Хенни быстро ответила:
– У всех евреев есть иудейские имена, потому что изначально мы все пришли из Израиля. Мы и есть Израиль, то есть один народ. У твоего отца тоже есть иудейское имя: Иоханан.
– Почему ты никогда мне об этом не говорил? – удивленно спросила Мег Альфи.
Он покраснел и бросил взгляд на Эмили; было что-то почти виноватое в этом быстром взгляде.
– Как-то об этом никогда прежде не заходил разговор. Да и все это не столь уж и важно.
Альфи закашлялся и покраснел еще больше; даже мочки ушей у него сделались ярко пунцовыми.
И Хенни моментально стало его жаль. В конце концов, если он желал, чтобы его дочь училась в епископальной школе, то это было исключительно его личным делом. Она не знала, что вообще дернуло ее за язык, разве что желание сделать ему что-нибудь в пику, так как ребенка, несомненно, не следовало держать в неведении относительно его семьи, обманывать или запугивать. И все же это было не ее делом. Это было делом Альфи и только его одного.
Мег, однако, придерживалась совершенно иной точки зрения.
– Ты всегда все о себе скрываешь, – упрекнула она отца. – Ты никогда не хотел, чтобы я знала что-нибудь о евреях. Я почти уверена, что тебе не нравится быть евреем.
Эмили резко сказала:
– Как ты можешь так говорить со своим отцом! Ты оскорбила его и должна сейчас же перед ним извиниться!
Она не оскорбила его, подумала Хенни; она лишь сделала ему совершенно справедливое замечание.
Эмили, испытывая неловкость перед присутствующими, проговорила прерывающимся голосом:
– Я совсем не понимаю современных детей. Им ничего не стоит оскорбить своих родителей. В мое время мы и помыслить о таком не могли.
Она не ребенок, возмутилась Хенни про себя, ей уже тринадцать, у нее есть сердце и ум и ее нельзя дурачить, разве вы оба этого не видите?
– Тем более сказать подобное отцу, который так тесно связан со своей семьей, – продолжала упрекать дочь Эмили. – Я жду, что ты все-таки извинишься, Маргаретта.
Мать с дочерью смотрели друг на друга как враги, готовые вот-вот броситься в бой. Альфи демонстративно отстранился от участия в унизительной сцене, делая вид, что внимательно разглядывает связку ключей в своей руке. Лия складывала пеленки. Дэн с Хенни переглянулись.
И тут заговорила Мег:
– Хорошо, я извиняюсь. Я совсем не собиралась оскорблять папу. Мне бы просто хотелось, папа, чтобы ты говорил мне о таких вещах, – голос ее звучал ровно, но Хенни явственно слышала в нем новые и незнакомые ей твердые нотки. – В школе, – продолжала Мег, обращаясь сейчас ко всем присутствующим, – в школе, епископальной ли нет, меня называют еврейкой, тогда как девочки Леви из соседней квартиры говорят мне, что никакая я не еврейка. Выходит, я никому не нужна? Я и ни тут, и ни там. Вам хорошо. Вы все здесь знаете, кто вы такие, за исключением меня, – закончила она.
– Ну что ты, – пробормотал из своего угла Альфи.
– И еще одно. Ты всегда подчеркивала, мама, что все одинаковы и нельзя относиться к другим людям предвзято. Почему же ты тогда ничего не говоришь своим друзьям, которые рассказывают про евреев всякие гадости?
– Ну это уж слишком, Мег! И ты прекрасно это знаешь!
– Нет, не знаю. Я слышала, что говорила эта миссис Легхорн, когда вы играли в бридж.
– Ты подслушивала?
– Нет. Я доставала с полки словарь в соседней комнате, и тут она сказала.
Эмили окончательно вышла из себя.
– Мало ли что говорит глупая женщина! Мы не хотим этого слышать! Довольно, Мег. Довольно!
Неожиданно раздался голос Альфи.
– Ты слишком остро все воспринимаешь, Мег, – сказал он ей не без мягкости в голосе. – Да и всегда такой была. Пора бы тебе уже перерасти подобные вещи, не думать слишком много о себе. Ты хорошо учишься, так и занимайся своими уроками, стремись вперед и обращай как можно меньше внимания на то, что говорят люди. Я сам всегда так поступал и тебе советую.
Хенни была возмущена до глубины души. Дураки! Растерянное и одинокое человеческое существо стоит перед тобой, прося правды и помощи, и ты даже не видишь, насколько она одинока. Да, ты дурак, Альфи, и такая же и ты, Эмили, несмотря на всю твою утонченность и благовоспитанные манеры.
Мег подошла к кроватке. Она несомненно лишь делала вид, что смотрит на ребенка; Хенни понимала, что в этот момент ей никого не хотелось видеть. Ее узкая спина в школьной форме, казалось, одеревенела. Она явно с трудом сдерживала слезы, пытаясь сохранить свое достоинство.
Альфи последовал за дочерью к кроватке младенца.
– Давайте лучше говорить о более приятных вещах, – он махнул рукой, словно отбрасывая от себя все эти мелкие неприятности, которые так портят жизнь. – Я приготовил подарок для этого прекрасного молодого человека, Лия.
