Остановку сделали в Тосонтсенгеле, где шикарно пообедали. Мы бы его не нашли, если бы не водитель грузовика, нарисовавший для нас очень удобную карту. На ней было только схематическое изображение реки, моста, дороги с какими-то точками на ней и горы с двумя маленькими домиками и двумя рощицами. Разумеется, стоило пересечь мост, мы увидели дорогу с точками, проехали по ней километров 30 и вышли к подножию горы. На полпути наверх проехали мимо двух рощиц. Еще чуть дальше мы нашли два маленьких домика, и сразу за ними начинался проселок, ведущий вправо, который мы без этой карты и не заметили бы. Карты велели нам ехать по трассе, но это была совершенно новая дорога, причем намного лучше. Мы неслись на 60 км/ч, громко радуясь почти нормальной поверхности. По пути мы переехали несколько шатких мостов, сделали остановку под деревом, все ветки которого были обвязаны шаманскими ленточками, проехали мимо множества лошадиных скелетов и увидели огромное количество стервятников. Мотоцикл Клаудио, конечно же, периодически ломался, но каждый раз каким-то чудом нам удавалось починить его самостоятельно. В конце дня мы лихо съехали по длинному спуску и оказались у большого моста через очередную реку. И рядом с этим мостом стояла наша команда. Мы очень обрадовались встрече. Это значило, что все справились с самым сложным этапом путешествия, – фантастическое достижение. Команда решила ехать дальше до Улан-Батора, а мы отправились к Белому озеру, до которого добрались только в одиннадцатом часу вечера. И в этот момент я полюбил Монголию, после стольких взлетов и падений, мучительных дней по колено в грязи, отказа от плана повернуть в Россию, тяжелых споров под дождем, измождения и боли в руках и ногах. Временами мы попадали в самый настоящий ад, но где-то в глубине души я от этих трудностей даже получал удовольствие. Мне нравилось встречаться с новыми людьми, а готовность незнакомцев прийти на помощь казалась поразительной. Без этого у нас бы ничего не получилось. Я вспомнил, как в детстве застрял где-то посреди графства Уиклоу со сломанным мотоциклом, который требовалось починить, чтобы доехать до дома. Я давно уже так не радовался: наверное, с тех самых пор, когда был дома с семьей. Все самое трудное осталось позади, и это было здорово.
ЭВАН: Добравшись до Белого озера, мы почувствовали огромное облегчение. У меня в жизни ничего не было тяжелее этих дней с момента отъезда от российской границы. Даже в самых страшных снах мне не мерещились такие ужасы. У Белого озера я целый день пролежал в юрте, не в силах даже встать и распаковать вещи, не желая думать о конце пути или хотя бы о завтрашнем дне и не в состоянии принимать решения.
Проснулся я очень рано и увидел, как какой-то маленький человек разжигает мою печку. Он зажег огонь и потом ушел, а я встал и сварил себе кофе. Потом взял удочку и побрел к озеру. Я шел почти час, прежде чем нашел подходящее для рыбалки место. Крючок, правда, за камни цеплялся, но немного побыть одному было здорово. После двух тяжелых недель пути мне требовалось немного отдохнуть от Чарли, Клаудио и всех остальных. По пути сюда я прошел мимо маленького святилища: монголы иногда складывают из камней небольшие пирамиды, и прохожие привязывают к ним голубые ленточки. Не знаю, можно ли там загадывать желания, но я все же загадал. Загадал и добавил камень в общую кучу, чтобы поблагодарить Всевышнего за этот день и окружающую красоту. На обратном пути я положил еще один камень, выражая свою признательность за то, что он не дал мне убить ни одной рыбы. Если честно, мне просто нужен был повод, чтобы здесь постоять. Днем я поплыл на лодке с местными жителями, которые закинули сеть на озере и поймали восемь или девять крупных рыбин. Когда они побросали их на дно лодки, мне стало неприятно. Вообще-то я ем рыбу и мясо, а еще работал когда-то на форельной ферме, где каждый день перебрасывал сотни обреченных рыбин, но мне было грустно смотреть на умирающих животных. Наверное, пора становиться вегетарианцем.
Здорово целых два дня почти ничего не делать. Путь сюда получился изматывающим, и в особенно утомительные моменты я сильно падал духом. А бедный Чарли от этого страдал. Я знаю, что иногда становлюсь очень вредным. Я лежал на постели и чувствовал себя физически больным – сказывалась усталость, накопившаяся за две недели очень трудной езды. Ощущения, как при отравлении. Я поверить не мог, что удалось заехать так далеко. Временами казалось, будто только кендальское печенье не дает нам свалиться замертво. Раз уж им питался первопроходец Эдмунд Хиллари, забравшийся на Эверест, и исследователь Антарктики Шеклтон, наверное, и нам тоже было грех жаловаться.
