Пока мы ели, мимо проехали две монгольские парочки, одна – со стиснутым между взрослыми маленьким ребенком; обе на таких же «Красных дьяволах», как у Клаудио, только украшенных монгольскими узорчатыми накидками на сиденье.
Мы с ними немного поболтали, а ребенка угостили конфетой. Они ехали по той же дороге, и это меня успокоило – все нормально, пока едем правильно.
Потом мы поехали вперед; дорога становилась все более и более подтопленной, а потом на нашем пути оказалась первая по-настоящему широкая река. Но мы переправились без проблем и поехали дальше. Река эта вилась и пересекалась с дорогой, так что затем нам пришлось переправляться через нее еще раз. Перед третьей переправой на другом берегу реки мы увидели юрту и двух пастухов рядом с ней. Эван поехал первым. Он дошел до середины реки и остановился – наехал на камень. Я видел, как мотоцикл уходит из-под рук Эвана, а он отчаянно старается его удержать, и молился, чтобы он успел нажать на аварийный выключатель отсечки топлива, прежде чем мотоцикл уйдет под воду – чтобы вода в двигатель не попала. Я не мог прийти ему на помощь, мне ведь негде было поставить свой мотоцикл, поэтому Эвану нужно было постараться самостоятельно удержать мотоцикл на середине реки. Я закричал пастухам. Они увидели, что происходит, и сразу же бросились на помощь. В конце концов, я тоже нашел, куда поставить мотоцикл, и тоже полез в реку. Общими усилиями мы вытащили байк Эвана из воды. Он завелся с первого же раза: Эван только-только успел нажать на выключатель. Благодаря его быстрой реакции двигатель не залило водой.
Потом пришла моя очередь переходить реку. Душа ушла в пятки, когда я в нее залез, но ничего, справился. Клаудио шел последним. Разумеется, он на своем «Дьяволе» проплыл, как на яхте, и не пикнул.
«Как же быстро прекрасное утро иногда переходит в отвратительный день, а?» – сказал Эван.
«Точно, – ответил я. – Ладно, поехали дальше. Неплохо бы еще пару километров намотать на колеса».
«Вперед – к следующей реке, – сказал Эван. – Дождаться не могу этой радости».
Мы проехали еще три километра, и тут дорога кончилась. Эван был впереди, но я решил, что нам лучше вернуться. Мне было ясно: мы где-то не туда свернули. Значит, снова придется пересекать ту реку. Эван, по вполне понятным причинам, из-за этого очень нервничал, так что теперь я оставил мотоцикл на берегу и пошел вслед за ним, придерживая байк за зад, пока он вел его по дну. Но еще раньше, на берегу, пока я искал место, где поставить свой мотоцикл, Эван не удержал свой и уронил его на гальке. Мотоцикл почти перевернулся, в результате разбилась одна из противотуманных фар и появилась царапина на бензобаке. Все снова шло не так. Как и накануне, у меня появилось чувство, будто весь мир на нас ополчился, стало слишком тяжело. Те пастухи снова помогли переправиться через реку, после чего мы поехали по другой дороге. Местность становилась более болотистой, и все по очереди падали. Мотоцикл Эвана несколько раз увязал в грязи по самую ось. «Зато теперь я могу ногами до земли доставать», – грустно сказал он. В такой ситуации есть только один способ выбраться – чтобы водитель «газовал», а мы вдвоем поднимали и толкали мотоцикл. Силы заканчивались, погода портилась, но надо ведь ехать дальше. Дорога становилась грязнее, и видно ее было все хуже. Иногда параллельно одной дороге шли десятки других. Сам по себе выбор дороги – задача более чем непростая. Потом полил дождь, и я забеспокоился всерьез. Если мы будем продвигаться с такой скоростью, а дождь не кончится, думал я, мы застрянем в этой долине всерьез и надолго, никогда из нее не выберемся!
И тут пошел снег. Я еле полз по дороге, совершенно не представляя, куда еду. Это становилось невыносимо. Мой организм отказывался функционировать, и я не знал, что делать. Иногда мы вели себя, как неудачники в старых немых комедиях. Я застрял в грязи, мотоцикл начал падать, я попытался его поймать, но не смог – он был слишком тяжелый. Эван подъехал, чтобы мне помочь, вместе мы его подняли, Эван осторожно поехал дальше, но заехал в лужу и тоже упал. Клаудио бросился помогать Эвану и, пока вытаскивал его из этой лужи, сам промок до нитки и заляпался грязью.
«Ох, Клаудио, черт, прости меня, друг, – сказал Эван. – Ну куда же подевался асфальт, хоть маленький кусочек асфальта, а? И что случилось с третьей, четвертой, пятой и шестой передачей? И что случилось с сухой одеждой? Почему мы больше не можем сидеть на мотоцикле и не падать с него? И почему ты, Клаудио, за все это время почти ни разу не упал?!»
