Женщины, высокие, с раскосыми глазами, кутались в шубейки, сверкали лаковыми сапогами. Мужчины были все оживленно мрачны.За все двадцать пять лет своей жизни Рональд повидал немало чудес (из них большую часть — в течение прошлой недели), но отчего-то эти угрюмо-веселые люди вокруг, вагон, качающийся из стороны в стороны, необычайно удивляли его.Но еще больше поражало взгляд Рональда волшебное зеркало, укрепленное в конце вагона. Перед стеклянной гладью двигались в воздухе маленькие человеческие фигурки, плыли дома, деревья, облака — картинка, сходя с экрана, овеществлялась и обретала объем: ее можно было рассмотреть со всех сторон. Это было какое-то средство связи, более чудесное, чем даже компьютер в Башне играющих.В воздухе возникло изображение ракет, огненным дождем падающих на город. Сперва он не понял, в чем тут штука — а когда понял, поразился: до земли ракеты долетать не успевали — в нескольких метрах от ажурных башенок и крыш похожих на бочонки жилых домов их хватала невидимая сила и с быстротой фокусника убирала под полотно воздуха. Был ли то род искусства вроде цирка? Пристальное внимание пассажиров и слезы на глазах у женщин подсказывали, что съемка натуральная, а видение изображает их родной город.Поезд выкатился из-под земли, и, выглянув в широкое окно вагона, он убедился, насколько был прав: над городом шла битва невидимых архангелов: красные линии, словно тысячи сигарет, одновременно зажженных и брошенных с небес рассерженным курильщиком, расчертили все небо. Дети завопили от возбуждения и страха, прижимались к стеклу щеками, показывали в небо пальцами.Траектории ракет, рушащихся на город, прерывались внезапно — точно вопль рушащегося с небес Люцифера, который вдруг устыдился своего страха перед высотой. «Уууу! Уууу!» — завывало небо, содрогаясь, точно стальной лист.— Див! Див! — кричали дети. Толпа ревела от восторга, люди обнимали друг друга: Рональд даже порадовался за их радость.И в этот миг на экране показалось лицо человека, что когда-то спас ему жизнь.Это был он, тот самый призрак, закрывший руками дуло пистолета, из которого его пыталась убить ведьма, — те же голубые глаза, седые волосы, благообразие в каждой черте, горькие складки у рта…— Лаврентий Тессера… награда за любую информацию… лаборатория… предположительно в Буэнос-Арьесе… — доносились до него слова сквозь крик толпы. Поезд остановился.Вот она, эта станция, на которой нужно сойти.Он поднялся вверх по стеклянному эскалатору и вышел на улицу. Дорога, которая связывала его с целью, была словно красными стрелками помечена — так уверенно он шел. И понемногу перед ним вырастало колоссальное здание, архитектор которого, казалось, потерял всякое представление о соразмерности: это был пузатый каменный бочонок, перерезанный в нескольких местах циклопическими квадратными ярусами. А за его мощным силуэтом было голубое и холодное небо, и от этого оно казалось каким-то азиатским, китайским. Наступало утро.Его не увидели ни охранники, ни контрольные автоматы, вглядывающиеся в посетителей на входе. Он проделал путь по десятку коридоров, едва ли менее запутанных, чем переходы Муравейника. Присоединившись к текущей по одному из коридоров толпе, он прошел в зал, видимо, центральный в здании-из огромных окон город бы как на ладони, хрупкий и иллюзорно миниатюрный.По залу рассаживались люди в костюмах, с раскормленными физиономиями, одышкой и нахмуренными бровями, из-под которых смотрели маленькие поросячьи глазки. А в центре зала сидел прямо на расстеленном ковре, скрестив ноги, словно сарацин, человек в европейском костюме тех времен. Когда наполнявшая зал толпа расселась на скамьях, концентрическими кругами спускавшихся к этому ярко-зеленому, словно степь весной, ковру, он провел руками по лицу и громовым голосом (в чем ему помогла укрепленная на лацкане его пиджака черная горошина) произнес:— Ну, все собрались, можно и начать. Собрание поручаю вести профессору Амангельды Азизу, видит Аллах, он это заслужил.Часто кланяясь, в центр ковра вышел молодой человек в очках и белой чалме.— Великий хан, сердечно благодарю. Итак, дамы и господа, храни вас Всевышний, сегодня вы все стали свидетелями славной победы — победы силы разума над убожеством этических парадоксов, победы избранного народа над миром пигмеев. Вы, разумеется, смотрели сегодня на небо, где созданный мною див в одиночку защищал наш город против тысяч ракет. Как вы видите, он заслужил свой аттестат зрелости, — Азиз улыбнулся. — Ни одна ракета не попала в цель, подчеркиваю, ни одна…Зал зааплодировал.— Война, в сущности, выиграна. Враги устрашились нашего чудо-оружия, и не зря. Сейчас я расскажу вам, как я его создал.