Все для ванны, всячески советую
В паре сотен ярдов от меня ехал Клаудио, поднимая за собой облако каменистой пыли. Чарли возглавлял наш маленький отряд и ехал посередине, как бы на острие стрелы, а я держался на приличном расстоянии слева. Я надеялся, что в Монголии мы сможем нагнать упущенное время, но сейчас стало понятно: даже сто шестьдесят километров в день – трудная задача. Монголия обещала стать настоящей проверкой для нас и для мотоциклов.
На скорости 30 км/ч и по разбитой дороге мы въехали в наш первый монгольский город. «Только бедность, – сказал Чарли, – больше здесь ничего нет».
Все дома были в трещинах. Появился человек с ребенком. Они оба выглядели ужасно, ребенок весь грязный, босой, сопливый, с исцарапанными руками и лицом. «О, господи», – воскликнул я, заранее представляя грядущие впечатления. Мы думали, что Монголия станет нашим земным раем, нашей Шангри-лой, а тут вдруг появился риск оказаться в некоем подобии ада.
Мы двинулись дальше и доехали до реки с зелеными берегами. Шел уже десятый час вечера, небо темнело, и, похоже, приближалась гроза, поэтому мы решили разбить лагерь. Только мы поставили палатку, как поблизости остановился грузовик. Из него выскочили двое рабочих-строителей в синих тканевых куртках и шапках и побежали под горку к нам. Они внимательно рассмотрели мотоциклы, завороженно оглядели все приборы и переключатели. На карте, вставленной в крышку кофра, мы показали им наш маршрут, от Лондона до Нью-Йорка. Потом они сбегали в кабину своего грузовика и принесли бутылку водки.
«Спасибо большое, – сказал я, тряся головой, – но я не буду». Они явно хотели распить ее с нами, но после первого шока от прибытия в Монголию и долгого дня в седле такого желания не было ни у кого из нас. Я достал из кармана клочок бумажки и стал искать подходящие фразы на монгольском.
«Sain baina uu? – сказал я. – Как поживаете?»
Один из рабочих, тот, что поменьше, покачал головой: «Kazakh».
«Sain baina uu?» – повторил я. «Kazakh».
«А, вы из Казахстана?»
«La, Kazakh», – ответил он. Да, он из Казахстана.
«Rakhmet», – сказал я. К сожалению, единственное казахское слово, которое я запомнил, это слово «прощай».
Казахи засмеялись. «Rakhmet, la, Kazakh». Они все пытались всучить нам эту бутылку монгольской водки, давая понять, что отказ не принимается. Если уж мы не хотим ее пить, то должны хотя бы оставить себе. Я чувствовал: надо дать им что-то взамен, поэтому достал из сумки пару маленьких бутылочек «Джонни Уокера», которые возил с собой специально для таких случаев.
«Это из моей страны, – сказал я. – Шотландское виски». Брови у них полезли на лоб от удивления, пока они разглядывали бутылочки у себя в руках. Надеюсь, удивлял их золотистый цвет виски, а не размер бутылочек, полученных взамен литровой бутылки водки. После рукопожатий они укатили, а мы принялись готовить ужин. Вода как раз начала закипать, когда я оторвал взгляд от котелка и увидел темную фигуру всадника, нарисовавшуюся в треугольнике предгрозового неба между двумя горами. Паренек лет четырнадцати, не больше, остановился в метрах двадцати и внимательно нас разглядывал.
«Чего это он ближе не подходит?» – спросил Чарли.
«Может, мы сами должны к нему подойти», – ответил я.
Мы подошли к мальчику. Лошадь у него была маленькая, гнедая, с пышной черной челкой и белой звездой на вздернутом носу. Я погладил ее. «Привет. Хорошая лошадка», – сказал я. Парень поглядел на меня, в руке у него был прут, которым он правил лошадью. У него были темные глаза, которые смотрели очень пристально. Может, мальчик нас побаивался. Мы по очереди пожали ему руку. Он еще немного постоял, посмотрел и потом развернул лошадь.
