https://wodolei.ru/catalog/unitazy/roca-gap-clean-rim-34273700h-kompakt-napolnyj-65740-item/
Волнуясь, он сообщил немцу о приближении толпы.
– Вся стража и рейтары разосланы к городским воротам или для охраны присутственных зданий, костелов, панских имений. В замке осталась лишь горсточка солдат. Бог знает, чем может это кончиться…
– Чего вы опасаетесь? – спросил холодно Рейхенберг.
– Они станут требовать, чтобы я выдал им виновников.
– А почему бы вам не выдать виновников, пан воевода? – спокойно спросил немец.
– Но я не знаю их… – пробормотал воевода.
– Зато я знаю, – сказал Рейхенберг. – Повинно в злодействе православное братство, а главный зачинщик всему Францишек…
Воевода вздрогнул.
– Это… невероятно… Где доказательства?
– Пожар начался от друкарни Скорины и от его дома. На месте пожара был схвачен мастер, служивший у Францишка, по имени Войтех. Он сознался в том, что был подкуплен братством. Каких еще нужно вам доказательств, пан воевода?
Через окно доносился гул прибывающей на площадь толпы. Рейхенберг продолжал:
– Вот к чему привело ваше милостивое отношение к схизматикам! Разве я не предостерегал вас?
Воевода вздрогнул.
– Мое милостивое отношение? Но ведь вам хорошо известно, как ревностно я стоял на страже престола и церкви. Я никогда не был их другом. Я всегда ждал от этих людей и… и от самого Скорины…
– Воеводу! – ревела толпа.
– Пусть выйдет к нам воевода!
Иоганн схватил воеводу за руку и, потащив к окну, властно сказал:
– Хорошо! Скажите об этом им! Они ждут вас, идите!
В окно было видно, как огромная, волнующаяся, грозная толпа заполняла площадь перед замком. Люди все прибывали и прибывали.
Георгий тоже оказался здесь. Волосы его развевались на ветру, глаза блуждали по сторонам.
Кривуш крепко держал его за руку.
Они медленно продвигались сквозь толпу, сами не зная, куда и зачем. Вдруг площадь затихла. Дверь на балконе замка распахнулась, и двое слуг с зажженными факелами стали по ее сторонам. Еще секунда, и народ, требовавший воеводу, увидел барона Рейхенберга.
– Люди места Виленского! – крикнул он, простирая обе руки к толпе. – Ужасное бедствие постигло ваш славный город! Слуги дьявола обрушили свою злобу на мирных граждан. Но успокойтесь! Злодеи обнаружены!
– Кто они? – раздались яростные крики.
– Имена! Назови имена злодеев!
– Смерть поджигателям!
Иоганн потребовал тишины.
– Хорошо, я назову их, – сказал почти спокойно Рейхенберг, и голос его отозвался многоголосым эхом.
– Он назовет их, назовет… Тише!
Иоганн продолжал:
– Главный зачинщик и поджигатель – еретик, чернокнижник и колдун Францишек Скорина!
В наступившей тишине раздался звенящий женский крик:
– Ты лжешь, презренный!
– Маргарита! – вскрикнул Скорина и, вырвавшись из рук Кривуша, бросился на голос.
Маргарита стояла в толпе в изодранной сорочке, прижимая к груди ребенка.
– Маргарита, жена моя!
Расталкивая людей, Георгий пробивался к жене и сыну. Кривуш едва поспевал за ним.
– Люди! – загремел с балкона Иоганн. – Вот он, ваш злодей! Хватайте и судите его сами! Я разрешаю вам! Хватайте, не то он скроется от возмездия!
Соседние ряды колыхнулись. Послышались гневные возгласы. Вокруг Скорины образовалось свободное пространство. Еще никто не решился дотронуться до этого человека.
– Я никуда не скроюсь! – громко сказал Георгий, обратившись к толпе. Лицо его было гневно и величественно, голос тверд. Он взял Маргариту за руку и двинулся к замку.
Люди расступались перед ним и замолкали.
Так они дошли до середины площади, где возвышалось лобное место. Скорина с женой и ребенком поднялся по ступеням наверх. Теперь все увидели его.
