Или уж по крайней мере ты у меня недосчитаешься своего презренного уха, или руки, или своей хромой ноги…
Голос его звучал так нежно, что я на секунду поверил было в возможность удрать из зала Справедливости невредимым. Принял его слова за очередное предложение убраться восвояси. Но просчитался и в этом: сэр Юстус без дальнейших слов двинулся на меня в наступление. И хотя он был вооружен всего лишь коротким мечом, его намерение сулило мне верную погибель. Короткий широкий клинок, сверкнувший в его руке, выглядел до ужаса острым. Сэр Юстус наверняка в совершенстве владел этим оружием. Выходило, что шансов уцелеть у меня не было никаких. Я не без удивления заметил, что на его правой руке, сжимавшей рукоятку меча, недоставало двух пальцев.
Кореолис также решил принять участие в расправе надо мной. Он подходил ко мне с другой стороны, двигаясь очень медленно — наверняка чтобы не лишать Юстуса удовольствия нанести мне первый удар. Рыцари, наблюдавшие за этой сценой, дружным хором издали возглас одобрения. Воображаю, с каким удовольствием они наблюдали бы за двумя своими товарищами, крошащими хромоногого наглеца простолюдина на мелкие кусочки.
Разумеется, я рассудил, что правильно поступлю, лишив их такой радости. И бросился бежать со всех ног.
Верней, попытался спастись отчаянным бегством. Но из этого у меня ничего не вышло: хромая нога предательски подвернулась, а тут еще голова закружилась, в ушах отчаянно зашумело, и я не смог удержать равновесия. Нет, я, конечно, попытался выпрямиться, уцепился за посох, подтянул к нему ослабевшую нижнюю часть тела, но мои ступни бессильно скользнули по каменному полу, и я свалился на спину, понимая, что пропал. Единственное, на что я еще мог надеяться, — это на то, что Юстус, благороднорожденный сэр, не станет приканчивать лежачего. Однако при взгляде на него и эта последняя моя надежда развеялась как дым: в глазах сэра Юстуса по-прежнему горела кровожадная злоба. Оскорбленный в своих лучших чувствах, он решил нипочем не давать мне спуску. Я должен был ответить за свою дерзость. Остановившись в паре футов от меня, он занес свой меч над головой — в точности как мясник, готовящийся разрубить кабанью тушу.
Представьте, как я себя в тот миг почувствовал. Я был уже почитай что на том свете. И тут сквозь лихорадочную дымку, застилавшую взор, вдруг с совершенной ясностью увидал свой посох, который я по-прежнему держал на отлете, так что рукоятка с драконьей пастью легонько покачивалась в соблазнительной… в восхитительной… в спасительной для меня близости от детородных органов сэра Юстуса, контуры которых выгодно обрисовывала тонкая ткань панталон.
Я нажал на нижнюю кнопку, и четырехдюймовое лезвие с легким щелчком выдвинулось из пасти дракона, едва не коснувшись весьма и весьма уязвимого фрагмента организма сэра Юстуса.
От слуха последнего не ускользнул тонкий звон пружины, и потому сэр рыцарь инстинктивно опустил глаза… И то, что он увидел, заставило его окаменеть на месте. Что же до Кореолиса, то он, не ведая об опасности, которой нежданно-негаданно подвергся его товарищ, подобрался ко мне сбоку и в свою очередь занес над головой свой короткий меч. Не иначе как решил рассечь меня на две половины.
— На вашем месте я бы с этим повременил, — посоветовал я ему с ледяным спокойствием, удивившим меня самого.
Толстяк мгновенно оценил степень опасности, в которую был ввергнут по моей милости сэр Юстус, и лицо его, и без того багровое от злости, стало медленно приобретать пурпурный оттенок. Остальные понемногу подтянулись ближе к месту сражения. Дамы издали сконфуженные смешки и тотчас же отступили на несколько шагов в сторону.
— Ты не посмеешь… Ты… Только попробуй! — просипел Кореолис. В голосе его, однако, не было и тени уверенности. Меч свой он по-прежнему держал поднятым над головой. Но опускать его на мой тощий живот отчего-то не торопился.
— Вашим мечам пришлось бы преодолеть расстояние футов в шесть, чтобы меня прикончить, — с деловитой невозмутимостью подсчитывал я, глядя на рыцарей снизу вверх. — А мой клинок всего в каком-нибудь полудюйме от своей цели. Мне достаточно совсем легонько ткнуть им куда следует… Выходит, условия нашей задачи таковы: успеет ли простолюдин оскопить благородного сэра прежде, чем рыцари его разрубят на куски? По-моему, у меня неплохие шансы, так что… Решайте эту задачку сами.
Не без гордости вспоминаю я теперь ту речь, которую держал перед благородными дамами и господами, лежа на полу зала Справедливости и тыча своим посохом в мошонку сэра Юстуса. Высказался я впечатляюще. Особенно если учесть, что всякое слово давалось мне с неимоверным трудом. Болезнь брала свое. С каждым мгновением мне делалось все хуже. Казалось, язык распух и не помещается во рту, а собственный голос я слышал словно откуда-то издалека… Но, несмотря на это, мне удалось, так сказать, донести свои идеи до слушателей…
Когда я замолчал, в зале наступила тишина. Никто не двигался и не произносил ни звука. Мне начало казаться, что тут-то мы все и пробудем до конца своих дней и умрем, не меняя поз.