– Тетя Эмили уже прислала его! – воскликнула Лия. – Чудесное стеганое одеяльце. Вы так добры.
– Нет-нет, я имел в виду кое-что другое, – Альфи сунул руку в карман. – Чек для тебя, Дэн. Твой заработок.
Это только пара сотен, но я подумал, может, ты захочешь открыть счет в банке на имя малыша.
– Ты меня удивляешь. За что?
– Помнишь те схемы, что ты передал мне в прошлом году? Как же это называется…? Ах, да, когегед.
– Когерер. Это детектор. Когда ты…
– Уволь меня от объяснений. Я все равно ничего не пойму. Что бы там ни было, но мои приятели заинтересовались этой штукой. Пока они еще не решили, как ее использовать, но кто-то спросил меня, не видел ли я тебя последнее время, и я сказал «да» и упомянул о ребенке. Тогда они и попросили меня передать тебе чек. Он заслуживает эти деньги, сказали они, даже если и окажется, что мы никак не сможем использовать его изобретение.
– Они поступили в высшей степени порядочно и необычайно щедро. Я возьму чек ради ребенка. По крайней мере, это покрывает мои расходы на печатание всех этих схем. Спасибо, Альфи.
– Их чрезвычайно интересует твоя работа, Дэн. И это явно процветающее предприятие. У них теперь новый адрес, они уже занимают четыре этажа в доме рядом с Кэнал-стрит. Несомненно, это большой бизнес, я знаю, что говорю, – Альфи позвенел мелочью в кармане своего твидового пиджака.
– Да, обычно ты знаешь такие вещи, Альфи.
– Что пишет Фредди?
– Ничего особенного. Письма приходят часто, но он почти ничего в них не говорит. Как ты понимаешь, почта подвергается цензуре.
– Ты должен им гордиться, Дэн, – произнес с торжественностью Альфи.
– Гордиться? Да он же поступил, как настоящий дурак!
– О! – выдохнула Эмили. – Как ты можешь так говорить! Такие вот молодые ребята, как он, и спасут нас всех! Как бы мне хотелось иметь сына, – добавила она, глядя чуть ли не с негодованием в спину Мег, которая направилась вслед за Хенни на кухню.
– Они говорят так только потому, что у них нет сына, тетя Хенни, – прошептала Мег.
К горлу Хенни подкатил комок.
– Ты так считаешь, Мег?
– Да, конечно. Я видела фильм «Рождение нации». Все это так ужасно, молодые люди, страдающие, раненые… – девочка зажала рот рукой. – Ой, простите! Я не должна была этого вам говорить. Так глупо с моей стороны.
Угловатая, с розовыми острыми локотками и милым, добрым лицом, на котором сейчас появилось обеспокоенное выражение, она необычайно трогала сердце Хенни. Тринадцать лет – трудный возраст, и это самое меньшее, что можно было о нем сказать. Внезапно Хенни почувствовала к девочке необычайную близость.
– Ничего, Мег. Ты хорошая девочка. Ты понимаешь.
В середине зимы 1917 года германское правительство объявило о начале неограниченной войны подводных лодок; вскоре эта угроза была приведена в исполнение. Безоружные американские торговые суда подвергались атакам торпед и вместе со своими экипажами погружались на дно. Уничтожались и безобидные рыбацкие шхуны, и германские подводные лодки были замечены вблизи Лонг-Айленда. Хенни и Дэн посмотрели друг на друга поверх утренней газеты; в глазах обоих было отчаяние.
– Времена, испытывающие души людей, – проговорил Дэн.
Он продолжал вести свой старый спор с Полом, когда бы они ни встречались, что было сейчас не так часто, как в прежние годы.
– Несмотря ни на что, мы должны сохранять нейтралитет в качестве примера остальному миру, – отстаивал он свою точку зрения.
Пол, однако, начинал в этом сомневаться.
– Я нахожу, что я сейчас почти ни в чем не уверен, – сказал он в ответ.
Это замечание могло бы показаться постороннему слушателю банальным или неопределенным, но оно не было таким для Хенни, прекрасно знавшей Пола.
Однако у нее самой было немало причин для душевных мук: иногда ей казалось, что только они с Дэном и были против войны. Один за другим ее старые кумиры изменяли своим взглядам, переходя на другую сторону. Сэмюэл Гомперс обещал в случае вступления нации в войну поддержку профсоюзов. Даже фонд международного мира Карнеги был охвачен военной лихорадкой, а Кэрри Чапмен Катт, суфражистка, прежняя героиня Хенни, обратилась к женщинам своей организации с просьбой внести посильный вклад в военные усилия, если возникнет такая необходимость. Хенни скорбела и, скорбя, удивлялась царившему вокруг нее воодушевлению.
Деньги текли рекой: театры были полны; коляски на Пятой авеню вытеснялись блестящими «Пирс-Эрроуз» с шоферами; повсюду открывались магазины дабы удовлетворить новую потребность в сверкающей роскоши, от платиновых наручных часов до шелковых рубашек. Весь город, казалось, был охвачен радостным возбуждением. Разодетые пары танцевали в «Плазе». Женщины носили короткую стрижку a la Ирэн Касл и танцевали танго в украшенных эгреткой маленьких шелковых шляпках.
