Отец сообщил Фрэнсис о смерти Джастина по телефону с опозданием на целые сутки. Разговор был предельно кратким. Голос его звучал как-то бесцветно. Ричард сухо изложил суть события, оговорившись, что это все, что он пока знает, затем попросил ее не приезжать ни сейчас, ни позже, вплоть до заупокойной службы, назначенной на конец недели. Он и Клио оплакивали своего сына одни, за закрытыми дверями, и Фрэнсис никогда не узнает, как они вели себя и что говорили друг другу в эти скорбные дни.
Когда она увидела их в церкви, они выглядели спокойными и смирившимися с потерей. На глазах у собравшихся родители Джастина не уронили ни слезинки.
Теперь Фрэнсис предстояло сказать Ричарду, что Клио мертва.
Фрэнсис затормозила у парадного крыльца резиденции Праттов и несколько секунд просидела в «Мазде» с выключенным двигателем. В доме царила тишина. Она слышала пение птиц, заметила кролика, жующего на лужайке свежескошенную траву, парочку крупных шмелей, кружащихся с жужжанием возле розовых гераней в каменных вазонах в начале подъездной дорожки. Никто еще не знает о том, что произошло непоправимое.
– Фрэнсис! Какой сюрприз! – Сверху по пандусу к «Мазде» спускалась, покуривая сигарету, Лили, сиделка Ричарда. – Я увидела машину и подумала, что это Блэр.
– Я воспользовалась ее машиной, – объяснила Фрэнсис, догадываясь, что Лили разочарована. Блэр и Лили были дружны между собой.
– Твой отец очень обрадуется, я уверена. Но сейчас он спит. Ночь была для него тяжелой.
– Мне необходимо поговорить с папой, – сказала Фрэнсис.
В этот момент ей хотелось, чтобы ее младшая сестра тоже была здесь. Кто-то должен был помочь ей справиться с ситуацией, чреватой непредсказуемыми последствиями.
– Что-то случилось? – спросила Лили, погасив в вазоне недокуренную сигарету.
– Клио мертва, – других, более обтекаемых слов Фрэнсис в этот момент не пришло в голову.
Лили ахнула и вдруг начала мелко вздрагивать. Она обхватила себя руками, словно пыталась таким образом остановить дрожь. На ее глазах выступили слезы.
– Как это ужасно! Какая жалость! Я просто не знаю, что сказать. Бедный ваш отец… – забормотала Лили.
Фрэнсис обошла ее, застывшую на месте, и вошла в дом. Лили была профессиональной сиделкой, именно ей была доверена забота о пациенте. Если она впала в истерику, то чего ждать от отца.
– Пожалуйста, разбуди отца прямо сейчас. – Фрэнсис повысила голос, стараясь показать, что берет себе право власти.
Лили вытерла вспотевшие руки о крахмальную белую униформу и отправилась будить Ричарда.
Фрэнсис в ожидании прохаживалась по гостиной, задерживаясь у встроенных в стену книжных полок. На фоне плотных рядов переплетенных в кожу томов располагались многочисленные фотографии в бело-голубых рамках, победные трофеи, напоминающие об успехах Ричарда в гольфе, почетные значки и памятные медали, врученные ему благодарными инвесторами в годы расцвета «Пратт Кэпитал».
Больше всего здесь было изображений Ричарда и Клио, улыбающихся, держащихся за руки, обнимающихся, пьющих шампанское на каких-то приемах в изысканных интерьерах, на палубах яхт и на пикниках. «Все это работа Клио, след ее кипучей деятельности», – подумала Фрэнсис. Клио подарила Ричарду счастливые годы, а теперь оставила его в окружении радостных воспоминаний.
Услышав шорох резины по деревянному полу, Фрэнсис обернулась. Лили катила кресло отца прямо на нее. Ричард в упор смотрел на дочь. На нем был халат в полоску, под которым виднелась пижама. Лили не позаботилась переодеть своего подопечного.
