– Все равно, все вокруг так красиво. Я всю свою жизнь прожила в городе и, однако, вид этой красоты вызывает в моей душе необычное волнение.
Тейер улыбнулся.
– Может, это наследственное? Память о плантациях в вашей крови?
– Ну, обо мне этого не скажешь! Сия чаша меня явно миновала! Вот брат мой, это другое дело.
Она машинально сорвала горсть ягод, бледно-розовых шариков, разделенных прожилками на сегменты.
– Смотрите, они похожи на луковки, кожица у них такая тонкая.
– Это крыжовник, тетя Хенни. Он ужасно кислый и годится только на варенье, – авторитетно заметила идущая впереди Мег.
– Есть что-то необычайно трогательное в той уверенности, с какой она нас опекает, – шепнула Хенни Тейеру.
– Вы тоже это чувствуете? Хотя, конечно, вы не могли не почувствовать.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я вижу, как вы мягкосердечны. Вы такая же, как и Мег.
– Тогда вы верно и сами «мягкосердечны»? Он улыбнулся, ничего на это не ответив. Мег обернулась.
– Вы знаете, я умею доить коров. Не хотите заглянуть в коровник? У нас два новых теленка.
Желая доставить ей удовольствие, они зашли в коровник, потрогали розовые скользкие носы коров и несколько мгновений стояли, наблюдая, как новорожденные телята сосут свою мать. Когда они покидали коровник, над холмом гремел гром, и свинцовое небо озаряли призрачные зеленые огни.
– Папа был прав! – вскричала Мег. – Нам надо бежать!
Подняв до колен юбку, она спрыгнула с тропы в высокую траву и понеслась к дому напрямую через лес.
Неожиданный мощный порыв ветра бросил в лицо Хенни пригоршню пыли. Листья свернулись, в воздухе повеяло холодом. Кругом раскачивались стегаемые ветром ветви, грозя каждую секунду ударить их в лицо. Брызнули первые капли дождя.
– Бегите быстрее! – позвала убежавшая далеко вперед Мег. – Сейчас польет как из ведра.
До дома было неблизко. Юбка Хенни зацепилась за ветку и, освобождаясь, она ее порвала. Затем у нее с ноги свалилась туфля.
– Иди вперед, Мег, – крикнула она ей. – Не жди меня.
От ужасного удара грома небо словно раскололось; небо озаряли яркие вспышки молний.
– Только не под дерево! – воскликнул Тейер, вытаскивая за руку укрывшуюся было там Хенни. – Вы, что, не знаете, что в грозу это самое опасное место? Идемте вон туда, – он показал на видневшееся среди деревьев покосившееся низкое строение. – Мы все равно не успеем добраться до дома. Вот давайте, в этот, как его, бельведер, кажется. Вроде бы так называется эта штуковина. Там мы вполне сможем укрыться от дождя.
«Штуковина» представляла собой небольшую восьмиугольную беседку с узорчатой решеткой вместо стен; сквозь нее внутрь летели брызги дождя, но крыша не текла и, стоя посередине, ты оставался совершенно сухим. Дождь лил сейчас как из ведра.
– Простите, что задержала вас, – проговорила извиняющимся тоном Хенни. – Надо было вам бежать вперед, вместе с Мег.
– Я не мог об этом и думать.
– Во всем виноваты мои туфли. Для бега, да еще по лесу, они явно не предназначены.
Она пригладила намокшие волосы и, почувствовав внезапно неловкость, вздохнула. Это место невольно наводило на мысль, что ты очутился в какой-нибудь хижине исследователя в джунглях или в домике для игр на детской площадке; во всяком случае, ничего другого им сейчас не оставалось, как только стоять здесь рядом, слушая дыхание друг друга и ожидая окончания грозы.
Она не знала, о чем с ним говорить. Прошла минута, две; наконец она произнесла:
– Альфи говорил, что собирается привести в порядок эту беседку. Если отремонтировать скамейки, здесь будет весьма уютно, вы не находите? Посидеть, почитать книгу…
Шум дождя заглушил ее слова, так что ей пришлось их ему повторить.
– Да, здесь довольно мило, – сказал он. – А вы много читаете?
– Думаю, по сравнению с тем, сколько вы, должно быть, сами читаете, это нельзя назвать много. Сейчас я читаю «Сестру Кэрри» и дошла почти до половины.
Брови Тейера взлетели вверх.
– В самом деле? Запрещенную книгу?
– Да, я знаю. Она считается порнографической литературой.
– Да уж. Моя кузина Эмили не должна знать, что в доме имеется подобная книга.
Дэн говорил, что Эмили чувственная. Этот человек считает ее, по существу, пуританкой. Кто же из них двоих прав?
Тейер бросил на нее озорной взгляд.
– Сейчас, когда я подумал об этом, мне вдруг пришла в голову мысль, что, кроме библии и сборника стихов Омара Хайяма на столике в гостиной, я никогда не видел в их доме ни одной книги. Но, похоже, они имеются чуть ли не в каждой американской семье. Довольно странный набор, вы не находите? И они не видят в этом ничего смешного. Так значит вы читаете «Сестру Кэрри». И каково же ваше мнение об этой книге?
