Он рассказал, что во время нашей прошлой встречи ехал в больницу. Той ночью, когда мы присутствовали на огнестрельно-водочной оргии, у него родился сын. «Я вас никогда не забуду, потому что мы встретились в тот день, когда я впервые увидел сына», – сказал он. Все снова выпили. Позднее, когда мы укладывали вещи на мотоциклы в гараже и раздавали автографы, этот парень снова подошел и сказал, что пять лет воевал в Афганистане. Затем он расстегнул пиджак и показал пистолет, который – как же иначе? – хранился под элегантным костюмом. «Ага, – сказал я, – классная штука».
Потом подошел один из вчерашних крепышей, который вчера сидел и тихо пил. Это был уверенный в себе человек, фанат дзюдо и карате. Он достал из кармана две очень красивые цепочки с кулонами и протянул их нам с Чарли. Одну цепочку положил мне на ладонь, накрыл мою руку своей и сжал ее в кулак. Цепочка была теплой, как будто до этого он долго носил ее сам. «Это тебе, – сказал он на плохом английском. – На удачу, ваше путешествие такое большое».
Прощались мы где-то с полчаса. Нужно было обнять и поцеловать каждого родственника Игоря, всех его друзей и соратников. Дети просились посидеть на мотоциклах, а дочь Игоря и три ее подружки хотели автографы. В конце концов Игорь вручил нам несколько своих фотографий, на которых он был в отличном черном костюме, черной рубашке и с черным шелковым галстуком в тонкую белую диагональную полоску. «Вы на какую заставу поедете? – спросил он. – Я позвоню. Проблем не будет».
Мы сели на мотоциклы и двинулись в путь. Выехав со двора, я облегченно вздохнул: все закончилось хорошо.
Мы неслись по дороге и громко кричали, чтобы избавиться от долго сдерживаемого напряжения. «Твою маму, Чарли! – прокричал я по интеркому. – Сам не знаю, в чем тут дело, мне там все понравилось, но не здорово ли наконец-то вырваться на свободу?»
Как оказалось, говорить так еще рано. На выезде из города я заметил, что следом едет один из ребят Игоря. Это был тот тихий парень со сломанным носом, и ехал он на машине с тонированными стеклами. «Черт… – прокричал я. – Чарли, на кой хрен ему за нами ехать?»
Голова у меня бешено заработала. Все как в кино. Нас напоили, накормили и теперь провожают из города. И что же будет там, на окраине?
Я стал наблюдать за кривоносым в зеркале заднего вида. Потом появилась еще одна машина, за рулем которой тоже был человек Игоря – он сегодня провожал до шахты нашу машину техподдержки. Сообщник? Он обогнал нас, свернул на обочину и махнул, чтобы мы остановились.
«Подождите здесь, – велел он. – Вас Игорь хочет видеть».
И я подумал: «Господи, в чем еще дело? Нужно побыстрее сматываться отсюда, пока ничего не случилось».
Вдалеке появилась BMW. Это был Игорь. Секунды тянулись невыносимо медленно, пока мы ждали, когда же он подъедет ближе и остановится. Игорь вышел из машины.
«Вы тут кое-что забыли», – сказал он Чарли и протянул ему несколько фотографий. На одних был изображен Игорь в семейном кругу, а на других – он же с тем знаменитым автоматом с верхнего этажа. Мы их оставили на столе после завтрака.
«Спасибо вам огромное за гостеприимство», – сказал я. Мне было трудно в полной мере выразить свою благодарность.
Игорь сел в BMW, выехал на дорогу перед нами и погнал вперед. Я пристроился ему в хвост, на такой скорости даже сопротивление воздуха было меньше. За пределами города мы проехали вместе где-то с полмили. Потом Игорь вырвался вперед и развернулся на 180 градусов, окутав машину дорожной пылью и облаком дыма от жженых шин. Потом он понесся на нас, оглушительно сигналя и слепя фарами. Когда Игорь пролетел мимо, я привстал на подножках, поднял в воздух кулак и прокричал: «Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Прощай, чтоб тебя!»
С одной стороны, Игорь мне очень понравился. Он был так с нами добр. Я очень уважаю его, ведь Игорь много пережил, служа на подлодках, на рыболовном флоте, и когда потом год сидел без работы. И все-таки, несмотря на радушие и гостеприимство, я покидал его дом с радостью. На мой взгляд, там было слишком уж много парней с пушками на поясе.
ЧАРЛИ: Примерно через час уже была российская граница. Въезжали мы на Украину 14 часов, а покинули ее всего за 15 минут. Не знаю, заслуга ли это Игоря, но на границе нас уже ждали. На паспорта и таможенные документы взглянули лишь мельком. Пограничникам гораздо интереснее было посмотреть мотоциклы, взять автографы, сфотографироваться с нами – и чтобы мы при этом обязательно надели их высокие фуражки с красной окантовкой и золотой оплеткой. Это было больше похоже на фотосессию, чем на иммиграционную проверку.
