https://wodolei.ru/catalog/mebel/navesnye_shkafy/
Как бы им не пришлось заплатить за эту неуместную скаредность нашествием нечистой силы!— Это не простой слепец, — возразил Дюплесси. — Он видит то, что сокрыто от нас. Недаром же он все время ходит с фонарем!— Кто его так? — поинтересовался Рональд.— Да не под глазом! — захихикал Дюплесси. — С фонарем в руке. Фонарь этот светит одному ему, а мы его света увидеть не в силах. Но без фонаря он был бы совсем слепой, говорят. Он необычайно учен и искусный волшебник. Таких в Империи раз, два и обчелся. Одним словом, тебе повезло.— Ну и где мне его искать? — поинтересовался Рональд.— Он сам тебя найдет, — заверил его Дюплесси. — Наслаждайся жизнью, пока мертвяки еще на нее не покушаются.И, помрачнев на секунду, стал развязывать переметную суму, извлекая оттуда ковригу хлеба.— Черт, вот незадача: я бы с тобой поехал, конечно, но завтра в Риме турнир, и я его никак не могу пропустить. Девица Конверамур обещалась мне подарить свое сердечко, если я собью наземь этого бастарда Вольфганга…Они сидели в тени дуба и ели нехитрую крестьянскую пищу.Местные мужики угостили, — пояснил Дюплесси, запивая хлеб молоком. — И не хотели угощать, да пришлось. Я скаредности в людях не терплю, как известно. Таков мой modus vivendi: пей все, что льется, ешь все, что вкусно пахнет, дерись со всяким, кто представляется мерзким и отвратительным, и люби все, что движется. Я люблю все, что течет Цитата из «Тропика рака» Генри Миллера
— так говорил, кажется, какой-то античный греховодник.— А я своего модуса вивенди так и не понял, — вздохнул Рональд. — Можно, конечно, преисполниться пафоса и сказать, что я служу Отечеству, только это будет не совсем правда: я на этот путь подался из чистого любопытства — посмотреть, на что гожусь, да и поучиться многому у этого мира.— Ты и школяром был меланхоличен и задумчив, — отметил Дюплесси, довольно крякая. — Хотя и живость в тебе некая тоже проглядывала. Да и сейчас проглядывает.— Веселая была эпоха, — улыбнулся граф.И, не сговариваясь, они затянули старую, еще школьных времен, песенку: — У бога Марса две луны —Но обе не нужны.На кой они ему, когдаЖивет он без жены? Когда глаза его средь битвНаполнены тоской,Когда не ест он и не спит —На кой они, на кой? Ведь Марса бросила жена,Прельстившись дураком.Она с ним не напряжена,Он тих и чтит закон. Он пьет, болеет за «Спартак»,А Красс ему не люб.«Он жалок? Может быть, и так,Зато не душегуб!» С тех пор боится Марс всего,Дрожит его рука —И Фобос с Деймосом егоВедут из кабака. Снимает Деймос сапоги,А Фобос, лицемер,С улыбкой кроткой говорит:«Пора смириться, сэр! К чему нам женщины? ЛегкоМы проживем без баб!И ждет нас сладостный покойИ светлая борьба — Пусть времени течет река,Пусть будут дни легки!Ведь настоящим мужикамНужны лишь мужики…» И лыбится, иезуит,Да рдеет, лицемер —И хохот дьявольский стоитСреди небесных сфер. Рональд смотрел то влево, то вправо, стараясь разглядеть хоть какой-нибудь намек на боковую тропу. И вдруг увидел нечто такое, что подскочил в седле на целый фут, заставив Гантенбайна нервно заржать-залаять.В ветвях дерева висел мальчик лет десяти, худенький, черненький, висел вниз головой, отставив в сторону левую ногу, что придавало ему сходство с буквой «У». Правую его ногу крепко держала петля, спускавшаяся откуда-то из кроны.Мальчик смотрел на Рональда не моргая, без ярко выраженного страха или страдания. Однако заметно было, что он висит так уже не первый день и необычайно истощен.— О подлые негодяи! — вскричал Рональд, хватаясь за меч. — кто посмел сотворить такое с ребенком!И рванул меч из ножен, грозно оглядываясь вокруг. Но никого видно не было. Тут только Рональд заметил, что при виде его меча мальчик закрыл глаза.— Не страшись, о отрок! — воскликнул Рональд. — Господь направил мои пути к твоему освобождению!