ЧАРЛИ: Размахивая Калашниковым, из кухни выскочил Эван, и сразу за ним выбежал Дэвид. В какой-то момент я подумал о грозящей катастрофе: парни решат, что Эван услышал выстрелы, подумал о моей смерти, схватил заряженный автомат и собрался с боем вырваться из этого дома. Вокруг было полно оружия, и ненароком могла начаться большая кровавая резня, если бы мы неправильно друг друга поняли.
Эван осмотрел территорию, увидел меня, живого-здорового и вовсе не лежащего на земле в луже крови, улыбнулся и тут же успокоился. Но вот про Дэвида этого сказать было нельзя. У него был вид загнанного зверя, напряженно решающего – драть или драпать. «Чарли, у меня просто сердце остановилось, – сказал он, кинувшись обниматься. – Я уж решил, что тебя тут грохнули».
Мы стояли с ребятами у гаража – это сразу за дверью кухни. Владимир и другие парни хвастались пистолетами. «Да разве это пушка», – высказался Владимир об оружии одного из приятелей и достал из кобуры свой пистолет. Бах! Бах! Бах! Бах! – сделал он четыре выстрела в воздух. Они так обычно развлекаются, но для нас это стало самым ярким впечатлением за вечер. Игорь и его друзья явно не стеснялись палить из огнестрельного оружия посреди города. Никто здесь не думал: «А что скажут соседи» или: «Вот черт, сейчас копы приедут». Ничего подобного. Для них это обычная шутка.
Перед отъездом я немного беспокоился, что в пути ничего интересного может и не случиться. Ну, уедем мы из Лондона, сделаем крюк вокруг света и прибудем в Нью-Йорк – вот и все. Но с самого отъезда с нами постоянно что-нибудь происходило. Каждый божий день. Пересечение границы в течение 14 часов. Теперь вот дом, набитый пушками и гитарами. «С ума сойти, парень, – сказал Эван, широко улыбаясь. – После ужина обычно приносят кофе, а Игорь принес автомат».
ЭВАН: Мы вернулись в дом и увидели Игоря, поджидающего нас на середине лестницы. Он стоял, слегка наклонившись, поставив одну ногу на ступеньку выше, прижав к груди гитару. И тут Игорь запел какую-то невероятно трагичную народную песню, щелкая пальцами и эффектно подвывая, то нежно, то неистово дергая струны гитары. Эта страстная крестьянская песня пелась со всеми возможными чувствами и энергией.
У Игоря был потрясающий, явно природой данный тенор. Пел он изумительно. Но, наблюдая за ним, я испытывал множество эмоций одновременно. Меня восхищали его смелость, жизнелюбие и гостеприимство. Но в то же время он пугал меня до смерти. Игорь пел красивую песню, а меня мучили какие-то странные ощущения. Было неловко, хотя опасности я и не чувствовал. Не было страшно, но мне не хотелось думать о том, чем он занимается на самом деле. Я против своей воли задавался вопросом, зачем всем этим людям столько оружия. Джейми Лоутер-Пинкертон предупреждал, что во время путешествия мы встретим немало людей с АК-47, но Украина – это как-то уж слишком близко от дома, чтобы все тут ходили вооруженными до зубов.
Когда песня закончилась, мы захлопали, одобрительно закричали и засмеялись. Игорь тут же запел другую песню, теперь уже очень грустную. Хотя слов мы и не понимали, страстность исполнения и фантастический голос Игоря трогали до глубины души. Он пел то мощно и страстно, то вдруг нежно и ласково – было настолько здорово, что мы потом даже забыли похлопать, когда песня закончилась. Вместо этого Игорь зааплодировал сам и передал гитару мне.
Я застеснялся. «Кажется, у меня сегодня голоса нет», – сказал я. Вот бы мне такую смелость, как у Игоря. Причем заметьте, гитару он сверху принес вместе с Калашниковым. Потом смущение прошло, и я тоже спел пару песен, 'Running to Stand Still' группы U2 и 'Famous Blue Raincoat' Леонарда Коэна. Потом мы с Чарли пошли на улицу покурить. Было слышно, как Игорь в доме снова начал петь.
«Мне так хорошо, – сказал я. – С одной стороны, есть здесь элемент неизвестности и непонимания – что, черт возьми, происходит – но, с другой, я и сам не знаю, во мне все дело или в них».
«Классные ребята, – сказал Чарли. – Мне кажется, они совершенно искренне предлагают устроить нам завтра экскурсию по здешним местам, нельзя упускать такую возможность».
