А она теперь там, в этом страшном подземном городе — и всегда будет такой, молодой и мертвой. Это он будет стареть, обзаведется семьей, займет крупный пост в Риме — а она никогда уже не сможет родить ребенка, никогда не узнает счастья взаимной любви, не порадуется солнцу и ветру.Он провел по лицу пальцами и под ногтями осталась кровь. Перед ним были ворота замка.— Отворяй, сэр Рональд идет! — крикнул стражник со стены, и ворота стали скрипуче открываться. ГЛАВА 14Падение замка Рональд вошел внутрь и вдохнул сырого воздуха. Стены узкого коридора, находящегося сразу за воротами, были покрыты плесенью и пахли гниющим картофелем. Стражники радостно улыбались, глядя на него.— Что это с лицом вашим?Он помотал головой и ничего не ответил. Он чувствовал себя Иудой. Сейчас и фарисеи появятся. До восхода солнца часа полтора, не больше.«Страждники» — подумалось ему. — «От слова страдать». Он же должен будет их убить! Без этого ворот не открыть. Как же он об этом не подумал?Он шел по двору. Теплый летний вечер рассыпался на отдельные черточки, пестрая игра листьев растущих во дворе деревьев теряла всякую семантическую нагрузку, становилась бессмысленным сочетанием знаков, больше ничего не подсказывающих ни уму, ни сердцу.«Как же я их убью?» — повторял он про себя, делая круги по двору, словно арестант — даже руки за спиной держал замком. Через какое-то время мысль потерялась, наступила пустота, какую чувствует, наверное, машина, трамвай, движущийся по рельсам в своем мертвом сне навстречу человеку, которого вот-вот собьет. Что снится трамваям?Солнце было еще видно над стеной. Рональд поднялся по ступенькам, бросил взгляд на стражника, явно полупьяного, подслеповато всматривавшегося в движущуюся по лесу полосу сумрака.В чаще закуковала кукушка. Это явно был Полифем. Крестьяне находились совсем рядом.— Кукушка, кукушка, сколь мне жить осталось? — за хихикал стражник.Солнце упало за горизонт — так резко, что глаза Рональда секунду ничего не видели. Затем он мягко, по-кошачьи подошел к стражнику и вонзил свой меч ему в спину.Тот упал в наступившую темноту. Рональд спустился по лестнице вниз и подошел к воротам.— Открывать прикажете? — угодливо спросил один из стражников. Второй улыбался, заглядывая рыцарю в глаза.— Открывайте, — кивнул Рональд. Ворота заскрипели и скрыли короткие крики стражников.Они уже бежали из лесу, шумная толпа, пытающаяся быть тихой. Рональд не хотел с ней встречаться, да у него было и дело поважней.Это маркиз сделал его убийцей и предателем, маркиз и никто иной.Ненависть его росла с каждым шагом, который отзывался в коридорах замка гулким эхом.Покои Альфонса Бракссгаузентруппа были совсем близко. Он распахнул дверь комнаты, где пару дней назад выпал из камина. Кентавры дежурили на своем обычном месте.— Я к маркизу! — голосом, не терпящим возражений, бросил Рональд.— Никак нельзя! — пискляво воскликнул приземистый кентавр со злыми раскосыми глазенками, а сам, сволочь, схватил в руки секиру.Рональд неожиданным для себя злым движением срубил ему голову. Кентавр повалился на землю, как табурет, у которого только что сломали ножку. Другой моментально сорвал свою вихрастую голову (она отделилась с легким треском, словно на молнии была, но совершенно без крови) и бросил товарищу; тот приставил ее к плечам, вскочил и ринулся на Рональда, пока второй, спотыкаясь, искал на полу голову первого.Рональд рубанул еще раз — и новая голова прокатилась по полу вслед за старой. Третий кентавр сделал потрясающий по точности бросок — и со знакомого торса на рыцаря уставилось новое лицо.