Союзники нуждались во всем и прежде всего в кредитах, на которые они могли бы закупить это все: зерно, оборудование, лекарства, боеприпасы, ткани, сталь, уголь, железо, кожу, проволоку, порошковое молоко и множество других вещей. Рынки товаров и ценных бумаг процветали; заводы были завалены заказами; железные дороги запружены поездами и склады забиты товаром; цены на недвижимость утроились, и каждый, от юриста до грузоотправителя, был охвачен лихорадкой обогащения. Целая армия новых миллионеров появилась на свет в эти дни.
Однажды вечером в дверь Ротам позвонил Альфи. Лия только что возвратилась домой с работы. В кухне Хенни кормила с ложки Хэнка, который в рубашечке и пеленке восседал чрезвычайно довольный на коленях у деда.
– Я вас не удивил? – спросил с порога Альфи. – Я просто не мог ждать до завтра и позвонил Эмили, что опоздаю к ужину, так как у меня для вас великолепная новость.
Улыбка Альфи была такой широкой, что, казалось, он сейчас засмеется во весь голос. Хенни моментально решила, что он принес известие о Фредди, что Фредди возвращается домой или даже что он уже здесь и сейчас прячется за дверью.
– Это Фредди? Он возвращается домой?
– Нет, нет, боюсь, ничего похожего. И тем не менее, это очень, очень хорошая новость.
Альфи огляделся в поисках места, куда бы он мог положить свой котелок, но так как в тесной кухоньке каждая поверхность была сейчас занята чем-нибудь, принадлежащим Хэнку – бутылочками, нагрудничками, тряпичными игрушками – он оставил его на коленях.
– Ты помнишь, как-то года три назад ты передал мне чертеж радиопеленгатора?
– Не пеленгатора, лишь небольшой его части, трубки…
– Неважно что это было – я уже не раз говорил тебе, что ничего не понимаю в технике. Так вот… – Альфи на мгновение умолк, предвкушая эффект, который произведут его слова и явно подогревая нетерпение слушателей… – Так вот, это было продано! «Финн и Уэбер Электропартс», это дочерняя компания, начинает его производство! Огромный успех, Дэн. Эта твоя штука сделает тебя богатым, а меня еще богаче. Вот повезло, так повезло. Я бы сам этому не поверил, если бы не держал в руке чек. Смотри. Нет, ты только взгляни на него.
Через голову ребенка Дэн принял у него чек. В полной растерянности он повернул его и взглянул на обратную сторону.
– Я этого не понимаю, Альфи.
– Чего тут непонятного? Прочти, что там написано.
– Тут говорится: «Платить приказу Дэниэла Рота… двадцать тысяч долларов».
– Что?! – воскликнула Хенни, роняя ложку.
– Двадцать тысяч долларов! – ахнула Лия.
Альфи откинулся на спинку стула, глядя на них с ласковой снисходительностью взрослого, подарившего ребенку прекрасную дорогую игрушку и теперь наслаждавшегося его изумлением и восторгом.
– Я все же не понимаю, – нахмурясь, повторил Дэн.
– Это лишь твоя первая доля от продажной цены. Я взял акции от твоего имени и от своего тоже, по пятнадцать акций на каждого. Ты получаешь их как изобретатель, а я как посредник, – глаза Альфи сузились, придавая его лицу хитрое выражение. – Быть посредником не так-то легко, ты должен уметь делать такие вещи. И потом, я постоянно прибегал в этом деле к советам моего адвоката. Мы договорились о получении большей части прибыли как дивидендов в форме акций. Это естественно уменьшает твои налоги… Ты выглядишь совершенно растерянным.
– Так оно и есть.
– Ладно, все это неважно. Как-нибудь вечерком мы сядем с тобой вдвоем и… Хотя, что я говорю? Не вечером, а днем. Я хочу, чтобы ты повидался с моим адвокатом у него в конторе. Он первоклассный специалист, и он тебе все объяснит, расскажет все в деталях и посоветует, куда лучше вложить деньги, потому что… – Альфи усмехнулся, – потому что ты с каждым разом будешь получать все больше этих миленьких чеков, мой друг, и я думаю, ты несомненно захочешь поступить с ними мудро, сделать так, чтобы они давали прибыль.
– Все эти деньги за одну маленькую трубку! Какое-то небольшое устройство! – воскликнул Дэн. – В этом нет никакого смысла.
– Еще какой смысл! Это, как ты говоришь, небольшое устройство в хороших руках стоит золотого рудника.
– В чьих руках? Кому оно нужно?
– Военному министерству, вот кому! Ты получил государственный заказ. И это так и будет продолжаться, всю войну, которая неизбежно начнется, и после нее тоже, потому что, насколько я понял из объяснений Ларри Финна, твоя штука используется в радиопеленгации, а та еще в самом зародыше. Однако уже сейчас они могут вести слежение за вражескими кораблями, имея пару или более передатчиков…
Дэн поднял руку, останавливая его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65