Он ослабил галстук и посмотрел на Рональда своими чуть раскосыми глазами.— Как известно, пространство наше является одиннадцатимерным. Те жалкие три измерения, в коих мы с вами обретаемся, — это всего лишь проекция глубинных процессов, происходящих в остальных восьми, блики на поверхности воды от проплывающих там, в глубинах, рыб. И мы с вами, дорогие друзья, всего лишь проекция, блики…Собравшиеся зашумели, заулыбались — а как бы вы поступили, если бы вам сказали такое?— Была исследовательская задача: собрать конструкцию, существующую не в нашем мире, а там, в восьми основных измерениях. Задача сложнейшая — но лишь на первый взгляд. Действительно трудно было проникнуть в тот, глубинный и подлинный мир. Для этого понадобилась мощь всех наших двадцати ядерных реакторов. Но там, в самом этом мире, меня ждал сюрприз. Эти закулисные измерения бесконечно богаты энергией — без соответствующей подготовки это трудновато понять: само понятие «энергия» там отсутствует, оно истинно только для проекции, в которой мы с вами живем. Вот почему внутри глубинного мира можно создавать какие угодно конструкции — это проще, чем, например, лепить из пластилина лошадок и собачек. Сперва я создавал там несложные объекты, по простоте исполнения близкие, скажем, к столам или стульям нашего мира. Один из этих объектов вызвал магнитную аномалию в Воркутте в 40-м году, другой — уничтожил население Норникеля в 42-м. Теперь это уже не секретная информация. Увы, то были бессмысленные конструкции с непредсказуемым поведением. Настоящий процесс творения начался, когда я постиг все законы, по которым первичные восемь измерений формируют те три проекции, в которых мы с вами существуем. Тогда-то я и создал Дива. Див, покажи себя.И тут нечто грозное, не видимое глазу и не имевшее облика, двинулось через зал, мимоходом своим боком пройдя прямо сквозь плечо Рональда. Граф затаил дыхание, волосы его стали дыбом — ибо он, единственный из всех присутствующих, почувствовал это могучее существо.— Прими какой-нибудь облик. Скажем, огненный, как у сказочных джиннов, — попросил Азиз, и в воздухе вспыхнул красноватый контур тела многорукого существа, огромного роста человека с пустыми глазницами и кожей, состоящей из пламени.Весь зал ахнул.— Облик совершенно случайный. На самом деле Див не выглядит никак. Мы просто неспособны его увидеть или как-то почувствовать. Все, что мы видим, — это его трехмерные проекции в нашем мире; он способен создавать практически любые явления и образы, перемещать любое количество вещества и даже аннигилировать его. Он машина — поскольку его трехмерные проекции способны трудиться в нашем мире, созидать и разрушать, программа — поскольку представляет собой не материю, а информацию в чистом виде, божество — поскольку ничто на нашей планете не обладает такой мощью… Наконец, он мог бы быть даже живым существом — я из предосторожности не наделил Дива подлинным разумом и свободой выбора. Он может перемещаться по странам и континентам мгновенно, не тратя ни секунды времени, находиться одновременно в нескольких местах, даже нарушать законы физики — и это ему по плечу, поскольку законы эти — опять-таки проекция процессов, происходящих за кулисами наших трех измерений, и существо, за этими кулисами находящееся, может ловить стаканы, упавшие со стола, по всему миру, и не давать им разбиться, позволять людям летать по их малейшему желанию Ведь если, например, ни один стакан на планете не может разбиться, свалившись на пол (ведь Див непременно поймает каждый из миллионов и будет делать это до конца света, если я ему прикажу), то мы, таким образом, обнаружим новый физический закон: закон гравитации стакана — закон, не сводимый к формулам, а словесный… Я сознательно ограничил мощность Дива — теоретически возможно создание машины поистине всемогущей, которая способна будет менять законы физики по всей планете.Зал неуверенно зааплодировал.— Другими словами — бога, — Азизу явно нравилось производить эффект на собрание, не выходя из суховатого образа ученого-теоретика, — По некоторым сведениям, именно эту дерзкую мечту и пытается осуществить в настоящий момент Лаврентий Тессера. Логично. Ведь это единственное средство обороны, которое можно противопоставить Диву. Ему действительно удалось кое-что. Мы не можем найти его, как не можем и стереть в порошок Буэнос-Айрес, где, по некоторым сведениям, он и укрывался. Странно, не правда ли?— Азиз, — прервал ученого хан. — Наши агенты отыскали Лаврентия. Вернее, даже не они сами. Представляете, его выдал собственный брат — и знаете, за какую сумму? Всего за сорок тысяч динаров.