Он обхватил мальчика за туловище и рубанул по веревке. Та зазвенела струной и лопнула.Мальчик был легкий, как перышко, с острыми ушами, слегка поросшими волосами, и большими темными серьезными глазами. Было в нем нечто, напомнившее графу Розалинду. Рональд осторожно посадил его на землю.— Вы, наверное, из Вечного города? — спросил мальчик тоненьким голосом.— Так и есть. Меня зовут сэр Рональд.— Вы спасли мне жизнь, сэр Рональд.— И это верно. Но позволь спросить тебя, отрок: зачем ты молчал, когда мог позвать меня на помощь? А если бы я проехал мимо, не заметив ничего дурного?— В наших краях не принято звать на помощь, сэр, — ответствовал малыш.— Что за обычай? — удивился Рональд. Однако ему все же случилось повидать немало различных народов и он вполне понимал, что традиции в разных местах могут быть и чудными, и дикими, и какими угодно. Движимый этнологическим любопытством, он спросил:— У вас принято самим справляться с проблемами, не привлекая других членов общества?— Нет, — ответил мальчик серьезно. — Просто, если бы меня увидел кто-нибудь из наших, меня бы убили.— Почему? — изумился Рональд. — Разве у вас добивают попавших в беду?— Да, — кивнул малыш. — Только мама бы меня спасла, окажись она здесь. Остальные бы убили.— О злой, негуманный народ! — воскликнул Рональд. — Как же ты вообще отважился бродить по лесу один, если вокруг полно негодяев?— Я был не один. Мы с папой пошли собирать грибы. Зашли в чащу, все было спокойно. Потом я нашел большой гриб, подошел, чтобы его срезать. Тут мою ногу захватила петля, и я оказался на дереве. Там была ловушка в траве, я не заметил. Как только я повис на ветке, из кустов выскочили Ксексы и убили моего папу.— Кто выскочил? Какие кексы?— Ксексы. Это наши соседи.— Соседи? Что вы им такого сделали?— Мы живем рядом, — сказал малыш и умолк, пристально глядя Рональду прямо в глаза.Мальчик был утомлен и, наверное, напуган, хоть не подавал и виду. Конечно же, неправильным было продолжать расспросы. Рональд поднял его и посадил на лошадь, затем вскочил в седло и наказал мальчику держаться покрепче.— Я отвезу тебя к маме? Как туда добраться?— Поезжайте прямо и наткнетесь на боковую тропинку. По ней тоже прямо. Я вижу, вы весьма добрый, — как-то очень удовлетворенно, почти облизываясь, произнес спасенный.— Наверное, так, малыш, — отвечал Рональд. — Как тебя зовут, кстати?— Ихилок, — произнес мальчик и, закрыв глаза, приготовился свалиться с коня. Рональд хлопнул себя по лбу железной рукавицей, подхватил малыша и посадил перед собой. Тот лег коню на шею и сразу уснул.Рональд пустил Гантенбайна вскачь, и через десять минут они выехали из лесу к развалинам диковинного города.Величие — именно это слово приходило на ум при виде развалин. Разум помимо воли достраивал из одиноко стоящих стен высотой едва ли не в милю величественные дворцы, угадывал под зеленым дерном широкие улицы, населял пустынные кварталы прекрасными людьми в тогах, прогуливающимися средь колонн и статуй.Вблизи вид оказался гораздо более печальный. Город был одноэтажным, внутренности бывших дворцов были застроены тесно стоящими избушками.Рональд натянул поводья и въехал на поросший травой бульвар древнего города. Ихилок проснулся.— Сверните сейчас направо. Наша избушка восьмая по счету, самая низенькая.Улица была пустынной, да и весь город в целом — тоже. Рональду почему-то показалось, что жители просто сидят по домам и не вылазят на свет Божий, разве что по крайней нужде, о чем свидетельствовали разбросанные тут и там экскременты. Зажав нос, Рональд подъехал к указанному Ихилоком домику и, свесившись с коня, постучал в низенькую дверь.Дверца открылась и тут же захлопнулась. Рональд мог бы поклясться, что видел в явившейся на секунду щелке глаз. Затем дверь распахнулась и выбежала женщина, толстая, как бочонок, и очень подвижная.