– Не давайте ему обманывать вас! – снова послышался лающий голос Иоганна. – Хватайте колдуна и поджигателя!
Георгий поднял вверх руку, и народ заколыхался, ожидая его слова.
Он сказал:
– Братья мои! Знаете ли вы меня, Францишка Скорину?
– Знаем! Знаем! Пусть говорит Скорина!
– Смотрите, – надрывался Рейхенберг. – На нем следы злодеяний, платье его опалено!
– Вот я стою здесь, на месте казней! – сказал Георгий. – Со мною жена моя и сын… – Он обнял их. – Мы готовы держать ответ перед вами! Казните нас, если верите немцу!
– Не верим! – первым крикнул Николай Кривуш. – Говори, Франек!
Скорина подошел к барьеру:
– Ведомы ли вам книги, друкованные мною?
– Ведомы! Ведомы!
– В тех книгах я учил, как отличать кривду от правды, – продолжал Скорина, – учил любить веру отцов и родную, русскую речь… В них была моя жизнь! Кто же поверит тому, что сам я поджег их, и друкарню, и дом мой, и город? Разве сожжет земледелец ниву, возделанную им?
– Правду сказал! Правду! – послышались голоса.
– Кто же поджигатель?
– Он! Он и его сообщники!
– Не верьте! Не слушайте его!
– Нет! – поднял голос Скорина. – Не враг я себе и не враг народу моему!
Повернувшись к балкону, Георгий крикнул громовым голосом:
– Ты лжешь, Иоганн фон Рейхенберг! Не я, а ты повинен в пожаре сем! Это свидетельствую я, Францишек Скорина, перед господом и всем народом виленским. Ты и твоя черная свора, благословляемые римским папой, пришли порабощать вольные наши народы. Вы хотите отнять у нас волю и достояние, храмы и язык родной. – Он снова повернулся к толпе. – Вот он – злодей! Смотрите, братья, и запоминайте сие! Горят и рушатся жилища наши. Дети теряют отцов, и отцы оплакивают детей своих. Стонет наша земля от чужеземцев. Вновь тевтоны, как тать, прокрались в дом наш и подняли черное знамя свое. – Сжав кулаки, со страшной силой он крикнул: – Бейте их, братья! Уничтожайте за поругание земли нашей, за кровь наших отцов и матерей! Бейте и гоните прочь, не опуская меча!
– Смерть! – крикнул Николай Кривуш.
– Смерть! – загудела толпа.
Передние ряды двинулись к замку. Рейхенберга уже не было на балконе. Телохранители также скрылись. Разъяренная толпа стремительно катилась вперед.
В замке царило смятение.
Гаштольд успел выскочить во внутренний дворик и, сопровождаемый несколькими слугами и шляхтичами, подземным ходом пробрался к Медницким воротам. Там его ждали кони.
Рейхенберг пытался защитить замок. Но стража и слуги частью были смяты ворвавшейся толпой, частью успели скрыться.
Оставшись один, Иоганн бросился во двор к маленькой винтовой лестнице, спускавшейся в тайный подземный ход. Этим ходом только что успел спастись воевода.
Вдруг дорогу немцу преградил человек с зажженным факелом. Рейхенберг отпрянул.
– Приветствую ясновельможного коллегу! – сказал Кривуш насмешливо. – Пан куда-то торопится? Жаль…
– Прочь! – крикнул Иоганн, выхватив шпагу.
Кривуш ткнул факелом ему в лицо. Немец взвыл, закрывая ладонями глаза. Шпага зазвенела на камнях двора. Кривуш быстро ступил на нее.
– Спешить некуда, друг, – сказал он со зловещей усмешкой. – Наконец привел бог побеседовать по душам!
Николай нагнулся, чтобы поднять шпагу. Быстрым рывком Рейхенберг выхватил из-за пояса охотничий нож и ударил Кривуша в спину. Кривуш пошатнулся, но устоял. Выпрямившись и швырнув факел в сторону, он обеими руками схватил немца за горло. Они свалились в открытую дверь потайного хода и покатились вниз по ступеням винтовой лестницы.