— Нация предателей, — улыбнулся Азиз.— Вот-вот. Он сообщил, где находится его новая обсерватория. Действительно в Буэнос-Айресе, вот вам точный адрес.Он протянул ученому бумажку, тот, поклонившись, принял ее и всмотрелся.— Ага, — сказал он. — Сейчас мы испробуем Дива в серьезном деле. Див, слетай в Буэнос-Айрес и принеси нам этого жалкого ученого.Див даже с места не шелохнулся, а в руках его появилась дрожащая фигура человека.— Я же говорил: Див перемещается по планете без потери времени, — пояснил Азиз. — Смотрите и не говорите, что не видели: это Лаврентий Тессера, наш последний серьезный враг.Рональд всматривался в знакомое ему лицо человека. Голубые глаза были исполнены страха, рот кривился в гримасе ненависти — выглядел он жалко.— Я бы предложил его убить, — задумчиво произнес Азиз. — Ученый он талантливейший: ведь и я когда-то был одним из его студентов — но если мы позволим ему опять заниматься наукой, пусть и под нашим присмотром, боюсь, он начнет нам вредить.— Согласен, — кивнул хан. — Пусть он умрет.— Див! — попросил Азиз. — Убей его как-нибудь эффектно и эстетично.— Вы все сдохнете! — крикнул вдруг Лаврентий Тессе-ра. — Прямо сейчас! Все сдохнете! Я успел! Я уже создал бога, с которым вам не справиться! Он придет за вами!Див встрепенулся, в каждой его руке появилось по ножу. Руки задвигались в странном танце, погружая лезвия в тело ученого. Зал вздохнул, потом зааплодировал.Тессера лежал на полу в луже крови. Мертвенно-бледное его лицо больше не казалось ни умным, ни одухотворенным.И вновь оно пришло — странное ощущение, что кто-то смотрит на тебя со всех сторон тысячью глаз. Оно нарастало — Рональд почувствовал, будто стоит голым перед огромной толпой народа — хотелось прикрыться, но не было одежды, хотелось убежать, но было некуда. Словно кто-то новый вошел в комнату и глянул на собравшихся людей тысячью грозных глаз судии.— Включите передачу из Буэнос-Айреса, — попросил Азиз. — Сейчас Див отправится в этот проклятый город и покажет, что такое не повиноваться приказам хана и взращивать крамолу. Див, вперед!Див исчез — но вовсе не так, как, наверное, планировал профессор. Словно мощный топор со множеством лезвий ударил по телу существа — и Рональд почувствовал (зрение-то тут могло и обмануть), что странное творение профессора Азиза вдруг перестало существовать, раз и навсегда, точно муху прихлопнули. Воздух завибрировал, каждый атом в нем слегка покачнулся, точно вздрогнул миллион пружин огромного матраса.— Душно невыносимо, — хан принялся расстегивать воротничок. — Куда ваш Див исчез-то?Азиз посмотрел на него странно.Рональд больше не мог сидеть на месте. Волна мистического ужаса бросала его из стороны в сторону, в висках стучало. Он вскочил и хотел покинуть здание как можно скорее — но тут неожиданный шум и гвалт криков остановили его.— Смотрите! Смотрите! — кричали люди, хватаясь за головы и седея на глазах. — Горе! Горе!Он обернулся и сперва не понял, что же именно повергло их в ужас. А затем догадался, что нечто странное происходит не в зале, а за окнами. И подошел к окну шагами сомнамбулы.Восточная часть города, обращенная к солнцу, провалилась, и прямоугольники дальних домов падали, словно деревья от топора дровосека. Повсюду стояли клубы дыма, огонь вспыхивал и гас, стирая отдельные детали индустриального пейзажа.А перед всей этой картиной перемещались четыре огромные фигуры, выписанные с точностью опытного рисовальщика. Четыре человека, один страшнее и фантастичнее другого, на блещущих копытами колоссальных конях.Это уж никак не могло быть правдой — такого в жизни не случается.Четыре всадника Апокалипсиса, точное воспроизведение знаменитой гравюры Дюрера.В этом был странный юмор, но оценить его Рональд не успел.Люди тенями падали из-под их копыт. Ближайший всадник рубанул по соседнему небоскребу своим мечом, и от здания оторвался гигантский кус и съехал на землю: из него падали люди, мебель, какие-то тучи мусора и осколков стен. Это было лишь секунду, а во вторую конь всадника налетел на их здание, сверкнув яростным глазом в метре от лица Рональда, потряс всю башню до основания и обратил в пыль.Здание растаяло вмиг, как кубик сахара в чашке, рассыпалось прахом. Рональд вдруг ощутил себя в водопаде вихрем кружащихся песчинок, в которые превратились стены, мебель, люди. Он летел к земле, захлебнувшись от страха, как в дурном сне — и знал, что это не сон, и, рухнув на землю, он непременно разобьется.Но заботливые руки подхватили его в миллиметре от земли и поставили на ноги. Он протирал глаза от пыли, кричал и чихал одновременно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47