В строгом смысле слова это был поединок: дрался только один четвероногий — а другие два бежали за ним следом, подбрасывая напарнику свежие конечности и головы. Рональд начал уставать: неуязвимость соперника ставила его в тупик, заставляла отступать. Головы кентавр даже перестал ловить руками — просто подставлял шею, а они уж сами прирастали.Кентавры более не были похожи на живые существа — скорее на игрушки, слепленные при помощи детского конструктора: детали взаимозаменялись и явно были из одного набора.— Ну нет, так не пойдет! — разъярился рыцарь и, изловчившись, нанизал кентавра на меч и поднял над собой. Тот спокойно ждал, надолго ли у противника хватит сил, чтобы его вот так держать — клинком размахивал лениво, а два других териантропа оживленно прыгали на месте, не зная, куда девать азарт.Краем глаза Рональд увидел яркое пятно камина, полы-хавшее чуть слева. Решение пришло быстро: напрягая руки до треска сухожилий, он размахнулся и точным броском отправил кентавра в воздух. Тот, догадавшись о коварной затее противника, вовсю задергал руками и ногами — да поздно было: он влетел в камин, вспыхнул, как порох, и в одночасье сгорел — только рожки да ножки остались.Другие два запрыгали по шкафам и каминной полке, опрокидывали столы и стулья, роняли свечи и стаканы. Рональду и в голову бы не пришло, что кентавр может быть настолько шумным существом. Четвероногие забрались на потолок и оттуда швыряли в него кусками в минуту разломанной люстры. Рыцарь, уворачиваясь, тыкал вверх мечом. Когда люстра была полностью разделана, четвероногие бодро сбежали вниз по стене и снова вступили с Рональдом в поединок, щедро снабжая друг друга необходимыми запчастями. Однако вдвоем у них все получалось гораздо хуже, чем втроем: граф прыгнул вперед и со скоростью мельницы замахал Исмигулью, обрушивая ее то на одного кентавра, то на другого. В результате оба остались и без головы, и без копыт, и без рук. Два обрубка некоторое время трепыхались, словно решали, чем бы пособить взаимному горю и какую бы часть тела передать товарищу — затем свалились на пол и затихли.Рональд тяжело вздохнул и расправил плечи.Странно, но темнота коридора, которым он пришел в эту комнату, подрагивала и скрежетала. Он обернулся — и тут же отскочил назад.С тихим и отвратительным шуршанием в комнату вошло мерзкое членистоногое, скорпион на бесчисленных ногах, с клешнями и смертоубийственным хвостом, острый наконечник которого подрагивал в такт его движениям. Рональд отступал к стене, сжимая меч — но вдруг подпрыгнул, словно его уже ужалили: у скорпиона была голова орла, милого орла с хитрыми и добрыми глазами.— Агвилла! — воскликнул Рональд. — Друг, ты что, не узнал меня?— Узнал, — хладнокровно отвечал орел. — Да только ты мне теперь не друг. Меня и раньше тошнило от таких дешевых комнатных мальчиков, которые читают рыцарские романы и думают: вот, это жизнь. А сейчас меня от них тошнит так сильно, что будь ты на луне, я бы и туда явился за тобой, прошагал бы необходимое количество миль в безвоздушном пространстве. И если бы ты был мышью, то не нашлось бы для тебя достаточно глубокой норы, и если бы ты был рекой, то я стал бы плотиной на ней, и если бы ты был солнцем, то я устроил бы тебе затмение.Хвост, словно копье, ударил чуть левее того места, где стоял Рональд. Исмигуль рубанула по ближайшей клешне; Агвилла, шелестя конечностями, отскочил; затем ринулся вперед, опрокидывая мебель. Рональд едва успел укрыться за столешницей рухнувшего стола и затаился за ней, выставив вперед Исмигуль и в любой момент ожидая нападения. Агвилла медлил, не решался атаковать, только бил клешней в дерево, стараясь прижать рыцаря к самой стене. Тактика оказалась, впрочем, безуспешной — и птицескорпион стал практиковать ложные выпады в надежде усыпить бдительность Рональда.