— Ихилок, что случилось? — спросила она неожиданно бесстрастным голосом. — Кто этот благородный рыцарь?— Папу убили, — сказал мальчик, каплей смолы скатился по боку коня на землю и встал, держась за ногу животного.— А, ясно, — ответила женщина невозмутимо. — Ксексы?— Ага, — отвечал мальчик.— Ну, я так и знала, конечно, — женщина застегнула верхнюю пуговицу и жестом пригласила Рональда в дом. Рьщарь спешился и, пригнувшись, чтобы не задеть головой о низкую притолоку, вошел в чистую комнату, обставлен ную вполне по-спартански, но со вкусом: каждого предмета было по одному — один стол, один стул, одна печь и т.д.— Тело его Ксексы забрали?— Да.— Жалко, — сказала женщина. — Эх, что же мы будем есть зимой?Странно, но ее чувства к мужу имели явно прагматический оттенок. Графа это несколько покоробило, но затем он рассудил, что, как дворянин, не имеет ни малейшего представления, в какие формы облекается любовь у пейзан.— Садитесь. Будем ужинать, — произнесла женщина. Немногословие этой семьи Рональда удивляло. Рыцарь пододвинул стул, уселся, а женщина наливала черпаком наваристую похлебку, резала хлеб.— Охотиться теперь, Ихилок, придется вам с Кутхом, — пояснила мать. — Будете кормить младших девочек. И смотрите, если станете отбирать у них пищу или… ну сами знаете, о чем я, вам не поздоровится. Мы одна семья: чем больше ее членов выживет, тем больше наших генов окажется в общем потоке.Рональд поперхнулся, удивившись формулировке.— Завтра утром сходите за молоком к Ксексам. Может быть, даже теленка у них купим — у них корова отелилась. Не бойтесь: это не опасно — отец с матерью завтра еще не успеют вернуться с охоты, дома будут только дети.— Как? Вы не только не будете мстить, но даже разрешите детям дружить с отпрысками убийцы их отца? — воскликнул граф.— Какой смысл в кровной мести? Моего мужа уже не вернуть, — пожала плечами женщина.— Как вы благородны! — восхитился Рональд.— Если бы его убили не Ксексы, то убил бы кто-нибудь другой, — философски рассудила Мадлена (так звали толстую женщину). — Там был десяток других капканов, расставленных остальными семьями.— Странные у вас тут живут люди… — Рональду стало жутковато. И вместе с тем он почувствовал симпатию к этой женщине, которой отныне предстоит воспитывать детей в одиночку, среди людей-волков, но для выражения этой симпатии, как обычно, с трудом подобрал слова.— Замечательно острые у вас кухонные ножи, — похвалил Рональд, рассматривая блестящую кухонную утварь. — Вы, должно быть, хорошая хозяйка.— Приходится, — сказала женщина. — Дети должны вырасти сильными, чтобы занять достойное место в обществе и продолжить наш род.«Что у нее за конек — социал-дарвинизм махровый какой-то», — удивленно подумал Рональд.— Вы не боитесь здесь жить?— Страх — это удел слабых. — Мадлена вытирала крошки со стола. — Я не боюсь ничего. И дети должны понять, что пока они делают все правильно, их жизни почти ничто не угрожает. Вот почему они должны продолжать общаться с Ксексами, а не испытывать мистический страх перед ними. Пойдемте, я провожу вас в спальню.В спальне царила все та же спартанская обстановка: одна кровать, одна тумбочка, одно окно с занавеской, одна свечка. Мадлена застелила ему постель и вышла.Тщетно Рональд пытался уснуть — желтый огонь светильника, тяжеленная пуховая перина, охватывавшая его со всех сторон медведем, низкий потолок — все это мешало расслабиться. Наконец ему удалось отпустить свое сознание настолько, что воспоминания о прошедшем дне стали путаться: на дереве висел Кверкус Сквайр, Розалинда, поправляя корону, выслушивала рассказ монаха — и тут его разбудил легкий шорох шагов.