Она готова к напряженной работе, но оказалась не готова к грубым протестам Лу. Как могла она просто подумать о такой трате денег и времени? Эми что, воображает себя леди Джорджиной? Она и две другие дурочки считают, что единственной их заботой будет ставить подписи, а дальше все пойдет, как по маслу? А как насчет него? И Сэнди? И малышки? Семья – ее главная ответственность.– Скажи им, чтобы забыли об этом. Все они хотят только одного – твои деньги, получить их любым способом. Пусть найдут другого простака!Аргументы. Ссоры. Повышенный тон. Сарказм. Они расстроили ее, Эми всегда не любила и избегала конфликтов. Обычно, это означало поражение, но не на этот раз. Магазин, конечно, пользовался быстро растущим успехом. Но, даже, если бы затея провалилась, Эми насладилась бы брошенным вызовом и полученным опытом.Ясно, что ей нужно разбить шаблонный образ. Увлечение работой в Коалиции женщин Джейнсвила стало другой мишенью для недовольства Лу. Необходимость заботиться о Дакоте не являлась помехой, Эми брала малышку с собой. Казалось, Дакота и другие дети чувствовали важность происходящего. Они тихо играли, причиняя минимум недовольства, пока женщины, представительницы всех этнических групп, проводили семинары по проблемам наркотиков, СПИДа, абортов, избиения жен, насилия, безграмотности и плохого обращения с детьми.Мероприятия в Коалиции давали выход ее уму и традиционной для янки потребности служить отечеству.Вначале Лу терпел участие Эми в женском движении, слушая в пол-уха ее отчеты за ужином. Позже, когда она была избрана в совет директоров и ее фото в окружении соратниц напечатали в местной газете, Лу сорвался. Он не поздравил ее, как она ожидала.– Этим женщинам больше нечего делать. Они все разведены или вообще никогда не были замужем.Старая песня: «У тебя есть муж, дом, семья. Мы должны стоять на первом месте».Позиция Сэнди была такой же непримиримой.– Посмотри реально, ма! Ты же хочешь, чтобы я получила диплом, так ведь?Вместо заботы о ребенке дочь сейчас занималась сдачей требуемых восемнадцати зачетов для получения диплома по социологии, а сверх учебной программы посещала кучу всяких клубов, вечеринок и тусовок. Один из семинаров Сэнди назывался «Спасите Землю!»Лучше бы объявили программу «Спасите Эми». Если кто-нибудь и решит спасти ее, то это она сама. Сидя на табурете у кухонного стола, Эми налила себе чашку кофе, ледяного и ужасно крепкого. Она любит такой кофе и пьет его в одиночестве, когда Лу не может неодобрительно отозваться о ее вкусах.– Сок? – Дакота вертелась у нее на коленях, улыбаясь бабушке.– Нет, дорогая, это бабушкин кофе, – она взяла пустую кружку. – Сок будет попозже, не то у тебя разболится животик.Через минуту девочка сползла с колен и уснула, прислонившись головкой к теплому бедру Эми. Маленькая бедняжка совсем вымоталась. Завитки влажных волос прилипли ко лбу. Ресницы вздрагивали. Густые и темные, в будущем точно не потребуют туши. Крошечные ноготки по настоянию Дакоты были накрашены зеленым лаком Сэнди. Эми забыла, какими маленькими я трогательными могут быть ноготки.В одном Лу прав. Она действительно решила завести второго ребенка. Ее биологические часы еще не остановились, впереди есть несколько лет, когда можно завести ребенка. Но не с Лу. Если Эми и впрямь уйдет, то выберет кого-нибудь подходящего на роль отца. Если Сэнди позволила себе внебрачного ребенка, то что может помешать ей?– Тогда ты поработаешь нянькой, маленькая проказница, – тихо прошептала Эми, боясь разбудить Дакоту.Интересно, сожалеет ли Джорджина, что не имеет детей, или, может, все-таки собирается родить от Ника. С Джорджиной всякое может случиться, потому что она сама управляет ситуацией.Эми многому могла бы научиться у Джорджины. Она все еще пользуется формулой краски, созданной для нее в салоне Сассуна. Когда они с Моной приедут в Лондон, Эми попросит у подруг совета, как жить дальше.Дакота пошевелилась, но не проснулась. Ее тельце плотно прижималось к ноге бабушки, затрудняя кровообращение. С величайшей осторожностью Эми взяла ребенка на руки и села в кресло-качалку на солнечной стороне дома. Медленно покачиваясь, она начала напевать:– А-а-а. Баю-бай.Спящая малышка уткнулась личиком в грудь бабушки. И хотя ее отняли от материнской груди в шесть недель, маленький розовый ротик инстинктивно искал сосок под тонкой тканью футболки. От ритмичного посасывания сосок набух. Их словно обволокла невесомая паутинка покоя.Зазвонил телефон. Боясь потревожить Дакоту, она бы не сняла трубку, не будь аппарат рядом.– Алло?Отбой. Неправильно набран номер, сбой на линии или кто-то развлекается.С драгоценной ношей на руках, Эми промолчала.