- Расстелите постель. Завтра завтрак в номер. Потом - по магазинам. Лучшим и самым дорогим. Вы будете заняты со мной примерно до четырнадцати. Все понятно?
Мадам Марианна кивнула в знак того, что ей все ясно.
Настя едва дождалась, пока она ушла, открыла бар, налила себе фужер коньяка и лихо выпила. Недолго подождала, пока её "разобрало", то есть по всем жилкам покатилась горячая волна, хотела ещё налить, но сама себя остановила: "хватит, Анастасия. Не у себя дома..."
Спала она без сновидений...
...Встреча с господином послом состоялась в обозначенное Настей время. Когда Настя входила в посольство встречавший её дипломат, увидев знаки Кобры, склонился в низком поклоне:
- Господин посол вас ждет.
Посол уже торопился ей навстречу:
- Приветствую тебя, Достойная. Приказывай.
У него знаков Кобры не было, то есть в своей стране он хотя и был влиятельным человеком, но занимал по писаным и неписаным канонам своего народа более низкое положение, чем Настя. В своей жизни он, ещё очень молодой человек, лишь второй раз встречался с людьми, отмеченными знаками Кобры. Первым был президент Бираго Диоп...
- Приветствую и я тебя, сын Кобры.
Ритуальные приветствия были произнесены, и Настя спросила:
- Вам сказали, кто я?
- Только то, что вы говорили о себе на пресс-конференции. Но позвольте вас спросить...
- Не надо. Все равно откровенно я вам не отвечу.
- Значит, так нужно. Ваше решение для нас - закон.
- Я пришла засвидетельствовать свое уважение вашей стране. У меня есть деловые предложения, но я надеюсь, что обсужу их при встрече с господином президентом.
- Вы хотите посетить нашу страну? - заинтересованно спросил посол.
- Жизнь покажет, - уклонилась от прямого ответа Настя. - А пока я прошу передать господину президенту по вашим каналам следующее...
Она на секунду задумалась и четко продиктовала: "Уважаемый господин президент! Поздравляю тебя с блестящим исполнением твоих планов. Горжусь тобой и желаю процветания твоей стране. С искренним уважением - Анастасия Соболева".
- Простите, - удивленно спросил посол. - Вы ведь Анастасия Демьянова?
- Соболева - это мое журналистское имя, - объяснила Настя. - Господину Бираго Диопу оно известно. А вот кто такая Демьянова, он вряд ли знает.
- Ваше послание уйдет немедленно, - заверил её посол.
Настя протянула ему заранее заготовленный листик бумаги. Посол прочитал: "У вас есть комната, где мы могли бы поговорить без опасения быть услышанными?"
Посол понимающе кивнул:
- Разрешите, госпожа Демьянова, показать вам наше скромное посольство. В соседней комнате нас ждут шампанское и кофе... Если вы, конечно, не возражаете...
- Благодарю вас.
Они прошли по парадной лестнице, осмотрели зал приемов, уютный зимний садик и, наконец, оказались в небольшой комнате без окон. Настя подумала, что именно так выглядят сейфы при взгляде изнутри.
- Здесь мы можем поговорить без лишних "слушателей", - сказал посол. На столике действительно стояли шампанское в ведерке со льдом, бутылки минеральной воды и кока-колы, конфеты. "Когда успели?" - удивилась Настя. И решила, что все это принесли сюда во время беглого осмотра посольства.
- Попрошу вас, если не возражаете, пригласить сюда офицера безопасности. Мои просьбы, в основном, к нему.
Посол снял трубку внутреннего телефона, сказал несколько слов. Тут же появился молодой человек, выправка которого ясно свидетельствовала военный. Он подчеркнул это и тем, как приветствовал Настю: вскинутой рукой со сжатым кулаком.
- Приветствую тебя, Достойная. Приказывай.
- Я сейчас изложу суть своей просьбы, а вы мне скажете, выполнима ли она... Мне взяли билет на рейс "Аэрофлота" - вечерний, на завтра. Я не хотела бы лететь этим рейсом, у меня есть серьезный повод для... скажем мягко, опасений. Я хочу улететь завтра утром рейсом "Эр Франс". Это первое. Второе. Меня опекают два телохранителя, горничная, шофер, адвокат... Подозреваю, что они работают на определенные спецслужбы. Я хочу, чтобы они ничего не знали о перемене рейса, моем вылете и другие подробности. То есть вы и ваши люди должны сами доставить меня в аэропорт, посадить в самолет, а мои "опекуны" на это время должны быть... нейтрализованы. Естественно без серьезного ущерба для их здоровья... Возможно ли это?
Офицер безопасности ответил, не колеблясь:
- Мы сделаем все так, как вы приказали.
Минут десять ушло на уточнение деталей, и Настя откланялась, поблагодарив посла за гостеприимство.
Офицер безопасности не посвятил её в то, как будет осуществлена "операция", да, честно говоря, её это и не интересовало.
...В Шереметьево Настю никто не встречал, она взяла такси и через час уже открывала дверь своей квартиры на Тверской.