Мадлена тихо, на цыпочках, вошла в комнату и забралась на кровать. Рональд старался сжать веки так, чтобы между ними оставалась полоска толщиной буквально в волос — а сам следил за ее движениями. Женщина посмотрела на его лицо, а затем сбросила халатик, в котором была. Рональд открыл глаза и уставился на нее, не в силах и слова сказать.Она танцевала, демонстрируя свои прелести прямо перед его лицом. Позы, которые она принимала, были соблазнительны, но ее нагота — бесстыдна до отвращения. Рональду представилась удивленная мордочка Розалинды. Он вскочил с кровати, стукнувшись лбом о потолок.— Вы что себе позволяете? — крикнул он. — Совсем ошалели, что ли? У вас муж погиб, а вы…Женщина прекратила танец, но вместо того, чтобы уйти, приняла позу такую, что Рыцаря едва не хватил удар.— Если вы не перестанете, я сей же час сажусь на коня и уезжаю, — решительно произнес он. — И рассвета ждать не буду.Мадлен поспешно выпрямилась и накинула халат, лежащий на полу.— Я просто подумала, что ребенок такого человека, как вы, унаследует здоровые и сильные гены, — равнодушно сказала она. — Я хотела бы быть матерью такого ребенка.Вся злость Рональда куда-то улизнула, как не было.— Вы поймите, голубушка, — дрожащим голосом начал Рональд, — я так не могу, у меня возлюбленная дома, да и просто — не могу. Вы очень хороши, найдете себе кого-нибудь и получше меня.— Да я знаю, — сказала женщина и прошла на кухню. Рональд пошел за ней, сам не понимая зачем.— Я вам очень сочувствую, — начал он проникновенным и жалким голосом. — У вас горе такое, что не каждая женщина выдержит…— При чем тут дети? — удивилась женщина, и Рональд лишний раз понял глупость своих слов о каком-то «горе». — Нужно рожать сильных детей, чтобы они могли бороться за жизнь. От вас малость самая требовалась. Я ж к вам не в жены набивалась.— Сильных детей? — у Рональда возникло ощущение, что вместо книги, которую он читал уже несколько дней, ему подсунули другую, с непонятным сюжетом, да еще на иностранном языке.— Да, сильных, — сказала женщина. — В жизни выживает только сильнейший. Поэтому на чувства и сопли нет времени. Нужно, чтобы дети унаследовали сильные гены.— Вот уж не уверен, что у меня хорошая наследственность… — попытался соврать рыцарь.— Я сама вижу, какая она… никогда не могла понять, отчего мужчины так трепетно относятся к зачатию детей? От вас убудет, что ли, если у вас появится еще один ребенок?— Ну, во-первых, не еще один, а первый, — покраснел Рональд.— Вы самого процесса боитесь, что ли? Бросьте, я вас всему научу…— Нет-нет, спасибо… я просто считаю, что между людьми, которые собираются провести ночь в одной постели, должна быть любовь или, по меньшей мере, страсть…— Фу, как глупо, — брезгливо сказала Мадлена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— так говорил, кажется, какой-то античный греховодник.— А я своего модуса вивенди так и не понял, — вздохнул Рональд. — Можно, конечно, преисполниться пафоса и сказать, что я служу Отечеству, только это будет не совсем правда: я на этот путь подался из чистого любопытства — посмотреть, на что гожусь, да и поучиться многому у этого мира.— Ты и школяром был меланхоличен и задумчив, — отметил Дюплесси, довольно крякая. — Хотя и живость в тебе некая тоже проглядывала. Да и сейчас проглядывает.— Веселая была эпоха, — улыбнулся граф.И, не сговариваясь, они затянули старую, еще школьных времен, песенку: — У бога Марса две луны —Но обе не нужны.На кой они ему, когдаЖивет он без жены? Когда глаза его средь битвНаполнены тоской,Когда не ест он и не спит —На кой они, на кой? Ведь Марса бросила жена,Прельстившись дураком.Она с ним не напряжена,Он тих и чтит закон. Он пьет, болеет за «Спартак»,А Красс ему не люб.«Он жалок? Может быть, и так,Зато не душегуб!» С тех пор боится Марс всего,Дрожит его рука —И Фобос с Деймосом егоВедут из кабака. Снимает Деймос сапоги,А Фобос, лицемер,С улыбкой кроткой говорит:«Пора смириться, сэр! К чему нам женщины? ЛегкоМы проживем без баб!