Снова звонок. Что, им больше нечего делать?Она позволила телефону звонить, решив, кто бы ни был на другом конце провода, он, в конце концов, устанет.Дакота села, открыла глаза, потом снова погрузилась в сладкое забытье. Телефон разрывался по-прежнему.Сволочи! В доме спящий ребенок! Разве не понятно?– Алло? Ледяное молчание.– Миссис Хамфриз?– Да.– Жена профессора Хамфриза?Что-нибудь случилось? Авария? Сердечный приступ?– Да.– Думаю, вы захотите узнать, что ваш муж – большой бабник!– Кто это? Отбой.Большой бабник! По сравнению с кем? Несравнимый с Ником Элбетом. Эми пожалела анонима. Не заниматься любовью с Ником – значит, не знать что такое любовь.Сосущий ротик у ее груди напомнил о Нике. На пари он довел Эми до оргазма, не дотрагиваясь больше нигде. Пришлось заплатить ему пятьдесят проигранных долларов.Дом был по-полуденному тих. Отдаленные крики детей, лай собак и шум проезжающих машин с трудом достигали ее сознания Интересно, каково выйти замуж за Ника Элбета и всегда быть рядом с ним? ГЛАВА 28СНОВА В ЧЕЛСИ – Закрой глаза и думай об универмаге Харродза, – возликовала Мона, когда самолет был готов к отлету из аэропорта Кеннеди. Она была так переполнена триумфальными событиями последних недель, что едва могла усидеть на месте. Застегнула ремни безопасности себе и Эми, подложила подушечки под головы.– Через семь часов мы будем в Лондоне. Можешь в это поверить? Тип-топ, черствый хлеб, вздернутый подбородок, Боже храни королеву, пип-пип, окнулись!Мона всегда могла рассмешить Эми. А сейчас, тем более, есть веская причина. Они сделали это. Они на пути в Лондон, вдвоем, две из трех Мьюзкетеров возвращаются на место преступления. Преступления под названием «любовь к Нику».– Мона! Успокойся, или у тебя будут круги под глазами! Давай попробуем поспать!– Спать?! Кому нужно спать? Я могу, вообще, больше не спать!Но твоя пресс-конференция! Ты же не можешь выглядеть изможденной?– Не беспокойся, пресс-конференция будет после свадьбы. Если нужно, я надену темные очки. Так более декаденски, верно? Больше похожа на Бланш Дюбуа, правильно? Или мне нужно говорить «Бланш Дюбля»? Эми, конечно, права. Мона не могла сидеть спокойно и молчать. Она была на подъеме с вечера премьеры. Если, вообще, мечты сбываются, то это именно тот случай. Успех дебюта после почти двадцати лет надежд. Критики расписывали ее как последнюю величайшую трагическую актрису со времен Джеральдин Пэйдж. Все, кроме Джона Саймона, потому что он, слава Господу, не занимается небродвейскими театрами.С дерзкой самонадеянностью, которая стала блестящим рекламным ходом, Билл Нел разослал всем театральным обозревателям копии статьи Саймона о предыдущем появлении Моны на сцене, приложив маленькие бинокли и записки: «Придите посмотреть на нее теперь». Уловка сработала. Сам Саймон пришел на второй вечер. В кулуарах представители прессы после финального занавеса ждали кровопролития. Его комментарий: «Знает ли кто-нибудь ресторан, где подают ворон?» стал гвоздем всех одиннадцатичасовых новостей и был вынесен в заголовки утренних газет.В тот момент, когда шасси самолета оторвалось от земли, стюардесса предложила шампанское.– Нет, благодарю, – отказалась Эми.– Что с тобой? Эта поездка – праздничная! Начинаем сейчас.– Я читала статью, где написано, что ты не пьешь алкогольных напитков в самолетах.Мона глубоко вздохнула и откинулась на спинку кресла.– Хочешь узнать кое-что? Я даже не люблю шампанское. И в любое время предпочитаю имбирное пиво.Это из-за матери. В новогодний вечер, когда Моне было три года, Рахиль пообещала дочери, что разбудит ее за пять минут до полуночи и позволит поднять новогодний тост с остальными членами семьи. Сдержав слово, Рахиль принесла Мону в гостиную и налила ей стакан бледно-янтарной жидкости, которую назвала шампанским. Несколько лет спустя на свадьбе кузины, Мона узнала, что с ней сыграли шутку. Шампанское было горьким и обожгло ей рот. Привычки не меняются. Если бы Прекрасный Принц захотел выпить за нее, да, это могло бы быть шампанское, но если бы он решил разделить с ней любовный бокал… Официант, принесите пива.– Эми, я так рада, что ты вырвалась на премьеру Я бы не смогла без тебя.– И я бы не смогла сбежать без тебя.Лу до сих пор не знает об отъезде жены в Лондон. Он вышел из себя, когда она уехала в Нью-Йорк, но ждал ее возвращения через три-четыре дни. Недавно открытый талант хитрости позволил Эми раз за разом откладывать возвращение домой под разными предлогами, пока не прошли две недели, отведенные для премьерного показа пьесы. Тогда они с Моной смогли побегать по магазинам, купить наряды и свадебный подарок. Они уже будут пить чай в Челси Мьюз, когда Лу получит экпресс-письмо, отправленное Эми из аэропорта.