– Что-то с Блэр? – выдохнул Ричард отрывисто, как будто передвижение в кресле стоило ему неимоверных физических усилий.
Лили закрепила тормоза, чтобы кресло не покатилось дальше, отступила на шаг, всхлипнула и промокнула глаза платочком.
– Нет, папа. С Блэр все в порядке, – сказала Фрэнсис. – Это Клио… Она… она скончалась, папа.
Хотя Фрэнсис говорила негромко, в обширном пространстве гостиной стены отрезонировали на ее слова.
Ричард наклонил голову. Его худой торс подался вперед так, что Фрэнсис испугалась, не упадет ли он с кресла на пол, к ее ногам. Этого не произошло, но тело отца так немыслимо скорчилось, приняло такую неестественную позу, что это выглядело страшнее, чем падение.
Ей хотелось дотронуться до него и этим прикосновением выразить свое сопереживание, но она не решилась.
– Ее нашли в «Фейр-Лаун». Причину смерти пока определенно не установили, но, по всей видимости, это сердечный приступ. – Фрэнсис поторопилась выложить все то немногое, что ей было известно. – Я сказала полиции, чтобы было проведено вскрытие. Я посчитала, что так будет лучше.
Ричард молчал. Он лишь сглотнул слюну, накопившуюся во рту, и кадык заходил у него на горле.
Фрэнсис почувствовала, что не знает, как дальше себя вести, что делать, что говорить. У нее даже ступни вспотели. И неприятно заскользили в кожаных мокасинах, обутых на босу ногу. Она бросила взгляд на Лили, которая, стоя за креслом, принялась тихонько массировать Ричарду спину. Фрэнсис следила за осторожными круговыми движениями ее рук. Сперва Джастин, потом инсульт, теперь Клио – удары судьбы наносились Ричарду хотя и через значительные промежутки времени, но с неумолимой жестокостью и точностью. Об этом сейчас подумала Фрэнсис. Выдержать такое мало кому под силу. В глазах и горле Фрэнсис засвербило. Ей надо было срочно покинуть этот дом, пока у нее самой окончательно не сдали нервы. Но она сочла своей обязанностью остаться.
– Не позвонить ли мне доктору Фарли? – спросила она, намереваясь попросить отцовского врача выписать снотворное для него и, возможно, какие-нибудь таблетки для себя. Как отцу, так и дочери было бы сейчас спасительно погрузиться в успокоительный сон в надежде, что с пробуждением события сегодняшнего дня окажутся лишь ночным кошмаром.
– Если он нужен, я могу немедленно связаться с ним, – откликнулась Лили.
– Мне следует самой что-то предпринять, – произнесла Фрэнсис скорее для себя, нежели чем для отца и его сиделки. – Чем я могу помочь?
Ответа не последовало ни от Ричарда, ни от Лили. Фрэнсис сама знала, что срочно звонить кому-либо необходимости нет. У Клио не было близких родственников, а многочисленных знакомых, тех, кто еще пребывал в неведении, вполне можно оповестить попозже.
– Ты хочешь остаться один? – обратилась она к отцу.
– Может быть, ему нужно передохнуть, – мягко, но настойчиво произнесла Лили. – Я сообщу, если твоему отцу что-то понадобится.
– А я позвоню, как только узнаю результаты вскрытия. Если ты, конечно, захочешь их знать, – добавила Фрэнсис без всякой уверенности, что отец заинтересуется точным диагнозом.
Фрэнсис на мгновение прикрыла глаза, пытаясь вызвать в себе сочувствие к Клио и найти какие-то утешительные слова о том, что Клио очень любила его, и ради памяти о ее любви и доброте отец должен поддерживать свои силы, но почему-то в ее воображении все заслоняла картинка из далекого прошлого. Ей было восемь лет, и ее морская свинка вдруг сдохла. Это было первое живое существо, которое она увидела мертвым. Она принесла в сложенных чашечкой ладонях крохотное, шелковистое, но уже окоченевшее тельце к отцу в комнату, показала ему и, рыдая, прижалась щекой к его колену, желая, чтобы он объяснил ей, почему случилась такая ужасная несправедливость.