Это было слишком. Приближался сильный шторм, и я потерял всякую способность и волю управлять мотоциклом. Эван после падения в реку и нескольких купаний в лужах насквозь промок. Еще он был с головы до ног заляпан грязью и выглядел совершенно несчастным. Мне было не лучше. Я больше не ехал на мотоцикле – я тащил его через болото и никак не мог понять, что здесь происходит, и вдруг… разрыдался. Я измучился до предела и ревел, как младенец, стекло в шлеме изнутри запотело от слез. За два часа мы проехали 10 км, медленно и тяжело. Загруженные под завязку BMW в грязи были практически неуправляемы. Как будто настал конец света, я мог думать только о предстоящем переезде через Сибирь, а потом остановился и задумался. Было четыре часа дня, а с утра мы проехали всего 55 км. Небо затягивали черные тучи, и я решил: нам остается только доехать до тех деревьев вдалеке и разбить под ними лагерь.
Мы подъехали к деревьям и, когда слезали с мотоциклов, увидели солнечный луч, пробивающийся между тучами. Дождь ненадолго прекратился. Клаудио, который редко выступал с предложениями, вдруг заговорил. «Давайте попробуем выбраться из этой долины сегодня, – сказал он. – Если ночью опять пойдет дождь, мы застрянем здесь на много дней. Это же самая низина, и вся грязь скапливается здесь. Завтра вообще не пролезем».
Клаудио был прав. Я сразу согласился, что так и надо сделать. Выбора не оставалось – надо ехать дальше. «Сваливаем отсюда», – сказал я.
«Подождите минутку!» – вмешался Эван. «Нам ехать надо», – сказал я. «Дайте мне время подумать…» «Что?»
«Я не так быстро соображаю, как вы двое, – сказал Эван. – Дайте и мне возможность высказаться – это и называется общее решение. А наше решение – это всегда твое решение».
«Ничего подобного, – сказал я. – Это вообще Клаудио сказал, что мы должны забраться на гору, пока дождь не начался, а не я. Если мы поедем дальше, то, может, успеем добраться до Ондорхангая, а там, возможно, какая-нибудь дрянная гостиничка или юрта подвернется».
Мне показалось, Эван нарывался на ссору. Он замерз, устал, измучился, и теперь ему надо было на ком-нибудь выместить всю эту гамму переживаний. Я пожал плечами, и мы поехали дальше. Но легче не стало, а стало гораздо труднее. Мы прошли несколько перевалов, и в каждой долине, куда мы спускались, земля была еще мягче, чем в предыдущей. Мы переправились через несколько рек, и вода в них с каждым разом становилась все грязнее и грязнее. Дорога почти исчезла, превратившись в одно сплошное болото, а трава вокруг становилась все более сырой и скользкой. Но потом стали попадаться телеграфные столбы, и мы начали по ним ориентироваться. Дорога чуть-чуть улучшилась, начался подъем на высокий холм. Когда мы забрались на его вершину, все вокруг совершенно изменилось. Как будто кто-то провел черту по ландшафту. За спиной осталась грязевая ванна, а впереди лежала каменистая пустыня.
Дорога теперь стала сухой, и через 30 км мы оказались в Ондорхангае. На окраине города я заметил белую машину, ехавшую очень медленно и осторожно, и подумал: это добрый знак. Мы поехали следом и приблизились к другой окраине маленького городка. Тогда я обогнал эту машину, попросил женщину за рулем остановиться и спросил, как проехать в Сонгино, следующий пункт нашего маршрута. Она велела следовать за ней и повела нас по дороге, которая вышла к реке. Мы через нее переправились – город был на другом берегу. А там… дорога оказалась самой гладкой из всех, что попадались нам в Монголии. Мы ехали на скорости 60 км/ч. Фантастика! Эван весь промок и замерз, и мы решили проехать еще минут сорок пять, чтобы у него высохла одежда, а потом остановились и разбили лагерь.
Это было счастье. Наконец-то – нормальная, ровная дорога в пустыне. Я был страшно горд, что нам удалось преодолеть грязь, реки и болота. Мы это сделали! Невероятное достижение, особенно после отказа от поворота на Россию.
«Ну, потренировались хотя бы перед Сибирью, – сказал я. – Хуже, чем было, уже наверняка не будет».
«Точно, – ответил Эван. – А знаете, мы ведь могли поехать в Канны, или на юг Испании, или… не знаю… в Мексику, или еще куда-нибудь. Но нет, я рвался в Сибирь, ГУЛАГ этот чертов посмотреть. И знаете что еще? Я не помню, почему мне так этого хотелось, вообще ничего не помню. У меня сегодня все мозги набекрень съехали».
Пока Эван сушил свои вещи и готовил ужин, мы с Клаудио полезли на вершину холма, на котором поставили палатки. Было видно: дорога, с которой мы только что съехали, вела дальше на юг, но потом возвращалась, огибала гору и шла в долину как раз в нужном направлении. Это нас порадовало, потому что на следующий день уже не пришлось бы сомневаться в выборе дороги. Наконец-то появилась возможность ехать нормально, но, когда мы ужинали в лагере, я увидел черную тучу, преследующую нас с самого приезда в Монголию. Мы каждый день пытались от нее убежать, и каждый вечер она нас догоняла. Это значило, что каждую ночь мы спали под дождем. Так я и отправился спать, безумно уставший и с мыслями о предстоящем ливне и завтрашнем продолжении кошмара.
