет тебя там! – мурлыкала она.
Взяв его за руку, она подвела его к ожидавшему у отеля такси.

Часть третья
ПАТРИК – 1992
31
Недавно назначенный заместитель министра иностранных дел сидел в кабинете своей резиденции в Литл Хорсли, в западном Сассексе и рассматривал взятый у жены номер журнала «Вог». Журнал был открыт на странице тридцать девять, где помещалась статья об успехах творческого союза Франчески Кэмерон и Дэвида Йейтса. Статья была проиллюстрирована яркими, сочными фотографиями Терри О'Нила.
Патрик Девлин обвел пальцем контур лица Франчески Кэмерон, потом встал и подошел к бюро и достал оттуда папку. Сев снова за стол, он не мог отвести глаз от фотографии в журнале.
Он не впервые смотрел на ее снимки. У него набралась целая папка вырезок. Ему было приятно сознавать, что ей сопутствует успех, что его боль и страдания не напрасны, они помогли ее признанию. Но эта радость не могла окупить тех дней и ночей, когда он страстно и безнадежно тосковал по Франческе, отчаянно пытаясь полюбить Пенни, брак с которой не принес ему ни крупицы счастья.
За последние два года не было ни дня, чтобы Патрик не думал о Франческе, не размышлял о том, где она теперь, что делает. Несмотря на занятость, несмотря на молниеносность собственной карьеры, память не затухала. Он помнил все – шелковистую кожу, аромат волос, звук голоса. Не было дня, чтобы ему не хотелось поговорить с ней, рассказать о Пенни, вымолить ее прощение. Ни единого дня.
Иногда он задумывался о том, правда ли он был так счастлив в те дни, или они кажутся такими прекрасными на фоне сегодняшних страданий. И тогда он открывал свою заветную папку, чтобы посмотреть на эти дивные черты, на необыкновенную зелень глаз, и ему казалось, что она вновь с ним. Ощущение близости было столь ярким, что он будто слышал ее голос и чувствовал свою ничтожность по сравнению с ее природной мудростью. Мой отец был алкоголиком, говорила она, и потому я стараюсь любить его еще больше. Именно потому. А он, Патрик, при всем своем образовании и опытности, не мог достичь такой степени мудрости. Он не мог полюбить Пенни, и ему оставалось только жить рядом с нелюбимой женщиной, жить во лжи, притворяясь любящим мужем той, что превратила его жизнь в ад.
Оторвавшись от фотографий, Патрик взглянул в окно, обрадовавшись яркому солнечному дню. Он взял ножницы и вырезал статью и новую фотографию из «Вога». Потом сложил вырезки в папку, закрыл журнал. Хватит на сегодня, подумал он.
Он встал, запер папку в бюро и, выйдя из кабинета, прошел в гостиную, где положил журнал в стопку на столе. Подойдя к окну, он выглянул в сад, любуясь зеленой листвой, залитой солнцем. Пенни срезала розы. На руках ее были громоздкие рукавицы. Она была полностью поглощена своим занятием и казалась вполне довольной. Он вздохнул. Конечно, на самом деле она была далека от довольства, но, живя с Пенни, приходилось следовать девизу – день прошел, и слава Богу.
Он уже собирался отойти от окна, но тут поймал на себе ее взгляд. Она выпрямилась, потерла затекшую спину и, сняв рукавицы, помахала ему, а потом сложила руки на животе. Он подумал, как она сейчас безмятежна и как ей идет беременность. Жаль, что на самом деле все гораздо сложнее и печальнее.
Бог видит, как он пытался все исправить. Когда он первый раз увидел ее пьяной и она закатила ему скандал, он пытался понять, пытался помочь, пытался полюбить ее, как это сделала бы на его месте Франческа. Но в конце концов ее агрессивность и нежелание покончить с пьянством вымотали его и свели на нет всю нежность, которую он к ней питал. Осталось только чувство вины за то, что он не способен ничего изменить. Он еще мог ее жалеть, заботиться о ней, но любить – нет. Любить он мог только другую и ненавидел Маргарет за то, что она исковеркала его судьбу.