«Ну что ж, тогда до свиданья», – сказал я. Парень прищелкнул языком и пустил лошадь легким галопом, выдав нам на прощание широченную белозубую улыбку. Мы снова занялись варящейся в котелке едой. И тут появился еще один всадник. В синей куртке на молнии и в зеленой шапке цвета хаки, он был постарше и повыше своего предшественника, но его белая лошадь была такая же маленькая. И снова он остановился метрах в двадцати и стал наблюдать.
Я подошел к нему. «Я Эван. Это Чарли. А как вас зовут?» Переложив поводья в одну руку, он похлопал себя по груди «Лимбеник», – представился он. По крайней мере, я именно так расслышал. Он спрыгнул с лошади, продемонстрировал нам ее во всей красе, будто бы собираясь продать, и показал мне знаками, что я должен на нее сесть. Я забрался в седло и взял хлыст – шнур на деревянной рукоятке. Я просидел на лошади пару минут, пока Чарли пел нашу традиционную песню – «…из Лондона в Нью-Йорк на мотоциклах…» – а Лимбеник кивал и улыбался. Потом я спрыгнул с лошади, а Лимбеник забрался на нее, развернулся и ускакал прочь. Нам осталось только размышлять о своем первом контакте с местными жителями.
Чарли на Белом озере в Монголии.
Эван в окружении толпы любопытных.
Чарующая красота Монголии.
Въезжаем в Улан-Батор с Тедом Саймоном (на переднем плане слева). Именно классическое произведение Теда «Путешествия Юпитера» вдохновило меня на это путешествие, так что встретиться с ним сейчас было очень здорово.
В Улан-Баторе множество детей-сирот живет в подвалах в ужасающей нищете. Мы познакомились с некоторыми из них и посетили местный сиротский приют Unicef.
На границе между Монголией и Россией.
На берегу озера Байкал, которое содержит пятую часть запасов пресной воды на земле.
Авария на дороге в Сибири; водитель все еще в грузовике, дремлет. Когда мы спросили, живой ли он там, он просто пожал плечами, сказал 'Normalya' и снова заснул.
В Сибири многие дороги оказались затопленными. Ехать по ним – изматывающий, непрестанный труд.
Еще один день, еще один мост.
Чарли готовит еду во время одной из наших многочисленных переправ.
Отдых в конце Дороги Костей. После стольких тяжелых дней она, наконец, почти позади.
Одна из наших последних рек на Дальнем Востоке России. На пути к Магадану мы пересекли десятки рек.
Без наших партнеров Дэвида (крайний слева) и Расса (крайний справа) у нас бы ничего не получилось…
…но, в конце концов, остались только мы вдвоем и два наших BMW 1150GS Adventure.
ЧАРЛИ: Спали мы долго, лагерь свернули поздно и уехали тоже поздно, но выспались очень хорошо. Решив доехать до Улаангома, торгового города в 200 км к востоку, мы поехали по местности, словно созданной для великанов. Солнце палило, нигде не было ни травинки, ни кустика – так что земля и горы блестели как золотые. От такой красоты дух захватывало. Мы поехали по дороге, ведущей в ущелье, на выходе из которого стоит Бооморон. Городок небольшой, но при отсутствии дорожных указателей и таком состоянии дорог было совершенно невозможно понять, как из него выехать. Мы спросили дорогу у прохожих, но они нас не понимали, так что пришлось вернуться на заправку.
Там за считанные минуты вокруг собралась толпа людей, желающих посмотреть на мотоциклы. Они были невероятно дружелюбны, но дорогу подсказать никто не мог. Потом появился парень в костюме, который ехал на мотоцикле с приятелем на заднем сиденье. Мне показалось, что он сможет нам помочь. «Улаангом?» – спросил я, показав на карту в руке. Он помотал головой и рукой изобразил волну – там была река. Потом, указав на мой байк, он показал, что река эта слишком глубокая, и на мотоцикле через нее не переправиться.
«Улаангом?» – спросил я еще раз. Он скрестил руки в виде «X» – всем понятный знак, что дорога закрыта.
Я пожал плечами. Парень похлопал по моему мотоциклу, отобрал у меня карту и пальцем провел линию вокруг большого озера.
«Кажется, он хочет сказать, что уровень воды в реке слишком высокий, и нам придется ехать вокруг озера Ачит, чтобы перебраться на другой берег», – сказал я Эвану. «Черт. И как теперь? – спросил он. – Это большой крюк. Километров 250, как пить дать. Знаешь, Чарли, он весь такой в костюме и, похоже, знает, о чем говорит. Если он говорит, что реку не перейти, мы должны поверить».