Она надеялась, что Дакота разрывается от крика в поисках бабушки, Сэнди открывает все радости материнства, а Лу сумел привлечь свою преданную армию поклонниц к дежурствам по дому и присмотру за малышкой. Для успокоения совести Эми заготовила в морозильной камере несколько дюжин порционных бифштексов, фрикадельки, куриные грудки и тому подобное. Если в голове у Профессора есть хоть капля серого вещества, он заметит, что еды хватит на месяц. Муженьку и дочери придется разделить между собой две основные кухонные обязанности: открыть морозилку и включить микроволновую печь. Гуд-бай, дорогие, и аминь. Она становится все более непокладистой, привыкайте.– Я, пожалуй, снижу скорость до ста миль в час. Малыш, ты в норме?– Ты понимаешь, это мое первое путешествие в одиночку после того лета, когда мы встретились?– В одиночку? А я что…– Фаршированный гусь? – обе женщины в унисон выкрикнули любимое сравнение Моны.Упоминание о прошлом, мысли о том, что ждет их в Челси Мьюз на этот раз, окутали туманом мечтаний. Эми многие годы не вспоминала о тех первых месяцах после возвращения домой из Лондона. Как Лу защищал свое право на интрижку с Хлоей, обвиняя Эми, отправившуюся заграницу, заодно укоряя за выдуманную им же самим неверность. Погружаясь в сон, она вспомнила, как Лу заставил ее выпить до дна чашу унижения, пока, наконец, не простил и позволил часами печатать его научные изыскания и править подготовленные к защите тезисы.Мона мысленно уже была в Лондоне. Она и Эми, в конце концов, решили принять приглашение на свадьбу, соблазном стало их любопытство насчет того, как Джорджина и Ник оказались вместе, и каково будет увидеть Ника в подобных обстоятельствах. Теперь все совершенно по-другому, и пусть Джорджина тоже узнает об этом. Благодаря старым лондонским связям, Билл Нел договорился о постановке в столице Британии «Трамвая «Желание» полностью английской труппой, за исключением Моны.Пользуясь приездом Моны в Лондон на свадьбу Джорджины, со-продюсеры Билла организовали пресс-конференцию для приветствия новейшей американской сенсации и объявления лондонской постановки. Были заказаны статьи, основанные на том факте, что Билл Нел «открыл» Мону в бытность студенткой подпольных курсов и сразу же распознал ее невероятный актерский талант. В одном из пресс-релизов' приводилась цитата из интервью с Биллом: «В театральных постановках XXI, века будут записывать на пленку исполнение Моной Девидсон роли Бланш Дюбуа как квинтэссенцию глубинного проникновения в характер наиболее сложной героини Теннесси Уильямса».Так и скажи им, Билл. Главное – не тушеваться. Возьми, к примеру, Хелен Хейз. Мона восхищалась и уважала эту женщину. Та была пресс-агентом, впервые назвавшим Мону «Первой леди американского театра». Теперь вы никогда не прочитаете о Моне, не увидите ее по телевидению без обращения «Первая леди американского театра».Между пресс-конференцией, интервью и свадьбой Моне нужно будет найти время, чтобы купить подарок Сиднею. Он был так расстроен, когда Мона ясно дала понять, что не хочет ехать в Лондон с ним.– Я поеду в любом случае. Попробуй остановить меня.– Если ты это сделаешь, я никогда снова не заговорю с тобой.– Ты должна будешь разговаривать со мной, я один из твоих продюсеров!– Сидней!Мона не имела ввиду «разговаривать» когда произнесла слово «заговорю», Сидней знал, что она имеет ввиду слово «спать». Мона никогда больше не будет спать с ним.– Это из-за случившегося в магазине Мэси?– Не будь глупым! Просто Эми и я остановимся у Джорджины. Старый дом, куча воспоминаний и все такое. Ты знаешь, это сентиментальное путешествие.– И я буду просто мешать?– Ну… да. Не мешать, конечно, но я буду нервничать, что ты скучаешь. Это как прийти на встречу одноклассников и слушать о людях, которых не знаешь, и событиях, которые тебя не волнуют. Ты понимаешь? Я вернусь прежде, чем ты заметишь мое отсутствие, и тогда мы сможем побыть какое-то время вместе.– Это все-таки из-за Мэси!Его наказывают за то, чего он совершенно не понимал.На самом деле, это, действительно, из-за случившегося у Мэси, или, скорее, не случившегося. То, что начиналось как игривая причуда Моны, превратилось в ужасно непонимание, все более усугубляющееся со временем.– Знаешь, что я сделала, когда мама в первый раз привела меня к Мэси? – спросила Мона, озорные искорки блестели в ее глазах. – Мне было пять лет. Я вырвалась от нее и побежала вверх по спускающемуся эскалатору.– Это не смешно.– Я думала, что это восхитительно.– Это опасно.– Ты так считаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43