Мы играли в настоящую английскую вежливость. Типа «Мы не хотим никому причинять неудобства» и «Будем кофе, только если он уже варится». Но я видел, с каким уважением здесь относятся к Игорю. Он был главным и стоял во главе чего-то, мы только не знали, чего именно. Но перед лицом такой невероятной щедрости я все еще не мог избавиться от смутных сомнений, надо ли ему от меня что-нибудь или нет. Опять эта дурацкая лондонская подозрительность, которая лишает стольких возможностей получать от жизни новые впечатления.
Мы с Чарли стояли и смотрели, как выдыхаемый нами воздух холодной ночью превращается в пар.
«Похолодало не на шутку, – сказал Чарли. – Смотри, у меня гусиная кожа».
«У моей мамы инфаркт бы случился, если ей сейчас нас показать. На улице, ночью, в одних футболках, во дворе дома, под завязку набитого оружием, – сказал я. – Она спать перестанет, если узнает. „Ты был в доме, где есть оружие!“ – „Да нет, мам… Нормально там все было… Честное слово… К тому же, я был с Чарли“. Но все-таки, каков диалог, а?..»
Мы очень устали и хотели спать. Все-таки весь вечер как на иголках просидели, и напряжение начинало сказываться. Словно по сигналу, к нам тут же вышел обладатель великолепного дома и голоса.
«Это ваш дом, – сказал Игорь. – Ложитесь спать, когда сами решите».
Утром, за завтраком на кухне у Игоря, мы с Чарли начали обсуждать дальнейший путь и предложение Игоря посетить угольную шахту. Нам очень хотелось там побывать, но в то же время уже тянуло ехать дальше. В холодном утреннем свете витало чувство какой-то недосказанности и неловкости, может, из-за соседства с компанией вооруженных и мучающихся похмельем людей. Мне хотелось ехать дальше, но Чарли считал идею с шахтой очень удачной, тем более что прохождение границы у нас было запланировано только на завтра.
«В полдень мы должны уехать, – сказал Чарли Игорю. – Если до этого успеем съездить на шахту и двинуться дальше, то мы согласны».
«Тогда поехали, – ответил Игорь. – В моей машине».
Я сел на переднее сиденье рядом с Игорем, но тут же захотел на заднее к Чарли. Игорь вел машину с таким же наплевательским отношением к законам и правилам, с каким его друзья ночью палили из оружия.
«Помедленнее!» – закричал Чарли, а ехать на переднем сиденье было еще страшнее. Судя по поведению Игоря, он совершенно не боялся, что его остановят. Мы проносились через многолюдные районы города, где по улицам ходили женщины и дети. Кульминацией этого высокомерного проявления силы и безнаказанности стало мгновение, когда мы приблизились к переходящему дорогу старичку. Он уже дошел до другой стороны дороги, и тут Игорь резко свернул в его сторону. Я даже подумал, что сейчас он собьет дедушку. Не знаю, был ли этот старик его знакомым или Игорь специально хотел его напугать, но у меня тогда душа в пятки ушла. За всю дорогу, что мы неслись на бешеной скорости, не было сказано ни слова. Такая манера езды в гробовой тишине казалась еще страшнее. Но, как и прежде, я не чувствовал никакой настоящей угрозы. Мне было просто сильно не по себе.
Шахта оказалась гораздо больше, чем я ожидал. Она состояла из десятков зданий, нескольких шахтных стволов, и весь комплекс был опутан сетью конвейеров. Владимир, «водочный король» с прищуренными глазами и боксерскими кулаками, нас уже ждал. Сначала мы зашли на грузовой двор, где с оглушительным грохотом наполняли углем вагоны. Потом Владимир отвел нас внутрь. Мы вошли в большой кабинет, длинный и узкий, где стоял пустой стол, а на стене висел большой портрет какого-то политика.
Не впустив в кабинет никого, кроме меня и Чарли, Владимир запер за нами дверь. «Чем они здесь, черт возьми, обычно занимаются?» – подумал я. Владимир сел за стол и откинулся на спинку стула, широко улыбаясь. Мы не знали, что делать. Потом до нас дошло: он хотел, чтобы мы его сфотографировали. Это был его кабинет, и он хотел, чтобы мы увидели его за рабочим столом.
ЧАРЛИ: Потом Владимир отвел нас в облицованную кафелем раздевалку и вручил по комплекту шахтерской спецодежды: длинные белые хлопковые кальсоны и сорочка, темная габардиновая куртка и штаны, высокие сапоги и каска. «Это чтобы нашу одежду кровью не запачкать, когда нас там внизу мочить будут», – пошутил Эван. А я решил, что мы стали похожи на официантов в индийском ресторане.
«Неловко как-то, когда все эти шахтеры смотрят, – сказал Эван. – Для них мы праздные туристы, которые таким образом развлекаются, пока они здесь работают шесть дней в неделю. Вот так двадцать лет, плюс-минус год, пашешь, а потом тебе дают пенсию, которой не хватит даже за телефон заплатить».