Она смогла бы найти в этом какое-то утешение, но Ричард лишь тронул пальцем маленький трупик и сказал: «Я ничем не могу облегчить твое горе. Мы всегда теряем тех, кого любим. Это вечная проблема, и разрешить ее невозможно. Никакие слова и никакие слезы не заполнят пустоту, которая возникает после потери любимого существа. Кто-то может сказать, что время залечивает раны, а пустоту прикрывает плотной крышкой, но под крышкой все равно остается пустота. Ты ее всегда ощущаешь в себе. Может быть, она в чем-то со временем заполнится, может, и нет – все зависит от тебя, от того, как ты будешь жить дальше. А жить надо. Таково наше предназначение. Если бы я не любил тебя так сильно, Фрэнсис, то придумал бы что-нибудь глупое в утешение. Но я сказал тебе правду на этот раз, и дай бог, чтобы нам реже в жизни выпадали подобные случаи».
Когда такое говорит отец восьмилетнему ребенку в достаточно трагический для того момент, то это западет в память навсегда. И, возвратившись из длившегося не более секунды путешествия в прошлое, Фрэнсис решила вести себя соответственно. Каждому предназначено нести свою ношу. У отца она – самая тяжелая.
Впрочем, ее ноша с каждой милей, отделяющей ее от дома скорби, не становилась легче. Ни удобная машина, которую она вела по прекрасной дороге, обнимающая любого, кто садился за руль, как ласковый любовник, ни чарующие пейзажи вокруг не снимали ее внутреннего напряжения.
К четырем часам Фрэнсис добралась до цели и свернула на плохо ухоженную подъездную дорожку, ведущую к дому Блэр и Джейка. Коттедж с двумя флигелями, похожими на увеличенные собачьи будки, и мансардой с крохотными окошечками втиснулся между двумя дюнами, защищающими от ветров. За ним простирался дикий пляж. Кто-то не очень старательный заменил кое-какие прогнившие доски в ставнях и небрежно выкрасил стены, не соскоблив прежнюю краску.
Фрэнсис отметила это машинально, благодаря наблюдательности, выработанной за годы работы в судебных органах. Дом казался вымершим. Отмахиваясь от насекомых, Фрэнсис прошла мимо вьющихся, непомерно разросшихся цветущих кустов, обогнула дом и обнаружила в закутке, отгороженном от ветров пластмассовыми щитами, Блэр, греющуюся на солнце в шезлонге. Волосы ее были еще влажны, вероятно, после недавно принятого душа, халатик, надетый на голое тело, был небрежно распахнут, а глаза прикрыты шелковой косынкой.
– Блэр, это я, – за несколько шагов подала голос Фрэнсис, чтобы не испугать сестру своим неожиданным появлением.
– Ой, как я рада, что ты здесь. – Блэр убрала косынку с глаз и поудобнее устроилась в шезлонге. – Я бы дождалась тебя в «Фейр-Лаун», но врачи отправили меня в больницу. Должна сказать, что они правильно поступили. Какая чудесная штука – опиум.
Блэр улыбнулась заискивающе, чувствуя себя немного виноватой.
– Я рада, что тебе уже лучше, – сказала Фрэнсис.
– Что от меня требуется, я все сделаю. – Блэр потянулась за высоким бокалом с красным вином, установленным на складном столике как раз на расстоянии вытянутой руки. В портативном переносном холодильнике, лежавшем под шезлонгом, был ее запас спиртного.
– А может, ты хочешь белого? Или предпочтешь пиво?
– Нет, спасибо.
Фрэнсис выбрала из груды пляжной мебели, сложенной рядом, кресло поудобней и уселась, надеясь насладиться покоем.