Борьба продолжалась недолго. Пальцы Кривуша впились в горло врага. Иоганн захрипел, судорога пробежала по всему его телу, больше он не сопротивлялся. Пальцы Кривуша не разжимались.
В глубине темного хода, на узкой площадке маленькой винтовой лестницы, долго никем не обнаруженные, лежали в смертельных объятиях два тела: рыцарь Иоганн фон Рейхенберг, проклятый народом Литвы и Польши, и веселый поэт, забияка и богохульник – Николай Кривуш из Тарнува.
* * *
Наступил день, а пожар не унимался.
Ветер гнал к городу песчаные смерчи. Солнце едва пробивалось сквозь тучи дыма и пыли. Горели городские стены, и пламя, распространяясь к югу и востоку, уже охватило торговую пристань. Занялись склады пеньки, бочки со смолой, штабеля досок.
Люди, успевшие выбраться из города, толпились в рыбачьей слободе, глядя на страшное зрелище гибели родного города. До конца своей жизни запомнили они этот ужасный летний день 1530 года.
На отмели, у рыбачьего баркаса, окруженный тесным кольцом друзей, стоял Скорина, рядом с ним была Маргарита с младенцем Сымоном на руках.
Не было Кривуша. Никто не знал, где он, никто не видел его в толпе, когда бросились громить замок.
– Где же Гинек? – спросил Георгий.
– Гинек погиб… – сказала Маргарита, глотая слезы. – Он бросился спасать твои бумаги, Франек, и не успел выскочить из горящего дома.
Подбежал Богдан Онкович.
– Надо спешить, Францишек! – почти приказал он, оглядываясь в сторону города.
Георгий стоял недвижно.
– Нечего толковать, – ласково заговорил Якуб Бабич. – Нельзя здесь оставаться… Они не простят Скорине этой ночи.
– Даст бог, свидимся! – сказал Богдан.
Они помогли Маргарите с ребенком сесть в баркас. Георгий молча обнял каждого и, перешагнув через борт, остался стоять.
Гребцы столкнули баркас и прыгнули на ходу.
Все дальше и дальше уплывал баркас, и люди на берегу глядели ему вслед.
Георгий все еще стоял, сухими глазами озирая окутанную дымом землю. Баркас приблизился к излучине реки, и здесь клубы дыма, несшиеся от горящего леса, закрыли его.
В тот же день два странника подошли к восточной стене города. Странники были одеты в платья, какие носили посадские люди Московской Руси. За плечами их были котомки. Молча смотрели они на расстилавшийся перед ними догорающий город. Потом медленно побрели к реке, где толпились люди. Старший из странников обратился к пожилому мужчине:
– Не знает ли добрый человек, где тут найти доктора Францишка Скорину и что сталось с его печатней?
– Нет уже ни печатни, ни самого Скорины, – ответил спрошенный и досадливо отвернулся.
– А по какому делу тебе Скорина надобен? – Богдан Онкович, проходивший мимо, подозрительно оглядел странников.
Старший ответил:
– Мы московские. Печатные мастера. Издавна я знаю доктора Скорину и по его зову прибыл в место Виленское, да вот, поди ж ты, что стряслось…
– А звать как?
– Тихон, Захаров сын, по прозвищу Меньшой. А се подручный мой, Петька Мстиславцев. – Он указал на своего спутника, застенчивого, молчаливого мальчика лет пятнадцати.
– Не во благовремении явились, – хмуро сказал Богдан. – Сам видишь, погорельцы мы ныне. А Скорины нет здесь более… Уплыл Скорина.
Он неопределенным жестом показал на реку.
Тихон также посмотрел на реку и, тяжко вздохнув, опустился на землю.
– Уплыл, говоришь?
– Да…
– Понятно… А мы вот к нему шли… Эх, незадача!.. И, подумав, обратился к товарищу: – Что же, Петруша… Придется обратно нам…
Богдан положил руку ему на плечо.
