– Хорошо, – согласился Маркус.Закрыв обе двери, он повернулся к Полю Рено.– Это та самая комната?Рено, бледный как полотно, застыл посреди большой спальни, устланной ковром с голубыми и розовыми разводами, растерянно переводя взгляд с белоснежных гардин на широкую кровать с балдахином.– Да, – тихо прошептал он.– Что-нибудь изменилось с тех пор?– Кажется, нет… Вот только шкафчик, пожалуй. Не припомню, чтобы он здесь стоял…– Вы здесь иногда ужинали?– Да, не раз.– Была здесь какая-нибудь музыка?– Там, – Поль кивнул на тумбу в углу. Маркус открыл дверцу, затем снова закрыл.– Сколько лет было Марии-Терезе, когда вы с ней познакомились?– Девятнадцать.– Опиши ее, пожалуйста.– Очень стройная, длинные ноги.– Она всегда ходила с распущенными до плеч волосами?– Нет, на работе она ходила с пучком.– Она любила поболтать?– Нет… Часами могла молчать. Но это ни о чем не говорит. Я думаю, она была счастлива! Она много читала, была умна. Правда, немного странная девушка, несколько замкнутая.– Она любила тебя?– Не знаю. Думаю, что да. Но абсолютной уверенности у меня нет.– Она говорила с тобой о браке?– Никогда.– Почему она приходила сюда, как ты думаешь?– Потому что ей так хотелось. Она была очень независимой. Родители не понимали ее, а она стремилась жить по-своему.– О чем вы говорили с ней?– Чаще говорил я, а она слушала и улыбалась время от времени, но сама редко участвовала в разговоре. Если она и начинала говорить, то только для того, чтобы задавать мне вопросы, как правило, о вещах серьезных, и надо признаться, порой я не знал, что ей отвечать. Она занималась лепкой – лепила очень красивые, но опять же очень странные фигурки. Однажды она показала мне их на фотографии.– А те две женщины: жена вашего друга и девушка из «Кантри-клуба» – тоже бывали в этой комнате?– Какое это имеет отношение к делу?– Маркус задумчиво посмотрел на Рено. «Хотел бы я знать, эта ярость направлена против меня или против себя самого – за то, что он убил девушку и знает это?»– Именно здесь она тебе сообщила, что ждет ребенка?– Да.– Как она держалась при этом?– Была спокойна. Я не почувствовал никакого страха или тревоги.– Она спросила тебя, не собираешься ли ты на ней жениться?– Нет. Только потом, позже она рассказала, что родители указали ей на дверь. Но казалось, и это ее нисколько не тревожит. Она сообщила, что живет у подруги и подыскивает себе квартиру. Я тогда помог ей с этим.– Ты навещал ее там?– Один раз.– Очевидно, чтобы сказать ей, что должен подумать…– Да. Я понимаю, это было не по-рыцарски, но… – Поль нервно покрутил головой. – Я… я не видел другого выхода.Маркус, чувствуя, как ком подступает у него к горлу, быстро, не давая Полю опомниться, спросил:– И что же ты почувствовал несколько месяцев спустя, когда получил от нее письмо?«Если он задумается хотя бы на одну секунду, это означает, что он действительно получил от нее письмо! – подумал Маркус, – В этом письме она сообщала, что родила ребенка, что лежит парализованная и не знает, что ей делать. И тогда он убил ее. Именно для этого он к ней и поехал»Рено молчал. Маркус видел, как он обдумывает свой ответ, подбирает слова, чтобы описать свое чувство в то утро, когда он среди писем обнаружил конверт, на котором стояло имя Марии-Терезы Сенье.– Так не пойдет, Марк! – почти закричал он. – Ты решил загнать меня в мышеловку. Не было никакого письма! Я сам поехал к ней, хотел узнать, как у нее дела, родился ли ребенок. Да, я сам приехал к ней…дал ей денег, сказал, что не женюсь на ней, но непременно подыщу ей работу в одном из Домов моделей в Каннах.