«Она не дает стопроцентной гарантии», – возразил Расс. «Нет, дает!»
«Ну ладно, ладно, поезжайте, спите себе на здоровье на травке».
«Расс умеет порадовать, ничего не скажешь», – сказал Клаудио, но Расс на это ничего не ответил.
«Да-да, поезжайте, – сказал он. – Фильм от этого только выиграет. Очень смело, и события развиваются быстро. Вас сначала парализует, потом пропадает обоняние, потом слух и речь. Но мозг и тело еще живут, а доктора ничем помочь не могут, и потом вы тихонечко отходите в мир иной. Так что, хотите сегодня лагерь на природе – пожалуйста, ребята, не стесняйтесь, устраивайте себе лагерь на природе».
«Вы как хотите, парни, а я – за гостиницу, – сказал Чарли. – Мото Гран-при уже идет, а мы в этом сезоне вообще все гонки пропустили».
«Ладно. Значит, решено, – сказал я. – Сегодня ночуем в гостинице, но не из-за энцефалита! Вечно нам то пауки мешают, то змеи, то медведи – а теперь еще и клещи. Сегодня остановимся в гостинице, потому что хотим посмотреть Мото Гран-При и Супербайк, а главное – потому что лично я хочу еще чашечку хорошего русского кофе».
На въезде в Россию нас приветствовал высокий советский монумент в виде массивной белой колонны с красной звездой на вершине. Все сразу стало другим. Поразительно просто: будто бы кто-то переключил канал с черно-белого фильма на цветной. Все изменилось – природа, люди, дома, дороги, поля. Как это так получилось? Каким образом всё по эту сторону границы знает, как выглядеть по-русски, а за несколько миль до того – знало, как выглядеть по-казахски? Такие мысли проносились у меня в голове, когда Клаудио вдруг с диким скрежетом остановился. Мы подъехали к нему.
«Что случилось?» – спросил я.
Я чуть с машиной не столкнулся – на волосок прошел, – ответил он. – Задремал я просто – дорога слишком легкая».
Стояла сильная жара – градусов под сорок, мы разделись до жилеток, а Клаудио даже брюки сбоку расстегнул, и они трепыхались теперь на ветру. «Странно, – сказал я. – А я как раз подумал, насколько в России дороги лучше».
«А мне вот показалось, что здесь все как-то на Монголию смахивает», – сказал Чарли.
«Откуда ты знаешь, как там, в Монголии? – спросил я. – Мы же там еще не были. Да и по-любому, ничего подобного».
«Ну ладно, тогда на Казахстан».
«Ну уж нет. На Казахстан совершенно не похоже. С чего ты взял – Казахстан? Здесь вообще по-другому».
«Ну… да, типа того… Зеленее тут, но местность-то все равно плоская».
«Она совершенно другая».
«Другая, – согласился Чарли. – Но все равно плоская». «Не знаю, как ты, а я как пересек границу, так из Казахстана и выехал. На карте есть линия, и это такой барьер: ты въезжаешь в Россию, и на Казахстан здесь больше ничего не похоже. Это же сразу в глаза бросается. Тебе что, так не показалось, Чарли?»
«Ну… то есть… нет… да, деревьев больше стало, и русских здесь больше, чем в Казахстане, но оно и понятно – мы же в России».
«Но здесь же и трава другая, и вообще все другое! Смотри – и поля зеленее, потому что воды хватает».
«Ну хорошо, здесь все другое, – сказал Чарли. – Ты прав, прав, прав. Всё совсем другое». Я повернулся к Клаудио. «Как тут тебе?» «Дорога ровнее, – ответил Клаудио. – Ям нет». «Тебе не нравится? Скучаешь по ямам?» «Ага, когда они есть – находится, чем заняться. Нужно концентрировать внимание, – ответил Клаудио. – Мне в жизни всегда нужно на чем-то фокусироваться».
Чарли стоял на обочине, сняв майку, и играл животом. По его мнению, единственное, чем Россия отличалась от Казахстана – это тем, как тряслось его брюхо в пути. «Это Казахстан», – сказал он и затрясся изо всех сил. «Это Россия». Он слегка побарабанил по животу. «А это будет Америка». Стоит, не шелохнувшись.
Снова очутиться в России было здорово, после Казахстана здесь все казалось таким простым и цивилизованным. В середине дня мы уже были в Барнауле – безумное место, напоминающее городки времен золотой лихорадки начала века. Здесь полно лихачей на машинах с правым рулем (близко Китай и Япония), и по пути к центру города мы проехали несколько аварий. Хотя под дорожными куртками и штанами у нас ничего не было, жара казалась невыносимой, пот лил градом, а ботинки, если их снять, превращались в оружие массового поражения. Мы сходили в душ, причесались и отправились в ресторан под названием «Рок-н-ролл» с надеждой на нескучный вечерок. После стольких долгих и трудных дней в седле хотелось развеяться. Мы решили пуститься во все тяжкие и веселиться всю ночь. Барнаул – город, полный жизни и энергии, в том числе сексуальной: из-за жары почти все местные женщины были одеты ну о-о-очень откровенно.