Открыв стеклянную дверь, он вышел во внутренний дворик и пошел по склону лужайки навстречу Пенни. Она была беременна семь с половиной месяцев, и каждый из этих дней ему приходилось выдерживать яростные атаки. Она обещала, что не будет пить и употреблять наркотики, но перепады в ее настроении приводили к бурным сценам, которые становилось все труднее и труднее переносить.
Вся надежда была на будущее дитя. Ребенок оправдывал все эти великие и мелкие жертвы с его стороны. Появление в доме маленького человечка, надеялся Патрик, положит начало новой жизни.
– Дорогой!
Пенни протянула к нему руки, Патрик сжал их в своих.
– Ты закончил дела?
– Не совсем. Увидел, какой сегодня чудный день, и решил сделать перерыв.
Она рассмеялась тем беззаботным смехом, который обманул его в первые дни их знакомства.
– Ты никогда не будешь премьер-министром, если не станешь аккуратно выполнять домашние задания, Пэдди!
Как она мила, когда в настроении, подумал он, и как мало я ее знал, когда женился.
Она коснулась его щеки и тут же убрала руку, будто потеряв к нему всякий интерес.
– Как тебе мои розы?
Ей было свойственно перескакивать с одного на другое, ни на чем не задерживая внимания.
– Волшебные.
– Сегодня поставим на стол.
– Прекрасно.
– Я ведь хорошая женушка, правда, Пэдди? – Она неожиданно посерьезнела.
– Да, – улыбнулся он.
– Я очень стараюсь.
– Я знаю. – Он нагнулся и поцеловал ее в лоб.
– Надо пойти отдохнуть. Устала. Из-за жары, наверно.
– С розами покончила?
– В каком смысле?
– Для стола достаточно нарезала?
– Не знаю. Попрошу миссис Дунн их собрать, она знает, сколько надо. Я устала.
– Конечно, дорогая.
– Не хочешь пойти со мной наверх?
– Нет, я, видишь ли… – Он заметил злой огонек в ее глазах и осекся. Ему не хотелось давать ей повод сердиться. – А впрочем, почему бы нет? Можно на полчасика оторваться от политики!
Она засмеялась, дурное настроение мигом исчезло. Все-таки она совершенно непредсказуема.
– Я попрошу, чтобы миссис Дунн отвечала пока на звонки.
– А вдруг кто-нибудь захочет отказаться прийти?
– Как же можно! – Она сразу встревожилась.
– Пенни, ну что ты! – Он обнял ее за плечи. – Я просто так сказал, конечно же – все придут.
– Ох, а я уже…
– Я сам скажу миссис Дунн насчет звонков.
Он увидел облегчение в ее глазах и мысленно послал проклятье своей сестре. Это она уговорила Пенни дать сегодня званый ужин, хотя для нее это неимоверно трудно. Эта Маргарет – просто неиссякаемый источник зла. Всем готова пожертвовать ради удовлетворения своих амбиций.
– Я уверен, что сегодня все будет прекрасно. Сейчас пойдем отдохнем, а ты ни о чем больше не тревожься.
Пенни кивнула.
– Вот и славно. Ступай наверх, я сейчас присоединюсь.
Он проводил ее глазами. Она вошла в стеклянную дверь и махнула ему уже из комнаты. Он позволил себе глубокий вздох и пошел к розовым кустам собрать ее вещи.
Около шести Патрик вышел из кабинета и направился в гостиную. Он отметил, что миссис Дунн закончила все, начатое и брошенное Пенни – стол накрыт, цветы расставлены в вазе, вино выставлено на буфете. Он проверил карточки с именами гостей на столе.
– Все в порядке, мистер Девлин?
В дверях стояла экономка.
– Да, спасибо, миссис Дунн, все просто прекрасно.
– А миссис Девлин еще спит? – благодарно улыбнувшись за оценку ее трудов, спросила экономка.
– Да.
Он пробыл с Пенни минут десять и оставил ее одну. Она обычно очень крепко засыпала после обеда и не просыпалась, когда он закрывал за собой дверь.
– Надо, пожалуй, ее разбудить. Вы нам не приготовите чай?
– Разумеется.