Мы и поверили. Парень сел на мотоцикл, они с другом проводили нас на несколько километров от города, потом остановились и показали, что надо ехать вперед, по дороге вокруг той большой горы. Я был почти в отчаянии. Мы только что выехали из города, который оказался кучкой лачуг, и теперь должны были ехать по дороге, которой, кажется, вообще никто не пользуется. Я чувствовал приближение истерики и никак не мог с этим справиться. Главные дороги, на карте обозначенные толстыми красными линиями, в лучшем случае оказывались разбитыми проселками. Эта дорога, которой пользовались даже меньше, чем всякими второстепенными трассами, в какой-то момент грозила вообще исчезнуть, оставив нас где-то посреди монгольской глуши. Других машин нигде не было, мы могли рассчитывать только на системы GPS – без них совсем бы пропали.
Как я и думал, дорога скоро исчезла, и нам пришлось ехать по широким равнинам из камня и гравия, одним глазом поглядывая на экран GPS, чтобы не отклониться от верного направления. Мы прибыли в селение с ярко окрашенными глинобитными лачугами. Из них тут же высыпали дети, стали нас разглядывать, смеяться и щупать мотоциклы. Они показали нам, куда ехать, и мы двинулись дальше. Иногда даже попадалась дорога, и мы ехали по ней несколько километров, воспрянув духом, но потом она разделялась на две или три другие – одна вела вверх, на холм, другая вокруг него, а третья – через степь, и мы снова терялись в догадках, куда ехать. Такой тяжелой езды у нас еще не случалось, было гораздо хуже, чем даже в те три дня на Дороге Смерти в Казахстане, потому что здесь дороги вообще не было и ехать приходилось то по камням, то по глубокому песку, то по грязи. И никаких передышек, никаких хотя бы коротких участков утрамбованной почвы или асфальта. Очень тяжело. Я постоянно думал: что я здесь делаю, черт возьми? Зачем я тут? Кто предложил нам сюда поехать? Ужасно хотелось домой. В первый раз я совсем пал духом, настроение было плохим еще и потому, что я ничего не ел с утра.
Мы подъехали к реке, которая текла прямо через степь. На берегах этой неширокой речки лежало по 5–7 метров грязи. Я настроился решительно и пересек ее с первого захода. Эван упал, и его пришлось вытаскивать из грязи. Клаудио, как обычно, пошел своим путем и тоже без особых усилий переправился. Еще через несколько километров нам попался исключительно грязный участок, и мотоцикл Эвана утонул в грязи по самую ось. И вот, пока мы с Клаудио вытаскивали его, подъехал синий грузовичок. Словно перенесенный сюда из пустынь американского запада тридцатых годов, он был весь загружен всяким домашним скарбом, включая цыплят в клетке и козла, все это добро было накрыто ярким брезентом. Мы решили, что это перевозили юрту – такую круглую палатку из белого войлока и холста, в Монголии до сих пор многие в них живут. Где-то в глубине кузова лаяла собака. Из кабины грузовика и из-под брезента высунулись с десяток мужчин и несколько мальчишек. Они подошли к нам и помогли вытащить мотоцикл Эвана из грязи. Эван завел мотор и забрызгал наших монгольских помощников грязью, вылетевшей из-под колеса. Он сразу же испугался. «Извините ради бога, простите», – заговорил он, когда самый заляпанный грязью парень выразительно на него посмотрел.
Я через грязь ехал осторожно, поэтому не упал. Клаудио, как обычно, гнал по полной, умудряясь удерживать мотоцикл, когда тот совсем уж готов выскользнуть из-под него. «И как он это делает? – сказал Эван. – Аж зло берет».
До конца дня мы мало кого видели. У тех немногих, кто все-таки попадался на пути, мы спрашивали дорогу. Монголы – кочевой народ, они отлично ориентируются в своей стране без всяких карт и дорог. А когда уточнить направление было не у кого, мы спокойненько ехали дальше и надеялись не потеряться. В конце дня мы приехали в Хотгор, шахтерский городок, где надеялись заночевать. Но так как все местные оказались в дым пьяными, пришлось ехать дальше. В конце концов мы добрались до высохшего русла реки метров 400 шириной, где и разбили лагерь. Над головой кружил орел, надвигалась грозовая туча, а мы принялись фильтровать воду, всей душой желая оказаться в каком-нибудь более приятном месте.