– Я вижу, ты хорошо заучил эту легенду сегодня ночью. – Маркус встал. – Но уже поздно, Поль… Поздно…Инспектор вышел из комнаты.– То есть как «поздно»? – закричал Рено, бросившийся вслед за ним. – Что ты хочешь сказать? Клянусь тебе: никакого письма не было! Я не знал, что ее парализовало, когда ехал к ней. Марк, ты слышишь меня?Но инспектор, не оглядываясь, уже сбегал по лестнице, наспех поприветствовав Филлис и ее мужа, солидного господина в темно-синем костюме и очках в золотой оправе. Как только он сел в машину, Крик взялся за руль.– Ты все слышал? – спросил Маркус.– Да, – ответил Крик, – он очень уязвим. Будем надеяться, что заполучим прокурора, который успешно поведет дело.Поль Рено тоже сбежал с лестницы.– Сидите тут и строите козни?! – заорал он, распахивая дверцу.Он плюхнулся на заднее сиденье и с треском захлопнул дверцу. Машина покатила к воротам. 11 – А теперь покажи нам, где ее квартира, – приказал Маркус.– Квартира? – испуганно переспросил Поль Рено. – Ты хочешь и ее видеть?– Да. И немедленно.– Господи, зачем?! Марк, умоляю, не делай этого!– Так куда нам? – спросил Маркус, когда они подъехали к перекрестку.– Налево, – буркнул Поль Рено.Через десять минут они подъехали к новому, довольно красивому кварталу города, где совсем близко друг от друга стояли небольшие коттеджи с палисадниками перед ними.– Вот этот, второй дом, – тихо сказал Поль Рено. Они остановились перед входом, и Поль Рено снова занервничал.– Подумай о людях, которые здесь живут, Марк. Возможно, они не знают о том, что здесь произошло, а когда узнают, им станет неприятно жить здесь.– Не волнуйся, – ответил Маркус, – эта квартира сдана сейчас одному предпринимателю из Орлеана, который наезжает сюда время от времени. Сейчас его здесь нет.Когда они шли по дорожке к дому, Маркус спросил:– Эти дома были, очевидно, совсем новыми, когда ты снял квартиру?– Да.– И садики были?– Их только что разбили.– Кто купил мебель?– Это были уже меблированные квартиры.– Ты помог ей переехать?– Нет, я ждал ее здесь, когда она прибыла со своим багажом.– Как она выглядела?– Была бледна… Немного растеряна…– И немного испугана?– Может быть. Впрочем… нет. Она была спокойна, никакой паники. Она сказала, что попробует уговорить подругу переехать к ней.– Итак, – сказал Маркус, остановившись перед дверью, – предположим, Мария-Тереза сейчас лежит парализованная в кровати, иначе говоря, она не способна сама открыть дверь. Дверь автоматически не открывается, и поэтому мы должны позвонить консьержке.– Я же говорил тебе, что в тот день меня впустила консьержка! – раздраженно перебил его Поль.Маркус позвонил. Через несколько секунд дверь отворилась, и они вошли в холл. Из окошечка в левой стене послышался низкий грубый голос:– Кто там?Они заглянули в окошечко и увидели сидящую на стуле полную старуху с морщинистым рябоватым лицом, с очками в простой металлической оправе на носу. Она вязала что-то, выпятив тяжелую нижнюю челюсть и не отрывала глаз от своего вязанья.– Кто? – спросила она погромче, все еще не поднимая глаз.Наконец она взглянула на Маркуса и Поля Рено, остановившихся перед ее окошечком, и на Крика за их спинами. Она переводила взгляд с Маркуса на Поля Рено и обратно и наконец уставилась на Поля. Отбросив вязанье, она поднялась со стула.– Жюль! Жюль! – завопила она. – Он здесь! Он тут, передо мной! Иди сюда, помоги мне, Жюль!Старик в голубом фартуке, очевидно, занимавшийся починкой обуви, вбежал в холл.