«Ты! – сказал мне один из пограничников. – Ты. Сделай так!» Он покрутил ручку руля воображаемого мотоцикла и поднял руки. Ему хотелось, чтобы я сделал «вилли». Ну что же, с радостью! Я сел за руль и немного проехался на заднем колесе по дорожке перед их будкой.
«Нет! Здесь!» – сказал пограничник, указав на линию границы. Я ушам своим не поверил. Сотрудник одной из самых суровых в мире бюрократических систем хотел, чтобы иностранец на заднем колесе пересек национальную границу его страны. Я развернул мотоцикл, помахал, чтобы убрали все лишнее перед шлагбаумом, и рванул с места. На российскую территорию я въехал с поднятым на метр от земли передним колесом и на скорости 60 км/ч. Потом опустил переднее колесо на землю и обернулся. Один из пограничников бешено замахал руками и потом засвистел в свисток. «Ну вот, – подумал я, – уж пролетел так пролетел».
Меня поманили обратно к заграждению. Я медленно подъехал, ожидая, что меня сейчас выдернут из седла и потащат в грязную контору как минимум для очень серьезного разговора.
«Еще раз!» – сказал пограничник, широко улыбаясь и подняв фотоаппарат. Он не успел меня сфотографировать и теперь хотел увидеть то же самое. Я завел байк, пограничник поднял шлагбаум, и мой мотоцикл снова пронесся через границу. «Лучшего и желать нельзя, – подумал я, проехав на заднем колесе еще дольше и снова оказавшись на территории самой большой в мире страны. – Сначала всю ночь мы пьем водку и стреляем у Игоря, а теперь я, судя по всему, первым в мире въезжаю в бывший СССР как лихой каскадер». Вот так мы и оказались в России.
6. Война, смерть и честь

Белая Калитва – Актюбинск
ЭВАН: После суток, проведенных в компании Игоря и его приятелей, было настоящим счастьем оказаться снова на дороге. Мотоциклы жадно пожирали милю за милей гладких российских дорог, и мы получали от езды огромное удовольствие. Чарли высоко уселся на привязанную к сиденью сумку, вытянул перед собой ноги и резвился на всю катушку, стряхивая напряжение последних 24 часов. К концу дня мы прибыли в Белую Калитву и поехали к своей гостинице мимо рядов однотипных советских жилых домов. Гостиница эта мне очень понравилась, хоть она и оскорбляла все чувства одновременно бетонными коридорами, обитыми пластиком дверьми, ванной с титаном и разноцветной плиткой на полу. Стены в моем номере были обшиты сосновым деревом, на полу лежал узорчатый ковер, и на окне висели оранжевые занавески. Радиоприемник, мебель и большой белый телевизор явно были сделаны годах в шестидесятых, на стене висела дурацкая картинка с морским видом, рядом стоял лакированный шкаф, а кровать была накрыта оранжевым нейлоновым стеганым одеялом. Я был в восторге. Даже не верилось, что мы здесь. «Чарли, это же Россия, с ума сойти! – сказал я. – Я так рад, и еще мне ужасно нравится моя комната».
Чарли сильно устал, и вечером, за ужином, напряжение последних дней стало давать о себе знать. Он был всем недоволен, постоянно обрывал на полуслове Расса, Дэвида и Сергея и высказывал собственное мнение с таким видом, будто это была непреложная истина. А когда речь зашла о том, что путешествие может изменить нашу жизнь, он вскочил с места. «Какие, к черту, изменения!» – рявкнул Чарли «Мы просто кучка идиотов, едем по свету на мотоциклах – вот и все», – выдал он.
Я себя идиотом на мотоцикле определенно не считал, и поездка уже изменила мои взгляды на многие вещи. Меня очень тронули истории всех тех людей, с которыми мы познакомились. В этой части света столько всего происходило, и многие жизни здесь были покорёжены войной и политикой. И все равно у людей остались гордость, чувство собственного достоинства, поэтому я не мог не сопереживать им. Кроме того, сейчас как никогда проявилась моя подозрительность к незнакомцам, и я дал себе слово от нее избавиться. Я понимал: наверное, Чарли переживает сейчас что-то подобное. И его усталость просто берет верх над ним самим. На следующий день мы посетили центр казацкой культуры; гид рассказывал о русских казаках, о том, как их преследовали и использовали во времена царизма и при коммунизме. Чарли слушал очень внимательно – усилия потомков казаков возродить традиции своего народа явно нашли отклик в его сердце. Нам рассказали, что сейчас в этом центре казачья молодежь, у которой много проблем с отсутствием работы и алкоголем, познает наследие предков. Один здешний паренек продемонстрировал нам казацкое мастерство верховой езды: он лежал на спине лошади, когда та скакала по арене, потом просил ее поклониться зрителям и поднять передние ноги. Взаимопонимание между мальчиком и лошадью было невероятным, и я видел, что на Чарли это тоже произвело большое впечатление. Когда мы уезжали, он сделал специально для мальчика маленькое «вилли».