День получился очень изматывающим. Объезд вокруг озера означал, что мы совсем не продвинемся на восток. «Это все как пересекать Трафальгарскую площадь, делая крюк через Уэльс», – сказал Эван.
Наверстать отставание от графика нам тоже не удалось. Мы потеряли уже как минимум четыре дня, и оставалось объехать еще половину озера. Езда была тяжелой, дорога скользкой, и мы могли смотреть вперед максимум на 10 метров от переднего колеса. Это высасывало всю энергию, деморализовало, и конец этого мучения не предвиделся.
«Все, я без сил», – сказал я. Последний выходной у нас был в Алма-Ате, и ежедневная езда начала давать о себе знать.
«Скучаю сегодня по дому как никогда, – ответил Эван. – Как же хочется прийти домой и залезть в постель вместе с Ив».
ЭВАН: На следующее утро, быстро позавтракав, мы начали складывать вещи и обнаружили, что у Клаудио на мотоцикле треснула рама, сбоку слева, под одним из кофров. Это была первая серьезная поломка у наших BMW. Мы поехали дальше, решив не думать пока о трудностях и сосредоточиться на безумном мероприятии – езде по стране, где выход реки из берегов может отправить вас в 250-километровый объезд. Мы вернулись в Хотгор, чтобы пополнить запас воды из местной цистерны, предварительно почистив ее специальными таблетками, и потом начали первый подъем к горным перевалам – всего нам предстояло три таких «восхождения». На тяжелогруженых мотоциклах это было нелегко, но мы не сдавались – хотелось доехать до Улаангома уже сегодня вечером. Мы чувствовали себя героями приключенческой книжки. Дорога нам попалась очень коварная, местами подтопленная, каменистая и грязная, очень широкая и самая ужасная из всех, по каким мне когда-либо приходилось ездить. Еще тяжело было знать, что у мотоцикла Клаудио треснула рама и может окончательно сломаться в любой момент. На вершине первого перевала мы встретили кочевника верхом на лошади с тремя верблюдами и парой собак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
На скорости 30 км/ч и по разбитой дороге мы въехали в наш первый монгольский город. «Только бедность, – сказал Чарли, – больше здесь ничего нет».
Все дома были в трещинах. Появился человек с ребенком. Они оба выглядели ужасно, ребенок весь грязный, босой, сопливый, с исцарапанными руками и лицом. «О, господи», – воскликнул я, заранее представляя грядущие впечатления. Мы думали, что Монголия станет нашим земным раем, нашей Шангри-лой, а тут вдруг появился риск оказаться в некоем подобии ада.
Мы двинулись дальше и доехали до реки с зелеными берегами. Шел уже десятый час вечера, небо темнело, и, похоже, приближалась гроза, поэтому мы решили разбить лагерь. Только мы поставили палатку, как поблизости остановился грузовик. Из него выскочили двое рабочих-строителей в синих тканевых куртках и шапках и побежали под горку к нам. Они внимательно рассмотрели мотоциклы, завороженно оглядели все приборы и переключатели. На карте, вставленной в крышку кофра, мы показали им наш маршрут, от Лондона до Нью-Йорка. Потом они сбегали в кабину своего грузовика и принесли бутылку водки.
«Спасибо большое, – сказал я, тряся головой, – но я не буду». Они явно хотели распить ее с нами, но после первого шока от прибытия в Монголию и долгого дня в седле такого желания не было ни у кого из нас. Я достал из кармана клочок бумажки и стал искать подходящие фразы на монгольском.
«Sain baina uu? – сказал я. – Как поживаете?»
Один из рабочих, тот, что поменьше, покачал головой: «Kazakh».
«Sain baina uu?» – повторил я. «Kazakh».
«А, вы из Казахстана?»
«La, Kazakh», – ответил он. Да, он из Казахстана.
«Rakhmet», – сказал я. К сожалению, единственное казахское слово, которое я запомнил, это слово «прощай».