– Ты говорила с папой?
– А как же. Конечно, говорила.
– И как он?
Что ей ответить? Что он опечалился или разрыдался? Что он был… никакой, как ей показалось? Просто уродливый, бесчувственный паралитик, жалкий, конечно…
– Только не говори мне, что ты, из-за своей черствости, брякнула ему сразу – мол, его жена отправилась на тот свет. Неужели ты его никак не подготовила? – Блэр уже готова упрекнуть сестру в бесчувственном поступке.
– Он спал, когда я приехала. – Фрэнсис, в свою очередь, постаралась сдержаться и не вспылить.
– И?.. – Блэр нарочно накачивала себя. Глоток вина ей в этом помог.
– И я рассказала ему то, что знаю о происшествии. Он отреагировал достаточно спокойно.
– О чем ты говоришь?! Он наш отец. Мы обе должны оплакивать кончину вместе с ним.
Вот уж чего Фрэнсис не могла стерпеть, так это упреков сестры. И, главное, в чем? В равнодушии?
– Я заглянула к тебе узнать, как ты себя чувствуешь, но, видимо, зря беспокоилась. У тебя достаточно сил, чтобы затеять ссору, а я, наоборот, слишком устала.
Фрэнсис поднялась с кресла.
– Не уходи!
– Что ты от меня хочешь? Ты просила, чтобы я сообщила отцу о смерти нашей мачехи. Я это сделала. И произнесла те слова, какие сочла нужным. Сделала это, как сумела. Такая у тебя сестра, Блэр, – черствая, как сухарь.
– Прости, Фэнни! Ты права. Я звонила туда недавно, но Лили сказала, что его лучше не тревожить. Я бы сама отправилась, но чувствую себя такой слабой… Ты не можешь вообразить, что это такое – зайти в туалет и увидеть там торчащие из кабины ноги трупа!
– А до этого ты сегодня видела Клио?
– Мельком. Я только поздоровалась с нею. Мы все были на веранде и смотрели мужские парные состязания. Потом мне захотелось в уборную, и…
– Дверь в кабинку была закрыта?
– Слегка приоткрыта. За ней что-то виднелось, и поэтому я ее чуть приоткрыла – вдруг кому-то стало плохо, и я смогу помочь… И я увидела, что это Клио…
– И что потом?
– Не помню. Кажется, я закричала. Вбежали люди. А я позвонила тебе.
– С кем ты говорила о происшедшем?
– С полицейскими. Очень коротко. Тут из толпы высунулся кто-то в белом халате, и меня всунули в машину… и отвезли в больницу. Разве это все так важно?
– Нет. Я сама не знаю, зачем я тебя спрашиваю. Москиты вдруг стали одолевать ее, и Фрэнсис успела уже нескольких прихлопнуть. Как их нападения выдерживала полуголая Блэр? Наверное, ей помогало выпитое вино.
– Завтра я примусь за дело, – пообещала ей сестрица. – Дел куча. Надо избавить папу от всех хлопот. Кто-то должен взять на себя заботу об этом чудовищном доме, о штате обслуги, разобраться, что делать с этим хозяйством дальше. Кое-что в этой истории может послужить нам на пользу.
Фрэнсис надеялась, что мысли Блэр, только что ею высказанные, лишь результат действия лекарства, вколотого врачами, и выпитой бутылки вина. Подобные моменты, хоть они и возникали, к счастью, изредка, наталкивали ее на мысль, что сестра – абсолютно чужой ей человек, хоть у них и общие гены, и общие детские переживания. Материальные последствия смерти Клио ни разу не стали предметом ее размышлений в отличие от Блэр.
– Я не очень переживаю эту потерю. Знаю, что говорю страшные вещи, и не следует так отзываться о мертвых, но она была гадкая, как жаба.
– Папа любил ее, – вот единственное, что могла возразить Фрэнсис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50