И ждет нас сладостный покойИ светлая борьба — Пусть времени течет река,Пусть будут дни легки!Ведь настоящим мужикамНужны лишь мужики…» И лыбится, иезуит,Да рдеет, лицемер —И хохот дьявольский стоитСреди небесных сфер. Рональд смотрел то влево, то вправо, стараясь разглядеть хоть какой-нибудь намек на боковую тропу. И вдруг увидел нечто такое, что подскочил в седле на целый фут, заставив Гантенбайна нервно заржать-залаять.В ветвях дерева висел мальчик лет десяти, худенький, черненький, висел вниз головой, отставив в сторону левую ногу, что придавало ему сходство с буквой «У». Правую его ногу крепко держала петля, спускавшаяся откуда-то из кроны.Мальчик смотрел на Рональда не моргая, без ярко выраженного страха или страдания. Однако заметно было, что он висит так уже не первый день и необычайно истощен.— О подлые негодяи! — вскричал Рональд, хватаясь за меч. — кто посмел сотворить такое с ребенком!И рванул меч из ножен, грозно оглядываясь вокруг. Но никого видно не было. Тут только Рональд заметил, что при виде его меча мальчик закрыл глаза.— Не страшись, о отрок! — воскликнул Рональд. — Господь направил мои пути к твоему освобождению!Он обхватил мальчика за туловище и рубанул по веревке. Та зазвенела струной и лопнула.Мальчик был легкий, как перышко, с острыми ушами, слегка поросшими волосами, и большими темными серьезными глазами. Было в нем нечто, напомнившее графу Розалинду. Рональд осторожно посадил его на землю.— Вы, наверное, из Вечного города? — спросил мальчик тоненьким голосом.— Так и есть. Меня зовут сэр Рональд.— Вы спасли мне жизнь, сэр Рональд.— И это верно. Но позволь спросить тебя, отрок: зачем ты молчал, когда мог позвать меня на помощь? А если бы я проехал мимо, не заметив ничего дурного?— В наших краях не принято звать на помощь, сэр, — ответствовал малыш.— Что за обычай? — удивился Рональд. Однако ему все же случилось повидать немало различных народов и он вполне понимал, что традиции в разных местах могут быть и чудными, и дикими, и какими угодно. Движимый этнологическим любопытством, он спросил:— У вас принято самим справляться с проблемами, не привлекая других членов общества?— Нет, — ответил мальчик серьезно. — Просто, если бы меня увидел кто-нибудь из наших, меня бы убили.— Почему? — изумился Рональд. — Разве у вас добивают попавших в беду?— Да, — кивнул малыш. — Только мама бы меня спасла, окажись она здесь. Остальные бы убили.— О злой, негуманный народ! — воскликнул Рональд. — Как же ты вообще отважился бродить по лесу один, если вокруг полно негодяев?— Я был не один. Мы с папой пошли собирать грибы. Зашли в чащу, все было спокойно. Потом я нашел большой гриб, подошел, чтобы его срезать. Тут мою ногу захватила петля, и я оказался на дереве. Там была ловушка в траве, я не заметил. Как только я повис на ветке, из кустов выскочили Ксексы и убили моего папу.— Кто выскочил? Какие кексы?— Ксексы. Это наши соседи.— Соседи? Что вы им такого сделали?— Мы живем рядом, — сказал малыш и умолк, пристально глядя Рональду прямо в глаза.Мальчик был утомлен и, наверное, напуган, хоть не подавал и виду. Конечно же, неправильным было продолжать расспросы. Рональд поднял его и посадил на лошадь, затем вскочил в седло и наказал мальчику держаться покрепче.— Я отвезу тебя к маме? Как туда добраться?— Поезжайте прямо и наткнетесь на боковую тропинку. По ней тоже прямо. Я вижу, вы весьма добрый, — как-то очень удовлетворенно, почти облизываясь, произнес спасенный.— Наверное, так, малыш, — отвечал Рональд. — Как тебя зовут, кстати?— Ихилок, — произнес мальчик и, закрыв глаза, приготовился свалиться с коня. Рональд хлопнул себя по лбу железной рукавицей, подхватил малыша и посадил перед собой. Тот лег коню на шею и сразу уснул.Рональд пустил Гантенбайна вскачь, и через десять минут они выехали из лесу к развалинам диковинного города.