Она включила телевизор - передавали "Новости". Очень красивая, вся намакияженная Татьяна Миткова меланхолично сообщала об очередном заказном убийстве.
- Вчера вечером, то есть тринадцатого, предприниматель возвращался из офиса домой. Он вышел из машины, киллеры ждали его в подъезде...
"Вчера, тринадцатого, - подумала Настя, - я была в Швейцарии, пила кофе в посольстве. Для предпринимателя тринадцатое оказалось роковым днем, а для меня то число было всегда странно-удачливым"...
Дамочка с характером
Первые дни после возвращения из Швейцарии прошли для Настасьи в беготне и хлопотах, надо было многое решить, продумать и прикинуть. Ведь глупо надеяться, что её с миллионами оставят в покое. Она не чувствовала себя в безопасности и понимала, что рано или поздно до неё попытаются добраться. Как только оправятся от сокрушительного удара по гекачепистам, так и попытаются или взять её под контроль, или уничтожить. Что "команда" Олега и Алексея была как-то связана с происходящими в стране событиями, она не сомневалась.
Газеты много писали о "деньгах партии", но где они находятся, никто не знал. А не является ли её "наследство" малой частичкой этих денег? Такая возможность Настю бросала в дрожь, ибо если это так, ей не вывернуться, удавят: собьет машина на улице, скончается от сердечного приступа - разве мало существует вариантов "ненасильственной смерти"?
На несколько дней Настя превратилась в затворницу, тихо сидела в своей квартире, не высовывалась. Наконец, когда неясные замыслы сформировались в какой-то план, она позвонила Фофанову.
В редакции, конечно, все уже знали. Слухи, как говорится, бегут впереди человека, а тут не слухи - сообщения мировых информационных агентств. Когда она шла по родным коридорам, на неё посматривали с интересом и легким недоумением. Надо же, вчера ещё была такая, как все, а сегодня - миллионерша, да не в рублях, а в баксах, в зеленых. И приветствовали её преувеличенно шумно и весело.
- Что ты теперь будешь делать, Анастасия Игнатьевна? - поинтересовался Фофанов, принявший её немедленно.
Обращение на "ты", видимо, призвано было обозначить демократичность, а по имени-отчеству - уважительность.
Настя пожала плечами:
- Пока то же, что и раньше - писать.
- Не будешь же ты, миллионерша, ездить в командировки по нашим провинциальным захолустьям...
- Почему? Вполне могу и поехать в захолустье, как ты изволил выразиться, если будет интересная тема. А вообще-то и в Москве для журналиста работы достаточно.
Фофанов давно уже обосновался в кабинете главного редактора и чувствовал себя в нем вполне уверенно. Он неожиданно предложил:
- Заглянем в комнату отдыха.
- На диван не станешь валить? - с любопытством поинтересовалась Настя.
- Таких мыслей нет. А хотелось бы...
- Как-то не совпадает, - развеселилась Настя. - Мыслей, говоришь, нет, а желания имеются...
У крупных руководителей "при большевиках" были "комнаты отдыха", имелась она и у Главного газеты. Настя никогда в ней не была, но знала, как и вся редакция, что она существует и ведет в неё дверь за рабочим столом почти незаметная, "вписанная" в деревянные панели отделки.
Настя прошла за Фофановым в комнату и с любопытством огляделась. Ничего особенного: обеденный стол, два мягких кресла, стулья, сервант с баром, холодильник, шкаф для одежды, книжные полки, телевизор. Еще одна дверь вела в ванную комнату с туалетом.
- Персональный сортирчик? - спросила ехидно. - Вместе с родным коллективом не можешь, Юрий Борисович?
- Язва ты, Соболек! - Фофанов не стал обижаться, наоборот, тихо гордился, что вот у него теперь есть комната отдыха и персональный туалет, и Настя заметила это. Кто-то ему сказал, что на Западе наличие подобных "удобств" определяет статус руководителя.
Фофанов нервничал, это Настя заметила сразу. Он не знал, как следует разговаривать с нею, все ещё его подчиненной, сотрудницей газеты, которой он руководит, но неожиданно обретшей новый статус - богатой дамы. К тому же молодой и красивой.
Он был в редакции, когда из телетайпной принесли сообщение о миллионах русской журналистки. Новость была ошеломляющей, в правдоподобность её не верилось, и Фофанов распорядился её не печатать. И в то же время уже тогда у него появилась смутная надежда - может быть это и есть выход из ямы, в которую попала газета? Он очень хотел, чтобы сообщение о миллионах оказалось правдой. Ведь не случайно же говорят, что дуракам всегда везет. Ну, в данном случае не дурак, а дура - какая разница?
Юрий Борисович открыл бар - там была вполне приличная батарея бутылок.
- Присаживайся к столу, Анастасия. Коньяк, виски, водка?
- Хорошо, широко живут демократы! - вроде бы одобрила Настя. Водочку, будь любезен.