– Оставайтесь, коли пришли, – сказал он. – Куда вы пойдете?.. Не всегда так будет. Отстроим город. Жить будем. Друкарню наладим, книги снова друковать начнем, ребят малых учить. Нам добрые мастера надобны…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Вся стража и рейтары разосланы к городским воротам или для охраны присутственных зданий, костелов, панских имений. В замке осталась лишь горсточка солдат. Бог знает, чем может это кончиться…
– Чего вы опасаетесь? – спросил холодно Рейхенберг.
– Они станут требовать, чтобы я выдал им виновников.
– А почему бы вам не выдать виновников, пан воевода? – спокойно спросил немец.
– Но я не знаю их… – пробормотал воевода.
– Зато я знаю, – сказал Рейхенберг. – Повинно в злодействе православное братство, а главный зачинщик всему Францишек…
Воевода вздрогнул.
– Это… невероятно… Где доказательства?
– Пожар начался от друкарни Скорины и от его дома. На месте пожара был схвачен мастер, служивший у Францишка, по имени Войтех. Он сознался в том, что был подкуплен братством. Каких еще нужно вам доказательств, пан воевода?
Через окно доносился гул прибывающей на площадь толпы. Рейхенберг продолжал:
– Вот к чему привело ваше милостивое отношение к схизматикам! Разве я не предостерегал вас?
Воевода вздрогнул.
– Мое милостивое отношение? Но ведь вам хорошо известно, как ревностно я стоял на страже престола и церкви. Я никогда не был их другом. Я всегда ждал от этих людей и… и от самого Скорины…
– Воеводу! – ревела толпа.
– Пусть выйдет к нам воевода!
Иоганн схватил воеводу за руку и, потащив к окну, властно сказал:
– Хорошо! Скажите об этом им! Они ждут вас, идите!
В окно было видно, как огромная, волнующаяся, грозная толпа заполняла площадь перед замком. Люди все прибывали и прибывали.
Георгий тоже оказался здесь. Волосы его развевались на ветру, глаза блуждали по сторонам.
Кривуш крепко держал его за руку.
Они медленно продвигались сквозь толпу, сами не зная, куда и зачем. Вдруг площадь затихла. Дверь на балконе замка распахнулась, и двое слуг с зажженными факелами стали по ее сторонам. Еще секунда, и народ, требовавший воеводу, увидел барона Рейхенберга.
– Люди места Виленского! – крикнул он, простирая обе руки к толпе. – Ужасное бедствие постигло ваш славный город! Слуги дьявола обрушили свою злобу на мирных граждан. Но успокойтесь! Злодеи обнаружены!
– Кто они? – раздались яростные крики.
– Имена! Назови имена злодеев!
– Смерть поджигателям!
Иоганн потребовал тишины.
– Хорошо, я назову их, – сказал почти спокойно Рейхенберг, и голос его отозвался многоголосым эхом.
– Он назовет их, назовет… Тише!
Иоганн продолжал:
– Главный зачинщик и поджигатель – еретик, чернокнижник и колдун Францишек Скорина!
В наступившей тишине раздался звенящий женский крик:
– Ты лжешь, презренный!
– Маргарита! – вскрикнул Скорина и, вырвавшись из рук Кривуша, бросился на голос.
Маргарита стояла в толпе в изодранной сорочке, прижимая к груди ребенка.
– Маргарита, жена моя!
Расталкивая людей, Георгий пробивался к жене и сыну. Кривуш едва поспевал за ним.
– Люди! – загремел с балкона Иоганн. – Вот он, ваш злодей! Хватайте и судите его сами! Я разрешаю вам! Хватайте, не то он скроется от возмездия!
Соседние ряды колыхнулись. Послышались гневные возгласы. Вокруг Скорины образовалось свободное пространство. Еще никто не решился дотронуться до этого человека.
– Я никуда не скроюсь! – громко сказал Георгий, обратившись к толпе. Лицо его было гневно и величественно, голос тверд. Он взял Маргариту за руку и двинулся к замку.
Люди расступались перед ним и замолкали.
Так они дошли до середины площади, где возвышалось лобное место. Скорина с женой и ребенком поднялся по ступеням наверх. Теперь все увидели его.