Но на следующий день перегон от лагеря под Ондорхангаем через Сонгино до Номрога прошел замечательно. Мы ехали через пустыню, и дорога была гладкой как стекло. Все получалось легко, хорошо. Солнышко сияло, дул ветерок, мы почти не ошибались, а пейзаж был очень живописным. Эван, правда, уронил мотоцикл и отбил кончик рычага КПП, но, по сравнению с предыдущим днем, такая «авария» показалось пустячной. К полудню мы прошли почти 160 км. Остановились около одного юртового поселения, чтобы посетить местный храм, и встали перед ним на колени. Я все еще не восстановился после тягот предыдущих нескольких дней, и сейчас у меня даже комок к горлу подкатил. Впервые за четыре дня нас не било ветром и не заливало дождем. Я уже и забыл, что значит быть в тихом и спокойном месте.
Мы еще немного проехали вперед и оказались перед озером Тельмень. Там мы спрятались за мотоциклы, чтобы укрыться от резкого порывистого ветра, и тут снова увидели приближающуюся черную тучу. «Надо срочно ставить палатку, – сказал Эван. – Кажется, дождь собирается».
Только поспешили взяться за дело, как подъехал старик на лошади. Мы поздоровались, пожали друг другу руки, и он принялся помогать нам забивать колышки для палатки. Растяжки еще никогда не были так хороши. Потом появился еще один всадник, помоложе. Он слез с лошади и присел на корточки неподалеку, молча наблюдая, как мы занимаемся своими делами и готовим ужин. Впервые я забеспокоился насчет снаряжения. Пока он смотрел, как мы достаем вещи, обустраиваем лагерь, разжигаем печки и готовим еду, я подумал, как же это все выглядит в его глазах. Мы наварили супу, лапши, разлили их по металлическим мискам и поделили между всеми. Кажется, им наша еда понравилась. После ужина появилась жена старика. Мы показали ей фотографии наших детей, и она пригласила нас в свою юрту. Надеясь, что на этот раз обойдется без супа из яичек, мы последовали за этим семейством. Следом бежала собака с очень длинными ногами, я таких еще не видел. В юрте было очень красиво, и она оказалась гораздо больше, чем все те, которые мы видели раньше. Мы сели и стали пить монгольский чай. Его готовят из молока, щепотки чая и добавляют немного соли, он очень вкусный и здорово помогает при обезвоживании. На огне посреди юрты в большом котелке варилось что-то похожее на молоко. Его стерег тот пожилой монгол; он зачерпывал жидкость ковшиком и медленно выливал ее обратно с небольшой высоты, дав ей соприкоснуться с воздухом, и слегка помешивал. Его жена назвала это «со» и предложила попробовать. На вкус – почти как теплое молоко с сахаром, пикантности блюду добавляло то, что готовилось оно на огне, в котором горели навозные лепешки яка. Было очень вкусно. Еще нас угостили чем-то похожим на комковатый крем на крекере, посыпанном сахаром. Тоже волшебное блюдо.
Когда мы поели, женщина показала нам свои фотографии, которые висели в большой рамке на стене юрты. Мы подарили ей открытку, и она вставила ее в эту же рамку, рядом с фотографиями родственников. Так что сейчас где-то в Монголии есть юрта, на стене которой висит черно-белая фотография старика на русском мотоцикле с очень гордым видом, отца той женщины. А сразу над ней висит цветная фотография нас с Эваном, где мы стоим с не менее гордым видом во дворе штаба на Бульвер-Стрит, в окружении мотоциклов и ящиков с инструментами. Потом женщина провела нас по всей юрте, по-монгольски объясняя, для чего нужны те или иные ее части. Было очень приятно смотреть на эту маленькую и очень дружную семью. Женщина и ее муж явно любили друг друга, они все время держались за руки, разговаривая с нами, и постоянно переглядывались. Вечер прошел чудесно, но потом нам все же пришлось вернуться в палатки. Когда мы вышли из юрты, то увидели их старшего сына. Он скакал по степи вдалеке и с помощью длинного хлыста собирал животных. Там были овцы, козы и коровы. Его отец показал нам знаком, чтобы мы не двигались, и, когда стадо подошло ближе, жестами попросил нас помочь ему отделить животных помоложе и поместить их в загон. Солнце садилось, а мы наклонялись над загоном, гладили овец и коз, а они сосали нам пальцы.
«Большое вам спасибо, – сказал Эван сыну на лошади, чей силуэт вырисовывался на фоне темнеющего красно-бордового неба. – Это был прекрасный вечер. Увидимся утром за завтраком».
На следующий день мы проехали очень большой путь от Номрога до Белого озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43