«Блин… ты только посмотри на нее! – сказал Чарли в сторону молодой русской девушки, не спеша продефилировавшей мимо. – Да здесь встань в любое время суток – и мимо тебя за три минуты пройдут двадцать красоток, все в мини-юбках и с длиннющими ногами. Зашибись!»
Барнаул – классное место. Впервые за неделю встретившись с командой, мы уселись на террасе в ресторане под развешанными везде китайскими фонариками, ели мексиканскую еду, болтали и отлично проводили время. Мы с Чарли давно уже так не общались – просто веселясь и откалывая глупые шуточки.
«Дикая природа свое дело сделала, – сказал он, – там, конечно, хорошо, но только тогда я понял, как сильно люблю города».
К несчастью для Чарли, уже завтра нас снова ждало лоно природы. Весь день, что мы ехали в Горно-Алтайск, он вел себя очень тихо, держался сзади. «По моим ощущениям, все идет не так, как я хочу, и мне нужно время, чтобы к этому привыкнуть», – сказал он; но может, дело было в нашем споре на выезде из города. Мы тогда поспорили, кто поедет впереди. Чарли всегда рвется вперед, и чаще всего меня это устраивает. Только я тоже иногда устаю болтаться в хвосте. «Мне не хочется все путешествие проехать, будто у кого-то на привязи, – сказал я. – Не об этом я мечтал». Но стоило мне обогнать остальных, как мы терялись, Чарли тут же отправлялся на ближайшую заправку, узнавал дорогу и выходил вперед, не давая мне возможности разобраться во всем самостоятельно. Тем не менее, было здорово ехать через солнечные равнины и прохладные сосновые леса, в которых время от времени попадались озера. Так, в конце дня и приехали в Горно-Алтайск. На ночь нас устроили на четырехэтажной даче. Она была похожа на альпийское шале, и, наверное, когда-то здесь был штаб секретной службы. Было не очень понятно, где и с кем мы находимся, но мне такое положение вещей стало даже нравиться: ты приезжаешь, тебе говорят, куда поставить мотоциклы и где ложиться спать. Никаких предварительных переговоров, никакой возни.
На следующий день мы поднялись выше в горы; дорога вилась по густым лесам и плодородным полям, вдоль извилистых речек, через горные долины, словно выстланные ковром из алого вереска. Этому отрезку маршрута мы в подготовительный период особого внимания не уделяли, но тот день казался на данный момент самым лучшим. «Мы проскочим кусочек России между Казахстаном и Монголией», – думали мы раньше и даже не подозревали, что Алтайские горы станут одним из самых ярких впечатлений за всю поездку. Я словно попал в рай и никак не мог налюбоваться пейзажем, меняющимся с каждым поворотом дороги. Красота здесь поразительная, на берегу рек часто попадаются маленькие поселения с деревянными домиками. Дети и старушки с ведрами ходят на реку за водой для полива огородов, а неподалеку лесорубы валят лес.
Как и накануне, стояла жара. Хотя под курткой и штанами у меня ничего не было, по спине текли ручейки пота. У одной горной речки мы остановились, разделись и решили искупаться голышом.
«А-а-а-а! Куда подевался мой пенис?!» – закричал я, зайдя в реку и тут же выскочив из нее. Река эта текла сверху, с горы, где таял снег, и вода в ней была ледяная. Ну, на гениталиях моих это и отразилось соответственно.
«Черт, я туда не полезу, – закричал Чарли с берега. – Слишком уж холодно».
Но я заставил себя растянуться под водой, чтобы смыть весь пот и остыть. «А-а-а-а! Ноги замерзли! И член совсем пропал!» – кричал я.
Клаудио спокойно зашел в воду, слегка поморщившись от холода, но без особого шума. «Холоднее всего ногам, – сказал он, поплескав водой на грудь. – Наверное, потому что в ботинках им жарче всего». Чарли, наконец, тоже набрался храбрости. Осторожно ступая по камням, он вдруг спрыгнул в воду и тут же выскочил, вопя от холода.
«Это так освобождает! – кричал я, пока бежал голышом по берегу к мотоциклу. – Три голых мужика на лоне природы. Нам бы еще барабаны и луки со стрелами».
Лучшим в этом внезапном купании было то, что мы избавились от одержимости графиком. Всего неделю назад нам бы даже в голову не пришло тут остановиться – перевешивало стремление все время ехать вперед, несмотря ни на что и не отвлекаясь. Мы, наконец, поняли: если постоянно думать только о милях, ничего не получится увидеть на пути. Мы на три с половиной дня отставали от графика, но это больше не имело значения.
Дни сливались один с другим. Интересного было много, но мы уже не так увлеченно смотрели по сторонам. Я стал меньше фотографировать, меньше говорить об увиденном и сделанном за день – я больше не чувствовал себя туристом или путешественником. Путешествие стало образом жизни.