Миссис Дунн исчезла так же бесшумно, как и появилась. Патрик поднялся по лестнице на второй этаж в спальню Пенни.
– А я думал, ты еще спишь!
Пенни в лифчике и комбинации сидела, разглядывая свое отражение в трюмо. Постель была завалена платьями, на полу валялись разноцветные пары туфель. Настоящий хаос, будто кто-то нарочно устроил такой беспорядок.
– Пенни, – позвал он ее, закрывая за собой дверь. – Пенни? С тобой все в порядке?
На столике перед ней валялись драгоценности, косметика – губная помада, карандаши для глаз, кремы, все в одной куче на полированной поверхности антикварного стола эпохи Регентства.
– Пенни! В чем дело?
Он чувствовал, как учащенно начинает биться его сердце.
Она внезапно вскочила, поддав ногой стул, на котором сидела.
– Ничего не влезает! – выкрикнула она. – Ничего! – Глаза ее пылали яростью, лицо исказилось жалкой гримасой. – Толстая, безобразная корова – вот я кто! – Она захлюпала носом. – Ненавижу этого ребенка! Посмотри на меня! – Голос Пенни поднялся до визга, слезы покатились по щекам. – Ненавижу его! Слышишь? Ненавижу! Ненавижу! – Она заколотила по животу кулаками. Рот ее искривился от боли. – Ненавижу его! – Удары становились все сильнее. – Ненавижу!
– Пенни!
Патрик прыжком перемахнул комнату и схватил ее за руки, отведя их назад. Она вскрикнула от боли, но он не отпускал ее руки. Ногти вонзились ей в кожу.
– Что ты делаешь! Опомнись!
Вся кровь бросилась ему в голову, он задыхался от гнева и страха.
– Пенни! Не смей больше!
Он видел ее смущение, но не помня себя держал ее за руки в ужасе за их будущего ребенка.
Он не знал, что делать, чувства его разрывались между гневом и жалостью. Наконец он отпустил ее. Она рухнула на пол и продолжала рыдать.
– Не надо плакать. – Он опустился на колени рядом с ней. Гнев испарился. – Пенни, пожалуйста, давай я тебе помогу подняться. Он помог ей добраться до кровати, усадил, обнял за плечи.
– Прошу тебя, не надо плакать, – приговаривал он.
Она стряхнула его руку.
– Я знаю, что отвратительна тебе, – сказала она сквозь слезы. Голос ее звучал по-детски жалобно. – Я безобразна. Ты поэтому со мной не спишь.
Он вздохнул и вновь взял ее за руку.
– Пенни, мы ведь это уже обсуждали. Ты спросила, не мешаешь ли мне спать, и сама предложила, чтобы я перешел спать в другую комнату.
Она прекратила плакать.
– И совсем ты не безобразна. Ты прекрасна. Я сотни раз говорил тебе, как ты симпатично сейчас выглядишь, разве нет?
Она сидела опустив голову и размазывала по щекам слезы, которые капали на нейлоновую комбинацию.
– Пенни, послушай меня.
Он взял ее лицо в ладони, чтобы видеть ее глаза. Кожа ее покраснела, нос распух, и она пыталась спрятать от Патрика свое лицо.
– Пенни, теперь самое важное в нашей с тобой жизни – ребенок. Ты понимаешь? Ты несешь за него ответственность, мы должны обеспечить его безопасность.
Говоря это, он вновь почувствовал, как в его душе подымается страх. Он понимал, что сейчас она не успела принести ребенку никакого вреда, но кто знает, на что она способна!
– Пенни, ни в коем случае нельзя так лупить себя по животу, даже если ты сильно разнервничалась.
Он понимал, что голос его звучит слишком резко, и в душе ругал себя за жесткость, но ничего не мог поделать с собой. Она опять начала потихоньку всхлипывать.
– Пенни, пойми меня, я хочу помочь тебе.
– Нет, ты меня не понимаешь! Куда тебе!
– Понимаю, честное слово!
– Нет! Ведь это мне приходится таскать это пузо день и ночь. Меня тошнит круглыми сутками… А ты – ты даже не хочешь прикоснуться ко мне! – выкрикнула она, отойдя к окну.
Патрик нежно обнял ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56