Казахи засмеялись. «Rakhmet, la, Kazakh». Они все пытались всучить нам эту бутылку монгольской водки, давая понять, что отказ не принимается. Если уж мы не хотим ее пить, то должны хотя бы оставить себе. Я чувствовал: надо дать им что-то взамен, поэтому достал из сумки пару маленьких бутылочек «Джонни Уокера», которые возил с собой специально для таких случаев.
«Это из моей страны, – сказал я. – Шотландское виски». Брови у них полезли на лоб от удивления, пока они разглядывали бутылочки у себя в руках. Надеюсь, удивлял их золотистый цвет виски, а не размер бутылочек, полученных взамен литровой бутылки водки. После рукопожатий они укатили, а мы принялись готовить ужин. Вода как раз начала закипать, когда я оторвал взгляд от котелка и увидел темную фигуру всадника, нарисовавшуюся в треугольнике предгрозового неба между двумя горами. Паренек лет четырнадцати, не больше, остановился в метрах двадцати и внимательно нас разглядывал.
«Чего это он ближе не подходит?» – спросил Чарли.
«Может, мы сами должны к нему подойти», – ответил я.
Мы подошли к мальчику. Лошадь у него была маленькая, гнедая, с пышной черной челкой и белой звездой на вздернутом носу. Я погладил ее. «Привет. Хорошая лошадка», – сказал я. Парень поглядел на меня, в руке у него был прут, которым он правил лошадью. У него были темные глаза, которые смотрели очень пристально. Может, мальчик нас побаивался. Мы по очереди пожали ему руку. Он еще немного постоял, посмотрел и потом развернул лошадь.
«Ну что ж, тогда до свиданья», – сказал я. Парень прищелкнул языком и пустил лошадь легким галопом, выдав нам на прощание широченную белозубую улыбку. Мы снова занялись варящейся в котелке едой. И тут появился еще один всадник. В синей куртке на молнии и в зеленой шапке цвета хаки, он был постарше и повыше своего предшественника, но его белая лошадь была такая же маленькая. И снова он остановился метрах в двадцати и стал наблюдать.
Я подошел к нему. «Я Эван. Это Чарли. А как вас зовут?» Переложив поводья в одну руку, он похлопал себя по груди «Лимбеник», – представился он. По крайней мере, я именно так расслышал. Он спрыгнул с лошади, продемонстрировал нам ее во всей красе, будто бы собираясь продать, и показал мне знаками, что я должен на нее сесть. Я забрался в седло и взял хлыст – шнур на деревянной рукоятке. Я просидел на лошади пару минут, пока Чарли пел нашу традиционную песню – «…из Лондона в Нью-Йорк на мотоциклах…» – а Лимбеник кивал и улыбался. Потом я спрыгнул с лошади, а Лимбеник забрался на нее, развернулся и ускакал прочь. Нам осталось только размышлять о своем первом контакте с местными жителями.
Чарли на Белом озере в Монголии.
Эван в окружении толпы любопытных.
Чарующая красота Монголии.
Въезжаем в Улан-Батор с Тедом Саймоном (на переднем плане слева). Именно классическое произведение Теда «Путешествия Юпитера» вдохновило меня на это путешествие, так что встретиться с ним сейчас было очень здорово.
В Улан-Баторе множество детей-сирот живет в подвалах в ужасающей нищете. Мы познакомились с некоторыми из них и посетили местный сиротский приют Unicef.
На границе между Монголией и Россией.
На берегу озера Байкал, которое содержит пятую часть запасов пресной воды на земле.
Авария на дороге в Сибири; водитель все еще в грузовике, дремлет. Когда мы спросили, живой ли он там, он просто пожал плечами, сказал 'Normalya' и снова заснул.
В Сибири многие дороги оказались затопленными. Ехать по ним – изматывающий, непрестанный труд.
Еще один день, еще один мост.
Чарли готовит еду во время одной из наших многочисленных переправ.
Отдых в конце Дороги Костей. После стольких тяжелых дней она, наконец, почти позади.
Одна из наших последних рек на Дальнем Востоке России. На пути к Магадану мы пересекли десятки рек.