– Смотри, – взволнованно твердила консьержка, указывая на Поля. – Это он! Господи, зачем он пришел сюда!– Вы уверены, что это он? – Маркус склонился к ней.– Да конечно же! – И спрятавшись за спину мужа, она подозрительно спросила: – Кто вы? – И тут же снова завопила: – Жюль вызови полицию!– Это вы должны были сделать раньше, дорогая. Для вашего же блага. А вместо этого вы не пожелали дать необходимые сведения полиции, которая собирала информацию в связи с убийством. Ведь полиция Бурже наведывалась сюда, не так ли? Зато репортеру вы рассказали все…– Откуда вы взяли, что я все рассказала этому репортеру? – рассвирепела консьержка. – Мало ли что люди болтают!– Он сам мне это сказал, – ответил Маркус. – Если бы он с вами не беседовал, он не стал бы называть ваше имя, сказал бы что узнал все «от кого-то». Вам не повезло: репортер не посчитал возможным скрыть ваше имя, ибо вы главный свидетель в этом деле. Итак, вы видели этого человека, бежавшего через вестибюль в тот вечер, когда было совершено убийство, и вы узнали его на фотографии, которая была опубликована в газете десять лет спустя…Женщина приблизилась к нему почти вплотную и умоляюще глядя ему в лицо, сказала:– Я вовсе не хотела скрывать то, что знала. Вы понимаете? Я подумала, зачем мне идти в полицию, ведь я уже все сказала журналисту… Вот он напечатает обо всем в газете, люди узнают и полиция тоже. Мы подумали: что плохого, если двое бедных людей немного заработают на этом деле.– А вы не подумали о том, что преступник немедленно скроется, как только эту историю опубликуют в газете?– Да нет, это невозможно! – быстро сказала женщина.– Почему?– Я журналисту ничего не рассказала об этом убийстве… только о ребенке в детском доме. Я читала в газете про господина Дювивье, хорошо что его разоблачили… А потом подумала: а что же этот красавец так и будет оставаться на самом верху и считаться самым добропорядочным и честным среди нас, будет поглядывать на всех нас с высоты своего величия, хотя он мерзавец из мерзавцев. Нет, таких типчиков нечего щадить! Потом я решила, что смогу на этом что-нибудь заработать. В конце концов полиция увяжет все факты вместе, они ведь парни ловкие и смекалистые.– Предупреждаю, что с этой минуты вы должны говорить все начистоту, ничего не утаивая, – сказал Маркус. – Не все в полиции такие уж ловкие и смекалистые, как вы думаете. Вы можете дать нам ключ от квартиры наверху?– Да, да, конечно! Вот вам ключ. Нужно повернуть его налево, а не направо – такой уж замок вставили строители, они все перепутали.Они отправились наверх.– Какой этаж? – спросил Маркус.– Третий… – еле слышно прошептал Поль Рено. Добравшись до третьего этажа, они увидели четыре двери.– Эта, – кивнул Рено.У него было совершенно серое лицо. Маркус открыл дверь, и Поль Рено нехотя перешагнул порог квартиры.– Что здесь изменилось с тех пор? – спросил Маркус, закрыв за собой дверь.– Не думаю, чтобы здесь что-то изменилось, – сказал Рено. – Впрочем этого бюро, кажется не было, раньше здесь стоял столик.– А кровать та же самая.– Да.Открыв стенной шкаф, Маркус выдвинул оттуда складную кровать и шагами измерил расстояние между кроватью и газовой плитой в нише.– Марк, я не знаю, как все это произошло! – сказал Поль Рено. – Я понимаю, что девушка вряд ли могла самостоятельно преодолеть расстояние от кровати до газовой плиты и обратно, но это значит, что произошло что-то другое. Кто-то здесь был, возможно, женщина, которая за ней ухаживала, или еще ктонибудь… Кто-то по рассеянности мог оставить газовый кран открытым. Ведь мы знаем такие случаи!