– Не давайте ему обманывать вас! – снова послышался лающий голос Иоганна. – Хватайте колдуна и поджигателя!
Георгий поднял вверх руку, и народ заколыхался, ожидая его слова.
Он сказал:
– Братья мои! Знаете ли вы меня, Францишка Скорину?
– Знаем! Знаем! Пусть говорит Скорина!
– Смотрите, – надрывался Рейхенберг. – На нем следы злодеяний, платье его опалено!
– Вот я стою здесь, на месте казней! – сказал Георгий. – Со мною жена моя и сын… – Он обнял их. – Мы готовы держать ответ перед вами! Казните нас, если верите немцу!
– Не верим! – первым крикнул Николай Кривуш. – Говори, Франек!
Скорина подошел к барьеру:
– Ведомы ли вам книги, друкованные мною?
– Ведомы! Ведомы!
– В тех книгах я учил, как отличать кривду от правды, – продолжал Скорина, – учил любить веру отцов и родную, русскую речь… В них была моя жизнь! Кто же поверит тому, что сам я поджег их, и друкарню, и дом мой, и город? Разве сожжет земледелец ниву, возделанную им?
– Правду сказал! Правду! – послышались голоса.
– Кто же поджигатель?
– Он! Он и его сообщники!
– Не верьте! Не слушайте его!
– Нет! – поднял голос Скорина. – Не враг я себе и не враг народу моему!
Повернувшись к балкону, Георгий крикнул громовым голосом:
– Ты лжешь, Иоганн фон Рейхенберг! Не я, а ты повинен в пожаре сем! Это свидетельствую я, Францишек Скорина, перед господом и всем народом виленским. Ты и твоя черная свора, благословляемые римским папой, пришли порабощать вольные наши народы. Вы хотите отнять у нас волю и достояние, храмы и язык родной. – Он снова повернулся к толпе. – Вот он – злодей! Смотрите, братья, и запоминайте сие! Горят и рушатся жилища наши. Дети теряют отцов, и отцы оплакивают детей своих. Стонет наша земля от чужеземцев. Вновь тевтоны, как тать, прокрались в дом наш и подняли черное знамя свое. – Сжав кулаки, со страшной силой он крикнул: – Бейте их, братья! Уничтожайте за поругание земли нашей, за кровь наших отцов и матерей! Бейте и гоните прочь, не опуская меча!
– Смерть! – крикнул Николай Кривуш.
– Смерть! – загудела толпа.
Передние ряды двинулись к замку. Рейхенберга уже не было на балконе. Телохранители также скрылись. Разъяренная толпа стремительно катилась вперед.
В замке царило смятение.
Гаштольд успел выскочить во внутренний дворик и, сопровождаемый несколькими слугами и шляхтичами, подземным ходом пробрался к Медницким воротам. Там его ждали кони.
Рейхенберг пытался защитить замок. Но стража и слуги частью были смяты ворвавшейся толпой, частью успели скрыться.
Оставшись один, Иоганн бросился во двор к маленькой винтовой лестнице, спускавшейся в тайный подземный ход. Этим ходом только что успел спастись воевода.
Вдруг дорогу немцу преградил человек с зажженным факелом. Рейхенберг отпрянул.
– Приветствую ясновельможного коллегу! – сказал Кривуш насмешливо. – Пан куда-то торопится? Жаль…
– Прочь! – крикнул Иоганн, выхватив шпагу.
Кривуш ткнул факелом ему в лицо. Немец взвыл, закрывая ладонями глаза. Шпага зазвенела на камнях двора. Кривуш быстро ступил на нее.
– Спешить некуда, друг, – сказал он со зловещей усмешкой. – Наконец привел бог побеседовать по душам!
Николай нагнулся, чтобы поднять шпагу. Быстрым рывком Рейхенберг выхватил из-за пояса охотничий нож и ударил Кривуша в спину. Кривуш пошатнулся, но устоял. Выпрямившись и швырнув факел в сторону, он обеими руками схватил немца за горло. Они свалились в открытую дверь потайного хода и покатились вниз по ступеням винтовой лестницы.