Без наших партнеров Дэвида (крайний слева) и Расса (крайний справа) у нас бы ничего не получилось…
…но, в конце концов, остались только мы вдвоем и два наших BMW 1150GS Adventure.
ЧАРЛИ: Спали мы долго, лагерь свернули поздно и уехали тоже поздно, но выспались очень хорошо. Решив доехать до Улаангома, торгового города в 200 км к востоку, мы поехали по местности, словно созданной для великанов. Солнце палило, нигде не было ни травинки, ни кустика – так что земля и горы блестели как золотые. От такой красоты дух захватывало. Мы поехали по дороге, ведущей в ущелье, на выходе из которого стоит Бооморон. Городок небольшой, но при отсутствии дорожных указателей и таком состоянии дорог было совершенно невозможно понять, как из него выехать. Мы спросили дорогу у прохожих, но они нас не понимали, так что пришлось вернуться на заправку.
Там за считанные минуты вокруг собралась толпа людей, желающих посмотреть на мотоциклы. Они были невероятно дружелюбны, но дорогу подсказать никто не мог. Потом появился парень в костюме, который ехал на мотоцикле с приятелем на заднем сиденье. Мне показалось, что он сможет нам помочь. «Улаангом?» – спросил я, показав на карту в руке. Он помотал головой и рукой изобразил волну – там была река. Потом, указав на мой байк, он показал, что река эта слишком глубокая, и на мотоцикле через нее не переправиться.
«Улаангом?» – спросил я еще раз. Он скрестил руки в виде «X» – всем понятный знак, что дорога закрыта.
Я пожал плечами. Парень похлопал по моему мотоциклу, отобрал у меня карту и пальцем провел линию вокруг большого озера.
«Кажется, он хочет сказать, что уровень воды в реке слишком высокий, и нам придется ехать вокруг озера Ачит, чтобы перебраться на другой берег», – сказал я Эвану. «Черт. И как теперь? – спросил он. – Это большой крюк. Километров 250, как пить дать. Знаешь, Чарли, он весь такой в костюме и, похоже, знает, о чем говорит. Если он говорит, что реку не перейти, мы должны поверить».
Мы и поверили. Парень сел на мотоцикл, они с другом проводили нас на несколько километров от города, потом остановились и показали, что надо ехать вперед, по дороге вокруг той большой горы. Я был почти в отчаянии. Мы только что выехали из города, который оказался кучкой лачуг, и теперь должны были ехать по дороге, которой, кажется, вообще никто не пользуется. Я чувствовал приближение истерики и никак не мог с этим справиться. Главные дороги, на карте обозначенные толстыми красными линиями, в лучшем случае оказывались разбитыми проселками. Эта дорога, которой пользовались даже меньше, чем всякими второстепенными трассами, в какой-то момент грозила вообще исчезнуть, оставив нас где-то посреди монгольской глуши. Других машин нигде не было, мы могли рассчитывать только на системы GPS – без них совсем бы пропали.
Как я и думал, дорога скоро исчезла, и нам пришлось ехать по широким равнинам из камня и гравия, одним глазом поглядывая на экран GPS, чтобы не отклониться от верного направления. Мы прибыли в селение с ярко окрашенными глинобитными лачугами. Из них тут же высыпали дети, стали нас разглядывать, смеяться и щупать мотоциклы. Они показали нам, куда ехать, и мы двинулись дальше. Иногда даже попадалась дорога, и мы ехали по ней несколько километров, воспрянув духом, но потом она разделялась на две или три другие – одна вела вверх, на холм, другая вокруг него, а третья – через степь, и мы снова терялись в догадках, куда ехать. Такой тяжелой езды у нас еще не случалось, было гораздо хуже, чем даже в те три дня на Дороге Смерти в Казахстане, потому что здесь дороги вообще не было и ехать приходилось то по камням, то по глубокому песку, то по грязи. И никаких передышек, никаких хотя бы коротких участков утрамбованной почвы или асфальта. Очень тяжело. Я постоянно думал: что я здесь делаю, черт возьми? Зачем я тут? Кто предложил нам сюда поехать? Ужасно хотелось домой. В первый раз я совсем пал духом, настроение было плохим еще и потому, что я ничего не ел с утра.