И вдруг под сводами раздался громкий и уверенный голос, какого я прежде не слыхал. Некто, мне доселе неизвестный, добродушно осведомился:
— Что такое у вас здесь творится, а?
Придворные зашевелились, словно их расколдовали, послышались придыхания, звуки шагов, шелест парчи.
— Ваше величество! — внятно произнес кто-то. Все, кроме Юстуса, Кореолиса и меня, преклонили колена перед королем. Мы же трое по-прежнему не шевелились, словно демонстрировали перед Рунсибелом живую картину.
Властитель Истерии быстрым шагом подошел к нам, и я наконец удостоился чести лицезреть его величество — разумеется, снизу вверх, так что мне мало что было видно, кроме августейших башмаков и панталон.
— Так-так, — пробормотал король. — И что бы это значило?
Тут на середину зала выпрыгнул шут, покружился на месте, вильнул бедрами, выхватил откуда-то лиру и запел дребезжащим голосом:
Убогий, но бесстрашный шлюхин сын,
В зал Справедливости вбежав проворней зайца,
Двум рыцарям противится один
И сэру Юстусу готов оттяпать…
Я как раз начал терять сознание и потому последнего слова не расслышал. Просто угадал. И побожусь, что не ошибся.
9

И ВОТ МЕНЯ опять угораздило попасть под дождь.
Во всяком случае, так мне сперва показалось. По лбу и щекам струилась холодная вода, и я попытался смахнуть с лица избыток влаги. Но это оказалось не так-то просто. Я не мог шевельнуть рукой. Удивился этому, но как-то отстраненно, словно все происходило с кем-то другим, а не со мной. Нет, я не был ранен, просто так ослабел, что конечности мне не повиновались.
Попытка заговорить тоже окончилась неудачей. Мне удалось выжать из себя лишь какой-то сдавленный хрип. Вокруг царили мрак и холод, и продолжалось это до тех пор, пока кто-то не убрал с моего лица влажную тряпицу. И я зажмурился от нестерпимо яркого света, лившегося в комнату сквозь окно у моей кровати.
— Где-е?.. — простонал я, но не смог закончить фразу. Начало, что и говорить, было блестящее. Да и это-то единственное слово я вряд ли сумел произнести членораздельно, так саднило в горле.
Надо мной с улыбкой склонилась незнакомая женщина в темно-синем платье простого покроя. Какая-нибудь служанка, решил я, безуспешно силясь улыбнуться ей в ответ. Симпатичная, пронеслось у меня в голове, заботливая, совсем как моя Маделайн. Да и по возрасту она мне в матери годилась. Ей было, пожалуй, за сорок, а точней, к пятидесяти. Ее большие карие глаза смотрели на меня приветливо и дружелюбно, с едва уловимой насмешкой, впрочем, совсем не обидной, скорей дружеской. Свои черные с заметной проседью волосы она собрала на затылке в тугой пучок, стянув его сеткой. Первые ее слова были обращены не ко мне, а к кому-то, находившемуся в комнате вне поля моего зрения:
— Ступай доложи: наш юный бунтарь пришел в себя.
А после она сразу переключила внимание на мою персону, и улыбка на ее добродушном лице стала шире. Продолжая вытирать мне лицо мокрой холодной тряпицей, так усердно, словно оно было покрыто грязью и она вознамерилась всю ее стереть, женщина весело проговорила:
— Привет. Ну и напугал же ты нас, негодник этакий!
— Напугал? — прохрипел я. На сей раз мне удалось высказаться достаточно внятно. — Чем… напугал?
Она снова погрузила тряпку в плошку с водой, тщательно ее отжала и приложила к моему лбу. Тут только я заметил, что лежу голый по пояс под чистыми тонкими простынями, прикосновение к которым приятно холодило кожу.
— Ты был в беспамятстве долгих три дня, — вздохнула женщина. — Каких трудов нам стоило тебя поить! Но к счастью, у нас служат плетельщики-лекари. Они куда искусней любых докторов.
Я внутренне содрогнулся при мысли о том, что кто-то врачевал мою болезнь посредством магии. Для меня куда предпочтительней были методы Тэсита, тот любую хворь излечивал травами и кореньями, в которых и меня научил малость разбираться.
— Три… дня… — повторил я, не без усилия разомкнув пересохшие губы.
Служанка подала мне чашу с водой. Я стал жадно пить. Хоть она и говорила, что меня пытались поить, я испытывал ужасную жажду, словно внутри у меня все огнем спалило. И тотчас же поплатился за свою неосторожность: поперхнулся и закашлялся, расплескав воду. Но женщина на меня не рассердилась, хотя несколько капель попало даже на ее платье. Взяв со стола сухую тряпку, она молча прижала ее к пятну на подоле.