Маркус смерил расстояние между кроватью и окном. Окно было большое – от стены к стене.– Какая из двух створок была открыта? Та или эта?– Сейчас мне трудно сказать.– Ты же знаешь, что когда ты вошел, одна из створок окна была открыта…– Я не помню. Это утверждаете вы, а я абсолютно ничего не знаю. Возможно, было и так, но я не помню.Маркус посмотрел на окна.– Что-нибудь еще? – язвительно спросил Поль Рено. – Можем мы наконец уйти отсюда?Маркус присел на кровать.– Как выглядела девушка, когда ты к ней пришел?– Она похудела. Была бледна.– Что она сказала, когда увидела тебя?– Сказала, что чувствует себя уже лучше.– Она не объяснила, почему лежит в постели?– Но ведь она родила ребенка! Каждый знает, что роженица должна несколько дней после родов не вставать с постели.– А как ты узнал, что родился ребенок?«Вот, – подумал Маркус, напряженно ожидая ответа. – Сейчас он опять будет тянуть время. Он начнет выпутываться и скажет, что она сообщила об этом с порога. В действительности же она этого не сделала, потому что уже обо всем сообщила ему в письме. Во всяком случае, такая схема вполне реальна. Но Рено отрицает, что она ему писала. Значит, она не могла ему сообщить, что родился ребенок. Очутившись здесь, он тоже еще ничего не понял, ведь ребенок находился не здесь, а у женщины с верхнего этажа. Значит, она должна была ему сообщить о ребенке, когда он вошел. Это было первое, что она ему сказала, а он, совершенно сбитый с толку, утверждает, будто первыми ее словами было: я чувствую себя лучше…»Маркус, не оборачиваясь, чувствовал на себе пронизывающий взгляд Крика.– Да, конечно, – выдавил из себя наконец побагровевший Поль Рено, – она сразу сказала мне о ребенке. С этого она начала. Конечно, конечно… Я тебя не понял, я подумал, что ты имел в виду наш последующий разговор.Крик прикрыл глаза, давая понять, что он все уловил.– Она не сообщала тебе о рождении ребенка, – спокойно произнес Маркус. – Она и в самом деле заявила, как ты сказал, что она себя лучше чувствует, и тому подобное. О том, что родился ребенок, не было необходимости сообщать, ибо она тебе об этом уже писала. И доказательством моей правоты служит твоя растерянность и краска на твоем лице, Поль!Поль Рено приготовился возражать, но Маркус, не желая его слушать, отрывисто бросил:– Все. Спускаемся вниз!Рено, едва сдерживая ярость, подчинился. Консьержка, стоя посреди вестибюля, поджидала их. Она причесалась и надела другое платье.– Зайдите, пожалуйста, ко мне в комнату. – Она склонилась перед инспектором в глубоком поклоне. – Я расскажу вам все…Однако Маркус, словно не замечая ее, прошел к входной двери и вышел на улицу. Консьержка пробовала заговорить с Криком, но тот молча отдал ей ключ от квартиры и тоже вышел. Полю Рено снова пришлось поторопиться, чтобы успеть сесть в машину. 12 – Ты никогда не входил в этот дом? – спросил Маркус, когда они добрались до окраины города. Он показал на большое белое здание на вершине холма.– Нет. А что это за здание? – поинтересовался Поль Рено.И вдруг лицо его передернулось, он словно вспомнил что-то.– Надеюсь, ты не заставишь меня встречаться с мальчиком? – Он с испугом посмотрел на Маркуса.– Тебе трудно выговорить «с моим сыном»?– Боже, как все странно… Я ведь никогда его не видел. Он ничего обо мне не знает. Когда он обо всем узнает, ему это может причинить боль…– Я не собираюсь этого делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14