Мы подъехали к реке, которая текла прямо через степь. На берегах этой неширокой речки лежало по 5–7 метров грязи. Я настроился решительно и пересек ее с первого захода. Эван упал, и его пришлось вытаскивать из грязи. Клаудио, как обычно, пошел своим путем и тоже без особых усилий переправился. Еще через несколько километров нам попался исключительно грязный участок, и мотоцикл Эвана утонул в грязи по самую ось. И вот, пока мы с Клаудио вытаскивали его, подъехал синий грузовичок. Словно перенесенный сюда из пустынь американского запада тридцатых годов, он был весь загружен всяким домашним скарбом, включая цыплят в клетке и козла, все это добро было накрыто ярким брезентом. Мы решили, что это перевозили юрту – такую круглую палатку из белого войлока и холста, в Монголии до сих пор многие в них живут. Где-то в глубине кузова лаяла собака. Из кабины грузовика и из-под брезента высунулись с десяток мужчин и несколько мальчишек. Они подошли к нам и помогли вытащить мотоцикл Эвана из грязи. Эван завел мотор и забрызгал наших монгольских помощников грязью, вылетевшей из-под колеса. Он сразу же испугался. «Извините ради бога, простите», – заговорил он, когда самый заляпанный грязью парень выразительно на него посмотрел.
Я через грязь ехал осторожно, поэтому не упал. Клаудио, как обычно, гнал по полной, умудряясь удерживать мотоцикл, когда тот совсем уж готов выскользнуть из-под него. «И как он это делает? – сказал Эван. – Аж зло берет».
До конца дня мы мало кого видели. У тех немногих, кто все-таки попадался на пути, мы спрашивали дорогу. Монголы – кочевой народ, они отлично ориентируются в своей стране без всяких карт и дорог. А когда уточнить направление было не у кого, мы спокойненько ехали дальше и надеялись не потеряться. В конце дня мы приехали в Хотгор, шахтерский городок, где надеялись заночевать. Но так как все местные оказались в дым пьяными, пришлось ехать дальше. В конце концов мы добрались до высохшего русла реки метров 400 шириной, где и разбили лагерь. Над головой кружил орел, надвигалась грозовая туча, а мы принялись фильтровать воду, всей душой желая оказаться в каком-нибудь более приятном месте.
День получился очень изматывающим. Объезд вокруг озера означал, что мы совсем не продвинемся на восток. «Это все как пересекать Трафальгарскую площадь, делая крюк через Уэльс», – сказал Эван.
Наверстать отставание от графика нам тоже не удалось. Мы потеряли уже как минимум четыре дня, и оставалось объехать еще половину озера. Езда была тяжелой, дорога скользкой, и мы могли смотреть вперед максимум на 10 метров от переднего колеса. Это высасывало всю энергию, деморализовало, и конец этого мучения не предвиделся.
«Все, я без сил», – сказал я. Последний выходной у нас был в Алма-Ате, и ежедневная езда начала давать о себе знать.
«Скучаю сегодня по дому как никогда, – ответил Эван. – Как же хочется прийти домой и залезть в постель вместе с Ив».
ЭВАН: На следующее утро, быстро позавтракав, мы начали складывать вещи и обнаружили, что у Клаудио на мотоцикле треснула рама, сбоку слева, под одним из кофров. Это была первая серьезная поломка у наших BMW. Мы поехали дальше, решив не думать пока о трудностях и сосредоточиться на безумном мероприятии – езде по стране, где выход реки из берегов может отправить вас в 250-километровый объезд. Мы вернулись в Хотгор, чтобы пополнить запас воды из местной цистерны, предварительно почистив ее специальными таблетками, и потом начали первый подъем к горным перевалам – всего нам предстояло три таких «восхождения». На тяжелогруженых мотоциклах это было нелегко, но мы не сдавались – хотелось доехать до Улаангома уже сегодня вечером. Мы чувствовали себя героями приключенческой книжки. Дорога нам попалась очень коварная, местами подтопленная, каменистая и грязная, очень широкая и самая ужасная из всех, по каким мне когда-либо приходилось ездить. Еще тяжело было знать, что у мотоцикла Клаудио треснула рама и может окончательно сломаться в любой момент. На вершине первого перевала мы встретили кочевника верхом на лошади с тремя верблюдами и парой собак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43