Перед путешествием я думал, что мне будет тяжело столько времени не знать о событиях в мире. Но вот я лежу, слушаю гуляющий вокруг юрты ветер и вдруг понимаю: быть совершенно не в курсе последних новостей – это один из самых больших плюсов поездки. Мы проехали треть нашего пути вокруг света; стали другими лица людей, дома, уклад жизни и верования. Но если бы мы не были совершенно одни, то легко могли бы увидеть все эти страны и не узнать самого главного – все люди одинаковы, все любят своих детей, ищут место для ночевки и еду. Нам всем нужно одно и то же, а мир не такой уж и большой. Я лежал в юрте и думал о политике. Если бы президент Буш (который, наверное, Монголию и на карте-то не найдет) и ему подобные потрудились поинтересоваться происходящим за пределами собственных стран, то они могли бы найти общее у людей всех национальностей и религий. Тогда захотелось бы обращать больше внимания на сходство, а не на различия, и было бы в мире тогда гораздо больше порядка и справедливости.
Здорово получить, наконец, выходной, но ко мне снова вернулась ужасная тоска по дому, а точнее, по семье. Я звонил жене и детям, и Ив рассказала, что в первый раз за эти недели наша младшая дочка расплакалась из-за моего отсутствия. Накануне я сам разговаривал с маленькой Эстер, но она на меня рассердилась и никак не отпускала. Ив пришлось отрывать ее от телефона, и из-за этого расплакалась Клара. Это невыносимо – сидеть в юрте за тысячи километров от них. Я почувствовал себя совсем несчастным и пошел искать Клаудио и Чарли. Решил не мучиться в одиночестве и поговорить с ними, что мне здорово помогло.
Когда я проснулся следующим утром, маленькая монголка растапливала печку. В дырке на верхушке юрты, выступающей в роли дымохода, виднелись снежинки. Нет, только не снег, подумал я. Вскочил с постели и высунулся на улицу. Все горы вокруг были покрыты снегом – а мы собирались сегодня пройти несколько горных перевалов. Господи, с чем нам еще придется столкнуться? Дождь и болота уже пережили, и теперь вот повалил снег.
Очень похолодало, мы надели всю термоодежду и отправились в путь. Дорога шла вверх по холму, мимо потухшего вулкана и была отличной. Подмораживало, но за это утро мы прошли больше ста пятидесяти километров, главным образом из-за желания поскорее проехать горные районы и спуститься в более теплые низины. Дорога стала лучше, и у нас появилось время смотреть по сторонам; мы проезжали живописнейшие перевалы и ущелья, и настроение у всех было лучше некуда. На обед мы остановились в маленьком кафе в Цецерлеге, которым владели двое англичан. Это было, как минимум, необычно – найти посреди монгольской пустыни настоящее английское кафе, с английской музыкой, с гамбургерами, круглосуточными завтраками и даже воскресным жарким. На выезде из города мы увидели огромный валун: он лежал на первом увиденном в Монголии отрезке асфальта. Я заметил, что Чарли его аккуратно объехал. А потом раздался треск: Клаудио наехал прямо на камушек.
«Все из-за тебя, чтобы ты знал», – сказал Клаудио Чарли.
«Как Чарли может быть виноват в том, что ты наехал на камень?» – спросил я.
«Чарли должен был объехать его широко, но не сделал этого. Он проскочил мимо, и я камня даже не заметил».
«Клаудио, он же, как маленькая планета!» – сказал Чарли. «Да, но ты слишком близко к нему проехал, я ничего не увидел. И я точно знаю: ты специально так сделал, – сказал Клаудио. – Это первая нормальная асфальтовая дорога в Монголии, и я витал в облаках от счастья, смотрел только налево и направо, на красивые виды вокруг».
«Так кто же тогда виноват?» – спросил я.
«Чарли, – сказал Клаудио без малейшего намека на иронию. – Он ехал впереди, и камня я из-за него не увидел».
Чарли засмеялся: «Как только я его объехал, стал смотреть в зеркало, потому что знал: Клаудио обязательно на него наедет».
«Ну вот, видите! Это он виноват! – настаивал Клаудио. – До этого момента я тебе всегда доверял. Куда едешь ты, туда еду и я. Так и на этот раз, ехал за тобой, а ты специально проехал рядом с этим камнем, чтобы я на него попал».
«Ты и раму свою тогда в горах так же поломал? – спросил я. – Тоже ехал за Чарли?»
«Нет, он оторвался и оставил меня одного, я его догнать не мог».
Мы с Чарли расхохотались. «Ты Клаудио перед обедом видел? – спросил я у Чарли. – Когда он снова слишком к тебе приблизился, и ты остановился? Ему пришлось дать мотоциклу упасть, чтобы его остановить. И потом он поднялся и посмотрел на тебя укоризненно, будто бы говоря: „Это все из-за тебя“.
«Но… но я же тогда медленно ехал, – сказал Клаудио с возмущением. – И целился в ограждение. Куда мне еще было ехать?»