Борьба продолжалась недолго. Пальцы Кривуша впились в горло врага. Иоганн захрипел, судорога пробежала по всему его телу, больше он не сопротивлялся. Пальцы Кривуша не разжимались.
В глубине темного хода, на узкой площадке маленькой винтовой лестницы, долго никем не обнаруженные, лежали в смертельных объятиях два тела: рыцарь Иоганн фон Рейхенберг, проклятый народом Литвы и Польши, и веселый поэт, забияка и богохульник – Николай Кривуш из Тарнува.
* * *
Наступил день, а пожар не унимался.
Ветер гнал к городу песчаные смерчи. Солнце едва пробивалось сквозь тучи дыма и пыли. Горели городские стены, и пламя, распространяясь к югу и востоку, уже охватило торговую пристань. Занялись склады пеньки, бочки со смолой, штабеля досок.
Люди, успевшие выбраться из города, толпились в рыбачьей слободе, глядя на страшное зрелище гибели родного города. До конца своей жизни запомнили они этот ужасный летний день 1530 года.
На отмели, у рыбачьего баркаса, окруженный тесным кольцом друзей, стоял Скорина, рядом с ним была Маргарита с младенцем Сымоном на руках.
Не было Кривуша. Никто не знал, где он, никто не видел его в толпе, когда бросились громить замок.
– Где же Гинек? – спросил Георгий.
– Гинек погиб… – сказала Маргарита, глотая слезы. – Он бросился спасать твои бумаги, Франек, и не успел выскочить из горящего дома.
Подбежал Богдан Онкович.
– Надо спешить, Францишек! – почти приказал он, оглядываясь в сторону города.
Георгий стоял недвижно.
– Нечего толковать, – ласково заговорил Якуб Бабич. – Нельзя здесь оставаться… Они не простят Скорине этой ночи.
– Даст бог, свидимся! – сказал Богдан.
Они помогли Маргарите с ребенком сесть в баркас. Георгий молча обнял каждого и, перешагнув через борт, остался стоять.
Гребцы столкнули баркас и прыгнули на ходу.
Все дальше и дальше уплывал баркас, и люди на берегу глядели ему вслед.
Георгий все еще стоял, сухими глазами озирая окутанную дымом землю. Баркас приблизился к излучине реки, и здесь клубы дыма, несшиеся от горящего леса, закрыли его.
В тот же день два странника подошли к восточной стене города. Странники были одеты в платья, какие носили посадские люди Московской Руси. За плечами их были котомки. Молча смотрели они на расстилавшийся перед ними догорающий город. Потом медленно побрели к реке, где толпились люди. Старший из странников обратился к пожилому мужчине:
– Не знает ли добрый человек, где тут найти доктора Францишка Скорину и что сталось с его печатней?
– Нет уже ни печатни, ни самого Скорины, – ответил спрошенный и досадливо отвернулся.
– А по какому делу тебе Скорина надобен? – Богдан Онкович, проходивший мимо, подозрительно оглядел странников.
Старший ответил:
– Мы московские. Печатные мастера. Издавна я знаю доктора Скорину и по его зову прибыл в место Виленское, да вот, поди ж ты, что стряслось…
– А звать как?
– Тихон, Захаров сын, по прозвищу Меньшой. А се подручный мой, Петька Мстиславцев. – Он указал на своего спутника, застенчивого, молчаливого мальчика лет пятнадцати.
– Не во благовремении явились, – хмуро сказал Богдан. – Сам видишь, погорельцы мы ныне. А Скорины нет здесь более… Уплыл Скорина.
Он неопределенным жестом показал на реку.
Тихон также посмотрел на реку и, тяжко вздохнув, опустился на землю.
– Уплыл, говоришь?
– Да…
– Понятно… А мы вот к нему шли… Эх, незадача!.. И, подумав, обратился к товарищу: – Что же, Петруша… Придется обратно нам…
Богдан положил руку ему на плечо.
– Оставайтесь, коли пришли, – сказал он. – Куда вы пойдете?.. Не всегда так будет. Отстроим город. Жить будем. Друкарню наладим, книги снова друковать начнем, ребят малых учить. Нам добрые мастера надобны…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59