Величие — именно это слово приходило на ум при виде развалин. Разум помимо воли достраивал из одиноко стоящих стен высотой едва ли не в милю величественные дворцы, угадывал под зеленым дерном широкие улицы, населял пустынные кварталы прекрасными людьми в тогах, прогуливающимися средь колонн и статуй.Вблизи вид оказался гораздо более печальный. Город был одноэтажным, внутренности бывших дворцов были застроены тесно стоящими избушками.Рональд натянул поводья и въехал на поросший травой бульвар древнего города. Ихилок проснулся.— Сверните сейчас направо. Наша избушка восьмая по счету, самая низенькая.Улица была пустынной, да и весь город в целом — тоже. Рональду почему-то показалось, что жители просто сидят по домам и не вылазят на свет Божий, разве что по крайней нужде, о чем свидетельствовали разбросанные тут и там экскременты. Зажав нос, Рональд подъехал к указанному Ихилоком домику и, свесившись с коня, постучал в низенькую дверь.Дверца открылась и тут же захлопнулась. Рональд мог бы поклясться, что видел в явившейся на секунду щелке глаз. Затем дверь распахнулась и выбежала женщина, толстая, как бочонок, и очень подвижная.— Ихилок, что случилось? — спросила она неожиданно бесстрастным голосом. — Кто этот благородный рыцарь?— Папу убили, — сказал мальчик, каплей смолы скатился по боку коня на землю и встал, держась за ногу животного.— А, ясно, — ответила женщина невозмутимо. — Ксексы?— Ага, — отвечал мальчик.— Ну, я так и знала, конечно, — женщина застегнула верхнюю пуговицу и жестом пригласила Рональда в дом. Рьщарь спешился и, пригнувшись, чтобы не задеть головой о низкую притолоку, вошел в чистую комнату, обставлен ную вполне по-спартански, но со вкусом: каждого предмета было по одному — один стол, один стул, одна печь и т.д.— Тело его Ксексы забрали?— Да.— Жалко, — сказала женщина. — Эх, что же мы будем есть зимой?Странно, но ее чувства к мужу имели явно прагматический оттенок. Графа это несколько покоробило, но затем он рассудил, что, как дворянин, не имеет ни малейшего представления, в какие формы облекается любовь у пейзан.— Садитесь. Будем ужинать, — произнесла женщина. Немногословие этой семьи Рональда удивляло. Рыцарь пододвинул стул, уселся, а женщина наливала черпаком наваристую похлебку, резала хлеб.— Охотиться теперь, Ихилок, придется вам с Кутхом, — пояснила мать. — Будете кормить младших девочек. И смотрите, если станете отбирать у них пищу или… ну сами знаете, о чем я, вам не поздоровится. Мы одна семья: чем больше ее членов выживет, тем больше наших генов окажется в общем потоке.Рональд поперхнулся, удивившись формулировке.— Завтра утром сходите за молоком к Ксексам. Может быть, даже теленка у них купим — у них корова отелилась. Не бойтесь: это не опасно — отец с матерью завтра еще не успеют вернуться с охоты, дома будут только дети.— Как? Вы не только не будете мстить, но даже разрешите детям дружить с отпрысками убийцы их отца? — воскликнул граф.— Какой смысл в кровной мести? Моего мужа уже не вернуть, — пожала плечами женщина.— Как вы благородны! — восхитился Рональд.— Если бы его убили не Ксексы, то убил бы кто-нибудь другой, — философски рассудила Мадлена (так звали толстую женщину). — Там был десяток других капканов, расставленных остальными семьями.— Странные у вас тут живут люди… — Рональду стало жутковато. И вместе с тем он почувствовал симпатию к этой женщине, которой отныне предстоит воспитывать детей в одиночку, среди людей-волков, но для выражения этой симпатии, как обычно, с трудом подобрал слова.— Замечательно острые у вас кухонные ножи, — похвалил Рональд, рассматривая блестящую кухонную утварь. — Вы, должно быть, хорошая хозяйка.— Приходится, — сказала женщина. — Дети должны вырасти сильными, чтобы занять достойное место в обществе и продолжить наш род.