Потом мы направились в Волгоград; вокруг расстилалась абсолютно плоская земля, дул резкий ветер, и нас постоянно останавливала полиция. Полицейские, конечно, выполняли свою работу, но для нас это была лишняя возня, которая сильно замедляла продвижение вперед. Остановив нас, русские полицейские всегда подходили с очень серьезными и мрачными лицами, которые потом светлели, как только мы снимали шлемы, с улыбкой заговаривали по-английски, начинали показывать документы и объяснять маршрут на карте. По большей части, наши паспорта им были вообще не нужны – гораздо интереснее было посмотреть на мотоциклы и поболтать по-английски.

Но ветер надоедал даже больше, чем постоянное внимание полиции. Мы ехали по широким, открытым равнинам, где невозможно было спрятаться от страшно выматывающих порывов ветра, которые били по телу и голове, постоянно снося в сторону мотоциклы. Все время приходилось ехать под 45-градусным углом, и отдыхали мы, только когда проезжали мимо грузовых фур. За ними получалось на время укрыться, тогда голова и шея получали короткую передышку от продувающих насквозь вихрей. А потом – буф! – ветер ударял снова, когда мы в конце концов обгоняли грузовик, и тогда приходилось изо всех сил цепляться за мотоцикл, чтобы его не сдуло с дороги. Нам так хотелось поскорее доехать до пункта назначения, что мы даже не стали делать остановку на обед и в итоге от голода устали еще больше. В общем, последние 65 км получились убийственные. Половину из 270 км до Волгограда я проехал с полузакрытыми глазами.
В пригороде мы остановились на очень примитивной заправке, где Чарли авансом заплатил за 20 литров. Этого не хватило на два мотоцикла, и он попросил, чтобы колонку включили до полного бака, после чего продолжил заливать бак.
«Выключите насос!» – вдруг закричал Чарли, стоя рядом со мной. Я повернулся к нему. Бензин вытекал из бака, тек по мотоциклу и по раскаленным выхлопным трубам.
«Черт… колонка не выключается!» – прокричал я, наблюдая, как Чарли пытается заткнуть шланг большим пальцем. Но этим он только выбил струю бензина, и она брызнула мне в лицо.
«А-а-а, глаза!», – закричал я ослепленный. Боль пришла мгновенно. Каким-то чудом мне удалось нащупать бутылку с водой, и я стал промывать глаза. К счастью, буквально за пару секунд до этого к заправке подтянулись наши машины техподдержки. За меня тут же взялся Василий, он проверил мои глаза и промыл их водой.
«Господи, тебе больно… Прости… Какой ужас, друг… Твои глаза… и вода… И это все я наделал». Чарли паниковал. «Ужас-то какой, и, о господи, это все из-за меня, какой же я идиот. Я такой неуклюжий и такой тупой. Ты на меня сильно злишься, и из-за боли, и из-за всего, и… боже мой. Я не знал, что делать. Я псих».
«Чарли, мне уже не больно».
«Ох… прости меня, друг».
«Ты не специально, – сказал я. – Просто, когда ты шланг затыкал, струя мне прямо в глаза ударила. Как по заказу». «Ох черт, мне ужасно жаль, друг».
«Да ладно, это же случайно получилось». Я сам пострадал, а мне еще приходилось утешать Чарли.
«Ну, у доктора хотя бы работа, наконец, появилась, – сказал он. – Всего лишь маленькая струйка…» «Ну, не такая уж и маленькая». «Я такой ужас пережил».
«Это он ужас пережил!» – думал я, потирая глаза, которые все еще жгло.
«В смысле, я запаниковал, – продолжил он. – Из бака хлестал бензин, и я думал только, как его остановить».
«Это урок на будущее, – сказал я. – Если такое случится еще раз, мы бросим шланг на землю, и пусть бензин себе льется. Тогда ведь ничего плохого не произойдет, да?»
«Ну и денек сегодня, а? – сменил тему Чарли. – Такой ветрище! Как будто кто-то всю дорогу по кумполу сбоку бьет. У меня даже голова разболелась».
«Попроси у доктора таблетку».
«У меня уже есть „Анадин экстра“, – сказал он.
«А морфия у тебя нет? – пошутил я. – Или хотя бы пиццы?»
«Да раз плюнуть! Шикарная пицца от „Пицца Экспресс“ с двойной порцией сыра и салатом», – сказал Чарли, облизнувшись.
«Вот это здорово, я бы взял „Маргариту“ с анчоусами и пепперони. Салат можешь себе оставить. Мне просто две пиццы».
«У меня слюнки потекли, – сказал Чарли. – И в желудке сок начал выделяться…»
На этом инцидент был исчерпан, и мы сосредоточились на последних милях. В Волгограде Василий отвел меня в больницу. Мы долго шли по коридорам, пока не нашли кабинет офтальмолога. Женщина-врач усадила меня перед каким-то прибором и велела читать таблицы – непростая задача, учитывая, что буквы там были русские. Потом я ждал в коридоре и тем временем решил позвонить своему врачу в Англию. Перед поездкой он сделал мне лазерную коррекцию близорукости, чтобы в пути не пришлось носить под шлемом очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43