Эван и Клаудио на рыбацкой лодке в Каспийском море. Клаудио, наш оператор – невоспетый герой этого путешествия.

Ловец икры.

Чарли и любопытный верблюд.

Поющие дюны Казахстана; Эван наверху, вдалеке.

Передышка на хорошем отрезке дороги, который является тут большой редкостью.

Эван в Чарынском каньоне под Алма-Атой. На тот момент мы путешествуем уже четыре недели.

Чарли в Казахстане, подъезжает к российскому коридору, который связывает Казахстан и Монголию.

Под Горно-Алтайском, в России. Впервые все члены команды ночевали в одном лагере – это помогало развеять напряжение предыдущих недель. Слева направо: Василий, Чарли, Дэвид, наш русский «связной» Сергей, Расс, Эван, второй оператор Джим и Клаудио.

Та же ночь, отдых у костра.

Эван на российской границе.

Когда мы добрались до монгольской границы, все уже совсем выбились из сил.

Во что превратились мотоциклы.

В Монголии многие семьи все еще ведут кочевую жизнь и живут в юртах.

Когда этот фургон два раза перевернулся, в нем были Расс и Василий. Как ни странно, серьезно никто не пострадал.

Еще одна авария. Большую часть пути Клаудио проехал на BMW, но в Монголии ему пришлось пересесть на один очень темпераментный байк, который мы прозвали «Красным дьяволом».

Эван подъезжает к Белому озеру. Мы ехали до него 10 дней, по сложной пересеченной местности. Иногда в Монголии нам казалось, что дальше уже не проехать, но эти участки пути потом оказывались самыми интересными.

«Да-а, страшно иногда увидеть, чем люди себе на жизнь зарабатывают», – сказал я.
«Ну как, мне идут эти брюки?» – спросил Эван, улыбаясь.
«А эта каска делает глаза более выразительными?» – переспросил я.
Шуточки прекратились с появлением бригадира. Изобразив, будто пишет на ладони, он сказал что-то по-русски. Сергей перевел. «Он спрашивает ваши имена», – сказал он. «Чтобы на кресте правильно написать, когда хоронить будут», – с серьезным видом пошутил Сергей.
«Какая прелесть», – нервно сказал Эван.
«Веселый у тебя юмор», – добавил я.
Ботинки с железными вставками на подошве громко стучали по каменному полу, и этот звук эхом отскакивал от кафельных стен, пока мы топали к подъемнику. Эвану была знакома такая процедура по фильму «Дело – труба», в котором он сыграл йоркширского шахтера. «Заходишь в лифт, дверь закрывается, и ты начинаешь падать – необычное ощущение, – рассказывал он. – Может даже клаустрофобия начаться. Надеюсь, я не ударюсь в панику. Не очень-то красиво будет, да? Прямо на виду у всех. „Помогите! Выпустите меня отсюда!“
Вместо лифта на этой шахте оказалась такая клетка на рельсах, которая почти милю опускалась в забой по очень крутому склону. «Не высовывайте руки из кабины! Только не высовывайте руки!» – прокричал Сергей, когда дверь захлопнулась.
«Представляю себе мою агентшу, – прокричал Эван, когда управляющий подъемником отпустил тормоза. – Видела бы она меня сейчас…» Клетка понеслась вглубь земли, ревя как реактивный истребитель. Прижавшись к передней стенке шаткой кабинки, уставившись во тьму и чувствуя, как закладывает уши от нарастающей скорости, мы взмолились: пусть все закончится хорошо! Спуск стал круче, клетка наклонилась, и через шесть минут спуска с грохотом замерла.
Нам рассказали, что в свое время шахта славилась на весь Советский Союз качеством угля. Советские чиновники переименовали город в Антрацит в честь здешних огромных запасов этого самого ценного сорта угля. Но под землей все было до ужаса примитивно. Группы по двенадцать человек толкали десятитонные вагонетки с углем по рельсам. Освещения не было – только фонари на касках шахтеров. Стенки тоннеля везде осыпались, а крыши периодически падали. В Западной Европе такую шахту немедленно бы закрыли, но на Украине она функционировала как обычно. Шахтеры с черными лицами были одеты так же, как и мы, только у тех, кто толкал вагонетки, на плечах и локтях имелись еще кожаные накладки. Вентиляция отсутствовала, и мы начали страдать от нехватки кислорода уже минут через сорок, а шахтеры в таких условиях проводили по шесть часов в день. Вернувшись наверх, мы сходили в душевую с грязным черным каменным полом, протекающими душевыми шлангами и потрескавшимся кафелем. Везде были видны следы упадка. Как и во время езды через сельскохозяйственные районы Западной Украины, мы словно опять очутились в девятнадцатом веке. Невероятный, ошеломляющий визит в совершенно другой мир – и так близко от дома.
ЭВАН: Мы вернулись обратно в дом Игоря, где Гала приготовила обед. Стол в очередной раз ломился от еды. Снова вокруг болтались вооруженные ребята. И опять – бесконечные тосты и водка. «Я всегда буду вспоминать Украину с большим теплом, – сказал я, высоко подняв стакан с водой. – Мы благодарим вас и пьем за вас».
Игорь встал и произнес длинную речь, которая закончилась тостом. «Они выражают благодарность за возможность познакомиться с вами», – перевел Сергей.
Я узнал молодого парня с выразительным лицом и в черном костюме в тонкую полоску: он появился накануне нашей встречи с полицейским Владимиром. Парень тогда был в рабочей спецовке и за рулем старого ржавого фургона. И вот теперь он безупречно одет и стоит на кухне у Игоря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43