Справедливое замечание. «Красный дьявол» в управлении оказался тем еще зверем, и Клаудио приходилось с ним нелегко. Я вообще не представляю, как он мог на нем ездить. Но теперь задний тормоз – единственный рабочий тормоз на этой машине – оказался сломан, а выхлопная труба погнулась. К счастью, она была сделана из такого мягкого металла, что мы без особого труда ее разогнули. Когда поездка продолжилась, мотоцикл Клаудио ломался с завидным постоянством, и так продолжалось до моего падения. Я стал слишком самоуверенным и дерзким, перепрыгивал борозды и перелетал кочки, забыв про всякую осторожность. Мы с Чарли ехали по двум сходящимся дорогам, и мне хотелось раньше него выйти на перекресток. Я съехал в овраг, и хотя другой склон явно был слишком крутым и совершенно неподходящим для моего мотоцикла, я попробовал с ним справиться. Разумеется, закончилось это замысловатым падением. Где-нибудь в начале путешествия моя гордость бы серьезно пострадала, но сейчас, когда такие падения стали нормальной частью нашей жизни, я только засмеялся. Повреждения достались не мне, а мотоциклу. Он столько всего пережил в пути! Его две недели кормили низкооктановым 76-м бензином, и он все равно ехал вперед – воистину замечательная машина! На этот раз разбился счетчик и треснул держатель кофра, так что пришлось его закреплять шинными лопатками и шнурами, как Чарли тогда сделал с мотоциклом Клаудио.
Минут десять спустя вперед вырвался Клаудио. Он перебирался через какие-то колеи, и, когда пытался объехать яму с водой, колесо застряло и Клаудио вылетел из седла. Он сильно приложился ребрами о землю, ему было очень больно, и он даже мотоцикл потом не мог завести.
«Как твои ребра, Клаудио? – спросил Чарли. – Не то чтобы мне так уж интересно…»
«С ними все нормально», – ответил Клаудио, но по его позе я видел, что ему очень больно. Чарли дал Клаудио свой мотоцикл, и последние несколько миль до стоянки кочевников сам сидел на «Красном дьяволе». За несколько сотен ярдов до лагеря грунтовая дорога кончилась и начался асфальт. Вот и все. Никаких больше борозд, грязи и пыли. Асфальтовая трасса до Улан-Батора, потом мимо столицы и до самой российской границы. Для Чарли это было настоящее счастье. Он спрыгнул с мотоцикла и распластался на дороге.
«А-а-а-х, – блаженно вздохнул он. – Какой прекрасный асфальт! Только посмотри, какой он гладкий, какой теплый и твердый». – «И это в Монголии…» – добавил я.
Чмок! Чарли целовал дорогу. «Боже, красота-то какая!» – «Чарли, – сказал я. – Брось уже. Мы почти приехали, вставай!» – «А мы где?»
«Мы здесь. А лагерь – там. Давай уже, поехали быстрее!» – «Я мог бы так полчаса пролежать, – сказал Чарли. – Лежать и лежать на этом чудесном асфальте».
«Тогда увидимся там», – сказал я, показав на юрты. «Отлично, – откликнулся Чарли с сарказмом в голосе. – Мы, значит, едем вместе через всю Монголию, а под самый конец он меня бросает. Знаешь что? С меня хватит. Я с тобой больше не дружу. Конец».
Мы часто шутили, что Чарли «подает на развод», но в шутке Чарли была и доля правды. Проведя вместе больше семи недель, мы начали уставать. Даже собирались продать двухместную палатку, в которой ночевали вместе с самого Казахстана, и вместо нее приобрести в Улан-Баторе две одноместки. Мы поняли, что не можем больше находиться рядом 24 часа в сутки. Это слишком. Чтобы не свихнуться, нам нужна была возможность время от времени побыть одним. Мы приехали в юртовый лагерь, где впервые за десять дней приняли душ. У нас тряслись коленки: проехать почти 320 км и добраться до Хархорина, древней столицы, из которой Чингисхан правил простиравшейся от Вены до Пекина империей.
Следующим утром Клаудио выглядел ужасно. Из-за болей в груди он не спал всю ночь. «Я не мог лечь, – сказал он. – Я надеялся, что это обычное растяжение, но как только попытался прилечь, в груди сильно заболело. Я, кажется, ребро сломал. Надеюсь, это не так, ведь иначе путешествие для меня закончится». Но, несмотря ни на что, Клаудио уселся на «Красного дьявола» и собрался проехать последние 400 км до Улан-Батора. Было ужасно холодно, в голову бил ветер, и уже в первой части пути я выбился из сил. После обеда нам наконец попался отрезок нормального асфальта и выглянуло солнце. У меня слипались глаза, и пришлось даже немного на себя покричать, чтобы не заснуть. В конце концов, мы все же добрались до Улан-Батора и приехали в гостиницу, где в фойе нас уже ждал Тед Саймон. Лучшего приветствия нельзя было и желать.
Тед четыре с половиной года путешествовал на мотоцикле вокруг света и потом описал свои приключения в «Путешествии Юпитера». Это одна из причин нашего визита в Монголию, ведь сам Тед для меня герой, и книга его стала одной из вдохновительниц путешествия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43