— Три дня? — снова переспросил я.
Она кивнула.
— Тебя сильно лихорадило из-за простуды. Стражники у ворот сказали, что ты вымок под дождем, измерзся, а после долго стоял под палящим солнцем. Этого было бы довольно, чтобы свалить с ног даже самого выносливого и крепкого мужчину.
— Значит, мне есть чем гордиться… — Я это сказал в шутку, и она на нее тотчас же ответила добродушной и ободряющей улыбкой. Мне все больше нравилась эта немолодая особа. Что-то неуловимое в ней мучительно напоминало мне мою незабвенную Маделайн.
— Так я… в лечебнице, да?
Женщина, продолжая улыбаться, покачала головой. Терпения ей было не занимать. А может, я ее забавлял своими вопросами. Но скорей всего по обеим этим причинам она так же дружелюбно ответила:
— Нет, ты все еще во дворце.
— И до сих пор жив? Невероятно! Как же это рыцари меня не прикончили, когда я лишился чувств?
На лицо служанки набежала тень, но лишь на мгновение. В следующий миг она снова улыбнулась и мягко, хотя и назидательно произнесла:
— Рыцари на такое не способны.
— Простите, что осмеливаюсь вам противоречить, мадам, — с горечью возразил я, — но я, с вашего позволения, успел на себе испытать многое из того, на что способны сэры рыцари. Поверьте, они вовсе не такие, какими желают казаться.
— Неужто? — Она слегка изогнула брови и вернулась к прежнему занятию — стала протирать мне лицо и шею смоченной в воде тряпицей. — Придется поверить тебе на слово. — Вздохнув, она бросила на меня лукаво-насмешливый взгляд. — Ты, как видно, человек бывалый.
— Бывалый! — прыснул я. — Скажете тоже, мадам! На самом-то деле я почти ничего еще в жизни не видел. А на то, что попадалось на глаза, принужден был смотреть в основном снизу вверх.
— Хорошо хоть шею при этом не вывихнул, — подхватила она.
От общения с этой славной симпатичной женщиной у меня здорово улучшилось настроение, даже сил прибавилось. Я, хотя и не без труда, принял на своем ложе полусидячее положение и спросил:
— Как ваше имя, мадам?
— Беатрис. Для друзей и родных — просто Беа. А ты, как я слыхала, Невпопад из Ниоткуда?
— Мое имя стало известно широкому кругу лиц, — усмехнулся я. — Знать бы, к добру это или к худу.
— Как и все на свете, это должно иметь и хорошую сторону, и дурную. — Беатрис снова мне улыбнулась. — Вроде лезвия обоюдоострого меча.
— Потому-то я и предпочитаю держаться поближе к рукоятке.
Она от души рассмеялась этой нехитрой остроте. Смех ее, такой непосредственный и заразительный, совсем не походил на жеманное хихиканье придворных дам, которого я вволю наслушался в зале Справедливости. Что ж, в том, что служанки держатся милее и естественнее знатных особ, для меня лично не было ничего удивительного.
Но тут Беатрис, перестав смеяться, сказала такое, от чего меня буквально бросило в дрожь:
— Король хочет кое-что тебе предложить.
— Но откуда он обо мне знает? — Мне захотелось забраться под простыню и просидеть там до ночи, а потом удрать куда-нибудь подальше отсюда.
— Ему рассказали твою историю.
— И он решил идти войной на Меандра? — встрепенулся я.
— Не говори глупостей. Он распорядился удвоить число патрулей, чтобы с Меандра и его разбойников глаз не спускали. Так им будет неповадно нападать на мирных жителей Истерии. Но атаковать короля-скитальца его величество не будет, не надейся.
— Ну да, конечно, подумаешь, какую-то шлюху прикончили. Туда ей и дорога! — с горечью выпалил я.
— Это одна из точек зрения, — спокойно ответила Беатрис. — Но мне интересно, что бы ты сказал, увидев воочию последствия битвы с Меандром. А это, друг мой, пожары и разрушения, города и деревни, обращенные в руины. Меандр, впав в гнев, повсюду сеет хаос, а страдают от этого мирные жители. Сотни и тысячи ни в чем не повинных людей. Я сочувствую твоему горю, Невпопад. Но разве война с Меандром, в которой многие матери и отцы, а также и их дети будут обречены на гибель, воскресит твою убиенную мать?
Она, в сущности, говорила то же, что и сэр Юстус, но голосом столь дружественным, спокойным, рассудительным, что смысл ее слов верней доходил до моего сознания, чем аргументы сэра магистрата. Возможно, все объяснялось еще и тем, что я не был предубежден против Беатрис: ведь она-то точно не насиловала мою мать!
— Ну, что скажешь?
Мне казалось, что по моему лицу и без слов легко было прочитать, что я согласен со всеми ее доводами, но раз Беатрис настаивала, я подтвердил это еще и вслух:
— Я… считаю, что гибель других людей… была бы и правда слишком дорогой ценой… Но…
— Но тебя все еще не покидает мысль о восстановлении справедливости или о возмездии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92