«Что у нее за конек — социал-дарвинизм махровый какой-то», — удивленно подумал Рональд.— Вы не боитесь здесь жить?— Страх — это удел слабых. — Мадлена вытирала крошки со стола. — Я не боюсь ничего. И дети должны понять, что пока они делают все правильно, их жизни почти ничто не угрожает. Вот почему они должны продолжать общаться с Ксексами, а не испытывать мистический страх перед ними. Пойдемте, я провожу вас в спальню.В спальне царила все та же спартанская обстановка: одна кровать, одна тумбочка, одно окно с занавеской, одна свечка. Мадлена застелила ему постель и вышла.Тщетно Рональд пытался уснуть — желтый огонь светильника, тяжеленная пуховая перина, охватывавшая его со всех сторон медведем, низкий потолок — все это мешало расслабиться. Наконец ему удалось отпустить свое сознание настолько, что воспоминания о прошедшем дне стали путаться: на дереве висел Кверкус Сквайр, Розалинда, поправляя корону, выслушивала рассказ монаха — и тут его разбудил легкий шорох шагов.Мадлена тихо, на цыпочках, вошла в комнату и забралась на кровать. Рональд старался сжать веки так, чтобы между ними оставалась полоска толщиной буквально в волос — а сам следил за ее движениями. Женщина посмотрела на его лицо, а затем сбросила халатик, в котором была. Рональд открыл глаза и уставился на нее, не в силах и слова сказать.Она танцевала, демонстрируя свои прелести прямо перед его лицом. Позы, которые она принимала, были соблазнительны, но ее нагота — бесстыдна до отвращения. Рональду представилась удивленная мордочка Розалинды. Он вскочил с кровати, стукнувшись лбом о потолок.— Вы что себе позволяете? — крикнул он. — Совсем ошалели, что ли? У вас муж погиб, а вы…Женщина прекратила танец, но вместо того, чтобы уйти, приняла позу такую, что Рыцаря едва не хватил удар.— Если вы не перестанете, я сей же час сажусь на коня и уезжаю, — решительно произнес он. — И рассвета ждать не буду.Мадлен поспешно выпрямилась и накинула халат, лежащий на полу.— Я просто подумала, что ребенок такого человека, как вы, унаследует здоровые и сильные гены, — равнодушно сказала она. — Я хотела бы быть матерью такого ребенка.Вся злость Рональда куда-то улизнула, как не было.— Вы поймите, голубушка, — дрожащим голосом начал Рональд, — я так не могу, у меня возлюбленная дома, да и просто — не могу. Вы очень хороши, найдете себе кого-нибудь и получше меня.— Да я знаю, — сказала женщина и прошла на кухню. Рональд пошел за ней, сам не понимая зачем.— Я вам очень сочувствую, — начал он проникновенным и жалким голосом. — У вас горе такое, что не каждая женщина выдержит…— При чем тут дети? — удивилась женщина, и Рональд лишний раз понял глупость своих слов о каком-то «горе». — Нужно рожать сильных детей, чтобы они могли бороться за жизнь. От вас малость самая требовалась. Я ж к вам не в жены набивалась.— Сильных детей? — у Рональда возникло ощущение, что вместо книги, которую он читал уже несколько дней, ему подсунули другую, с непонятным сюжетом, да еще на иностранном языке.— Да, сильных, — сказала женщина. — В жизни выживает только сильнейший. Поэтому на чувства и сопли нет времени. Нужно, чтобы дети унаследовали сильные гены.— Вот уж не уверен, что у меня хорошая наследственность… — попытался соврать рыцарь.— Я сама вижу, какая она… никогда не могла понять, отчего мужчины так трепетно относятся к зачатию детей? От вас убудет, что ли, если у вас появится еще один ребенок?— Ну, во-первых, не еще один, а первый, — покраснел Рональд.— Вы самого процесса боитесь, что ли? Бросьте, я вас всему научу…— Нет-нет, спасибо… я просто считаю, что между людьми, которые собираются провести ночь в одной постели, должна быть любовь или, по меньшей мере, страсть…— Фу, как глупо, — брезгливо сказала Мадлена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47