– Мною владеют два чувства – жалость и печаль. Я думаю, эта книга показывает, что жизнь женщины может быть очень, очень тяжелой. Полной несправедливости и жестокости.
Мгновение Тейер смотрел на нее, не отрываясь, затем сказал:
– Вы выглядели такой красивой сейчас, когда говорили.
Во всяком случае Хенни услышала именно эти слова, однако не уверенная в этом из-за все еще оглушительного шума дождя, она промолчала.
– Я сказал, вы выглядели очень красивой.
– Спасибо, – собственный голос показался ей смущенным и неуверенным, как у юной девушки, услышавшей первый в своей жизни комплимент.
– Вы не должны жить, словно в вакууме. Вы будто проходите сквозь жизнь, не участвуя в ней, и это видно.
С трудом она сглотнула застрявший в горле комок. Она хотела сказать ему, что она и сама это прекрасно знает, что он должен оставить ее в покое, но слова не шли у нее с губ, и спокойный, настойчивый голос продолжал говорить ей прямо в ухо под неумолчный шум дождя:
– Как я уже сказал вам раньше, одиночество – болезнь. Но лекарство всегда под рукой, вы это знаете.
Внезапно ужасный раскат грома сотряс небо и землю; казалось, крыша беседки заходила ходуном, готовая в любую Минуту рухнуть им на головы. Грохот шел отовсюду, словно раскалывалась сама земля. Хенни подняла воротник и закрыла глаза.
И в этот момент он взял ее за плечи. Она почувствовала, что он поворачивает ее к себе, и глаза ее удивленно распахнулись. Он крепко обнял ее, так что вся она, от плеч до бедер, оказалась вплотную прижатой к твердому мускулистому мужскому телу. Все было так естественно, так правильно; удивительно, что она почувствовала это мгновенно! На нее вдруг снизошло озарение: как же ей этого не хватало, как она тосковала по всему этому! Она прижалась сильнее. Тепло, тепло… Он впился в ее губы поцелуем; на нее пахнуло смешанным ароматом дорогого одеколона и трубочного табака. Прошли долгие, долгие минуты… минуты?
Затем что-то вспыхнуло в ее мозгу и она высвободилась из его объятий.
– Не… не здесь.
– Конечно же, нет! Здесь нет места. Но завтра я что-нибудь придумаю.
Что-то в ее мозгу ширилось, дрожало, вибрировало. Постепенно оно приобретало цвет: черный, цвет страха. Она одновременно и желала и не желала, зная, что нельзя желать, боясь самою себя. Наконец, обретя голос, она прошептала:
– О, нет! Я не имела в виду… то… то, что вы думаете… В глазах Тейера мелькнула веселая искорка.
– Хенни, успокойтесь. Не пытайтесь негодовать только потому, что, как вы считаете, это ожидается от вас. Вам ведь понравилось, вы это знаете.
Перед таким рациональным спокойствием ее негодование выглядело бы просто абсурдным. И потом, она не чувствовала никакого негодования. Она была лишь испугана, лишь растеряна.
– Но я действительно не собираюсь этого делать.
– Почему?
– Я, в сущности, не знаю, почему, – призналась она, сама удивляясь.
– Я скажу вам, почему. Дело тут в тысячелетней морали. Еврейской морали. О, пожалуйста, не делайте оскорбленный вид! Я не антисемит! И, однако, это еврейская мораль. Она зародилась в вашем народе.
– Я ничего не могу с этим поделать, – прошептала она.
– А, может, вы все еще чувствуете, что «принадлежите» своему мужу?
В ней мгновенно вспыхнул гнев.
– Я не желаю об этом говорить. Это мое личное дело. Он поклонился.
– Вы правы. Я извиняюсь.
Он покраснел и, повернувшись к ней спиной, устремил взгляд на постепенно тающую завесу дождя. Она понимала, что он остро переживает свое унижение ее отказом.
Интересно, что он думает сейчас о ней: что она дура? Вот уж никогда бы не подумала, мелькнула у нее мысль, что он на такое способен. Он явно не принадлежал к тому типу мужчин, которые… Хотя, какой-такой тип мужчин! Все это полнейшая чушь! Мужчины, они и есть мужчины… Ей вдруг пришло в голову, что даже юная Лия разбирается в жизни намного лучше нее.
Раскаты грома доносились теперь издалека, и влажные капли медленно скатывались с крыши беседки на землю. Воздух вокруг был еще серым от измороси, но гроза кончилась. Им не оставалось ничего другого, как только поскорее расстаться.
Тейер произнес чопорно:
– Мы можем двинуться в путь, если вы готовы. Могу предложить вам свой пиджак набросить на голову.
– Нет-нет, спасибо, я дойду и так, – поспешно проговорила она, и в полном молчании они зашагали по направлению к дому.