В конце дня мы поняли, что извилистые дороги, ведущие к монгольской границе, которая закрывалась в семь, не позволят нам успеть вовремя, и решили разбить лагерь еще у одной реки. Мы связались с остальными по спутниковой связи и в первый раз за всю поездку договорились ночевать все вместе. Дэвид, еще ни разу не изведавший радостей ночевки под тентом, любил говорить: «Ценители домашнего уюта не спят в палатках». Но вот он приехал, и выяснилось: у него есть абсолютно все для того, чтобы сделать ночь под открытым небом максимально комфортной. Похоже, любители домашнего уюта в палатках все-таки спят. Там были два больших складных стула для Расса и Дэвида, продюсеров, и по одному поменьше для всех остальных, очень стильный металлический столик с рифленым верхом и две двухконфорочные газовые плитки. Это все сильно отличалось от «кемпинга по минимуму», к которому мы привыкли.
Пока другие собирали хворост для костра и готовили ужин из тунца и кукурузных макарон, я впервые за всю поездку достал удочку. Забрасывал ее несколько раз, но так ничего и не поймал. Потом мы все вместе ужинали, сидя вокруг большого костра, смотрели на огонь, рассказывали страшилки про привидения и болтали до самого утра. Еще мы по очереди пели: сначала Василий спел народную сибирскую песню, потом Джим спел что-то на чешском, и потом я исполнил шотландский гимн «Цветок Шотландии». Это была отличная ночь – именно так я и представлял себе общение с командой: встречаемся каждые пять-шесть дней для обмена впечатлениями и историями, приключившимися за время пути, а остальное время проводим отдельно. Все получилось прекрасно. Мы многое пережили вместе, так что Дэйв, Расс, Джим, Василий и Сергей стали для нас родными, почти как лучшие друзья.
Весь следующий день мы поднимались выше в горы по дорогам, окруженным снежными пиками. С вершины была видна наша дорога: она расстилалась впереди – прямая как стрела, узкая лента асфальта, разрезающая широкую равнину, бегущая вниз по склону, через долину и вверх по другому холму, и не было у нее, насколько хватало глаз, ни единого изгиба. А дальше простиралась Монголия. Ехать было легко и приятно, но после долгого ночного бдения у костра на прямой и ровной дороге ужасно клонило в сон. Когда мы добрались до границы, у меня закрывались глаза, поэтому я свернулся клубком на бетонном полу и оставил Чарли и Клаудио разбираться с пограничниками.
Через два часа мы были на нейтральной территории. За нами – российский пограничный пост, новенькая, свежая бетонная дорога и стальные здания. Мы съехали с холма и направились к кучке покосившихся деревянных хибарок, которые последний раз красили, кажется, лет пятьдесят назад. Очень скоро асфальт под колесами кончился, и начался гравий. Впереди ждала монгольская граница, которая, как нам говорили, была закрыта для людей с Запада. Этот пропускной пункт предназначался строго для граждан России и для монгольского грузового транспорта и казался не очень часто используемым. Но наш штаб на Шепердс-Буш отлично потрудился и добыл специальное разрешение на въезд в Монголию с запада. Еще можно было проехать на восток страны до Улан-Батора по трассе, которую туристы посещают совсем не часто. Мы быстро разделались с формальностями и въехали на территорию Монголии, где, едва повернув за угол, оказались посреди стада яков. Штук пятнадцать-двадцать здоровых волосатых монстров. Мы кое-как оттуда выбрались и встретились с нашим местным связным, девушкой Кариной, которая ждала нас здесь уже четыре дня. Она была ужасно рада встрече и повязала на мотоциклы голубые ленточки – по монгольской шаманской традиции они должны приносить удачу младенцам и повозкам. Я был решительно настроен ехать дальше самостоятельно, так что мы быстренько попили чая и отправились в путь, договорившись встретиться с командой у Белого озера через пять или шесть дней. Стоило нам отъехать, как на связь вышел Чарли: «Ну что это за дороги, а? – пожаловался он. – Будто в каменный век вернулись. Во что мы опять вляпались?» Нам говорили, что дороги будут плохие, но чтоб настолько…
«Уж лучше бы песок был, чем этот гравий», – сказал я.
«А я бы даже на грязь не пожаловался, – ответил Чарли. – Сухая грязь была бы еще ничего, а то эта каменистая гравийная фигня – ужас просто».
Дороги там чудовищные. Они едва обозначены на ландшафте, и мы пробирались по ним с огромным трудом; ничего подобного до этого не встречалось. Это даже не дороги, а, скорее, тропы, проложенные повозками кочевников и стадами животных. Мы ехали параллельно равнинам цвета грязи, а бескрайнее небо оттеняло крутые холмы и горы миллионами оттенков коричневого; степь пересекали одновременно пять или шесть дорожек, и было трудно понять, какая куда ведет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43