Он налил ей водки, а сам хлопнул рюмку коньяка, заел, загрыз конфетой. Настя, выпив, посидела тихо, задумчиво разглядывая "комнату отдыха".
- Все-таки ленивые вы, русские мужики, - сделала вывод.
- Наблюдение интересное, - отметил Фофанов. - На чем основано?
- У вас сколько в спецбуфете трудится-вертится девиц? Три? На десять начальников - три прислужницы! И не маши руками... Вы, борцы с привилегиями, спецбуфеты для себя сохраните, не сомневаюсь. Так поручи одной из этих обслуживать твою комнату отдыха - чтобы были чай, кофе, лимоны ломтиками, фрукты и цветочки в вазочке. Да выбери ту, что помоложе, Варварой, по-моему, её зовут. Потребуется тебе вечерком "тепленького", Варька не откажет, вся редакция знает, что она добренькая.
- Хоть и злая ты, Настасья, а совет даешь дельный, - Фофанов снова плеснул в рюмки.
- За фирму обидно! Негоже главному редактору такой большой газеты хлестать коньяк из грязных рюмок и рукавом вытираться-закусывать!
- Хорошо мыслишь! Несколько дней провела на Западе, а уже кое-чему научилась.
- То ли ещё будет! - в тон Фофанову ответила Настя.
Ей было любопытно, зачем Юрий Борисович зазвал её в комнату отдыха, угощает водочкой, ведет дружескую беседу. Не для того же, чтобы попытаться трахнуть, должен ведь понимать, что это пустой номер. Если бы два-три года назад, когда редакционные начальники могли куражиться над любой корреспонденткой, хотя бы и с приставкой "спец", тогда бы она ещё подумала - чего не сделаешь ради карьеры. А так... Не тот мужик Юрий Борисович, чтобы барышни вешались гроздьями ему на шею. Должен это понимать, пусть рвет клубничку с редакционных грядок, а она, Настя, перед такими, как он, теперь надежно прикрыта своими миллионами. Что, в таком случае, ему нужно? Спросила прямо:
- Что тебе от меня нужно, дорогой Юрий Борисович? Словечко "дорогой" прозвучало с изрядной долей иронии.
Фофанов ответил, улыбаясь:
- Мне требуется, чтобы вся редакция знала, что мы с тобой уединились в моей комнате отдыха и пропустили по паре рюмок. Ты ведь теперь знаменитость во всероссийском масштабе.
- А если серьезно?
- Газета шатается... Понимаешь, Анастасия Игнатьевна, газету тянут то влево, то вправо... А я боюсь, что - в пропасть. У меня на такие вещи чутье развито. Время ныне хмурое, тусклое. Не за себя опасаюсь, в конце концов у меня приятелей много, дадут возможность зарабатывать на хлеб с маслом... А газета может погибнуть...
- Но, кажется, сейчас свобода и демократия наступили? Печатай, что хочешь, но и живи, как можешь...
Не совсем понятно было, говорит это Настя всерьез или иронизирует.
- Вот, вот... Свобода для всех, - Фофанов голосом подчеркнул это "для всех", - и задала нам задачку. Ты знаешь, мы всегда были с нашим издательством единым целым, а теперь они хотят отделиться, стать самостоятельными... Понимаешь, что это значит для нас?
Дальше можно было и не объяснять. Издательство - это типография, полиграфическая база, снабжение бумагой, распространение газеты. В советские времена издательство и газета рассматривались как единый комплекс: дело редакционного коллектива было готовить газету, а все остальное делало издательство. Газета считалась правительственной, и правительство именно через издательство её финансировало, вкладывая огромные средства. Издательство - это не только производственная база, но и жилые дома, дачные поселки, пионерские лагеря, дома отдыха. Без издательства газета - это всего лишь редакционный корпус, пара-тройка других редакционных зданий, если их оттяпают по суду.
- Можно помешать прекратить эту междоусобную войну? - спросила Настя.
- Боюсь, что нет. Они, издательские, как взбесились, решили, что мы у них на шее сидим. И, главное, заводилы из руководства почуяли большие деньги. Бо-о-льшие!
- Откуда?
- Конечно, не от верблюда, - хмуро усмехнулся Фофанов. - Я их хатки все вижу насквозь... Отделятся и начнут продавать... Хозяйство, сама знаешь, богатое. Один дом культуры с отделкой из мрамора чего стоит! А дачи, дома отдыха под Москвой и на Черноморском побережье! Да знаешь ли ты, что в Петрово-Дальнем есть редакционный особняк, который принадлежал ещё сподвижнику Берии Абакумову? И вокруг него два десятка гектаров земли с корабельными соснами! Все это стоит бешеных денег!
- Как же они могут все это распродать?
Настя сказала "они", не зная, кто имеется в виду - просто "они", как воплощение недобрых сил.
- А запросто! Большой хозяин - Президиум Верховного Совета СССР, изволил помереть, не оставив завещания... Все от кого-то отделяются, вот и эти...
- А как ведет себя директор издательства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58