Вытянувшись в полный рост в высокой белой ванне, Хенни расслабилась. От горячей воды поднимался легкий пар, насыщенный запахом герани. Очертания ее ног под водой, слегка мутной от ароматического состава, казались расплывчатыми, и из горячего пара высовывались десять темно-розовых округлых пальцев. Живот у нее был все еще совершенно плоским; он ничем не напоминал мягкие желеобразные животы много рожавших женщин. Груди ее были высокими, не опущенными к пупку, как у выкормившей много детей женщины. Ее тело было по-прежнему молодым, что было своего рода компенсацией… но его молодость проходила впустую.
Через какое-то время она вылезла из ванны и начала одеваться к обеду. Последний раз она стояла перед этим высоким зеркалом рядом с Дэном, который пытался справиться с запонками на своем рукаве, ворча о полном идиотизме наряжаться лишь для того, чтобы поесть. Было бы чудесно, подумала она сейчас, разглядывая себя в зеркало, если бы он знал, что произошло с ней сегодня днем.
Так вот как все это происходит! Это было так просто, так легко. Тебе даже не нужно было пытаться самой привлечь мужчин… если ты, конечно, была достаточно привлекательна.
Он сказал ей, что она красивая женщина, или что-то еще, в этом же роде. Конечно, это вполне могло быть лишь игрой, возможно, он даже привык играть в подобные игры, но он никогда бы не стал в нее играть, если бы она, Хенни, ему не нравилась! Она вгляделась в свое отражение в зеркале более внимательно. Определенно, она выглядела сейчас лучше, намного, намного лучше. Может дело тут было в свежем воздухе и солнце, или деревенском молоке… Но, может быть, именно из-за того, что произошло сегодня днем, ее глаза и были такими ясными? Белки их казались почти голубыми, а зрачки отливали золотом.
Дэн часто говорил, что ее миндалевидные глаза похожи на листья. Осенние листья… К черту то, что говорил Дэн! Она и сама это видит. Да, было бы чудесно, если бы он знал, что и она при желании может поступить так же, как и он.
Но почему у нее не было этого желания? Тысячелетняя мораль, сказал он. Она рассмеялась. Скорее уж пятитысячелетняя, Тейер! Но это ли было причиной? Возможно. До некоторой степени, во всяком случае. А в остальном? К черту остальное…
Этот вечер запомнился ей в мельчайших деталях. Грибной суп был слишком густым; спаржа, предмет гордости Альфи, была действительно превосходна, как и его ремонтантная клубника. Новые обои в столовой были чистого синего цвета с причудливым рисунком; ей еще подумалось тогда, что вряд ли они понравились Лии, слышавшей несомненно о Сири Моэм и о моде на чисто белое.
После ужина ковры в гостиной, как обычно, были свернуты – Альфи с Эмили, начавшие брать уроки танцев, любили попрактиковаться. Мег заняла место у новенькой «Виктролы». В ее обязанности входило менять пластинки.
Альфи с Эмили исполняли сложный танец, Бен с Лией – что-то наподобие фокстрота. В том настроении, в каком находилась сейчас Хенни, зрелище танцующих пар доставляло ей настоящее удовольствие. Пробудившийся в ней вновь интерес к жизни словно заставил ее прозреть, и она смотрела сейчас на окружавших ее знакомых людей совершенно иными глазами, подмечая мельчайшие детали, которые до этого совершенно ускользали от ее взгляда. Она заметила, что молодой Бен тщательно выбрит; когда он смеялся, его красивые ровные зубы сверкали белизной. Она решила, что он ей определенно нравится.
Хью Тейер сидел подле Анжелики на небольшом диванчике в дальнем конце комнаты, всем своим видом давая понять, что он не только не собирается сейчас танцевать, но и вообще отныне намерен держаться как можно дальше от Хенни. Он сидел, положив грациозно нога на ногу, и склонив свою изящную голову к ее матери. Анжелика, вне всякого сомнения, была совершенно счастлива проявлением подобного внимания. Вряд ли она могла уловить свойственный ему тонкий юмор или скрытое презрение, презрение, которым он как бы давал понять, что в его глазах ничто не имело какого бы то ни было значения.
И, однако, его прикосновение было восхитительным: она до сих пор помнила это ощущение прижатого к ней тела. Все это было довольно странно, так как она точно знала, что он ей совсем не нравится. И, однако, кое-чем она была ему обязана.
Альфи с Эмили танцевали как настоящие профессионалы. Лицо Эмили было совершенно спокойным; интересно, она… и ее кузен Тейер предпочитали не показывать своих эмоций или их у них вообще не было? Но Альфи, судя по его виду, вкладывал в танец всю душу. Он работал каждую минуту своей жизни, работал даже тогда, когда отдыхал. Ему хотелось, чтобы и все вокруг него тоже хорошо проводили время и любили его за то, что он сделал это для них возможным. Но и при всем этом на него было приятно смотреть. Даже Анжелика, не в силах удержаться, неосознанно притопывала ногой.
Музыка кончилась, и Мег, относившаяся к своим обязанностям весьма серьезно, принялась выбирать следующую пластинку.
– Может быть, на этот раз танго?
– Лучше обычный фокстрот, – сказал Альфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65