— Маркиз — наш творец, — пояснял Агвилла, сухо потрескивая клешнями, делая броски вперед и столь же проворно отскакивая назад. — Солнце восходит для нас в его глазах, руки его исцеляют, слова его подобны сладкой песне, ноги его, как сваи дубовые, щеки, как золотые груши…— Чушь и бред, — возразил Рональд, прервав это славословие, в котором отчетливо проступали мотивы Песни Песней. — Кровавый убийца, монстр и грязь от ног людских — вот что такое ваш маркиз.Агвилла впечатал клешню в столешницу с такой могучей силой, что она взлетела до потолка и упала за его игольчатым хвостом. Рональд ткнул вперед Исмигулью, но на этот раз гуманность сыграла с ним злую шутку — поскольку убивать бывшего друга он не хотел, то и метил вовсе не в голову. Меч скользнул по хитиновому панцирю, а в следующий момент рыцарь был примят к полу, а верный его клинок звенел по полу, отъезжая к стене. По счастью, Рональд успел схватить Агвиллу за птичью шею и удерживать чудище, не давая ему сдвинуться с места. Многочисленные ноги Агвиллы скребли по полу, но ослабить хватку ему не удавалось.— Не страшшно, не страшшно, — прошипел Агвилла. — Сейчас придет конец. Ты ведь хотел увидеть мою третью, любимую ипостась? Увы, для тебя она окажется последней из увиденных.Он отогнул голову назад — а затем резким движением двинул клювом Рональду по шлему. Словно взрыв прогремел внутри головы нашего бедного рыцаря, и только его мощные руки, что удерживали шею птицескорпиона, спасли его от смерти. Между противниками установился своеобразный статус-кво: клюв Агвиллы был бессилен, пока руки Рональда сжимали его горло.— Ничего, — несколько хрипловато обнадежил Агвилла. — Сейчас мы нанесем удар не в бровь, а в глаз!— В высшей степени благородное предупреждение, — скороговоркой проговорил Рональд. Могучий скорпионий хвост изгибался в воздухе, но рыцарь согнул шею так, что удар острой закорючки пришелся вновь по его шлему.— Хвост у меня крепкий, — заверил Агвилла. — Гораздо крепче твоего шлема.И ударил вторично. Рональду стало тошно. Он искал глазами меч, но тот был слишком далеко; Агвилла еще, заметив рональдов взгляд, заиграл многочисленными ногами в футбол, давая пас одной ногой другой, и заботливо забросил меч куда-то в отдаленный угол.— Это конец, — сказал Агвилла, улыбаясь хитрым птичьим глазом.Хвост его качался, как маятник, и выбивал на шлеме Рональда частую дробь, от которой у бедного рыцаря в глазах танцевали грации.Рональд задумался. Да-да, именно задумался: ведь мало что (за исключением разве что частой дроби в голове) мешало его мыслям; лежал он в привольной позе, опущенное забрало шлема позволяло вполне отвлечься от мирской суеты и жизненной ситуации. И подобно тому мудрому лососю, что отталкивается от капель, летящих ему навстречу, должны мы отталкиваться от препятствий на нашем пути и двигаться вопреки им. Ибо капли лишь бьют друг в друга, а вода поражает саму себя, и ее волны есть не что иное, как ступеньки в ней. «Поражает саму себя».Такова уж игра судьбы, что наименее ценные и, прямо скажем, самые пустые слова в по-настоящему мудрых речах Иегуды, этакий словесный балласт лексических конструкций, без которых воздушный шар человеческой мысли все же взлететь не может, способны были сейчас спасти благодарному ученику монаха-картезианца жизнь.«Поражает саму себя».На все понадобилась секунда: Рональд сжал горло Агвиллы со всей силой, на которую только был способен; птичья пасть раскрылась и издала леденящий кровь клекот — и в этот самый момент мощный хвост, просвистевший в воздухе и собиравшийся покарать голову Рональда и его шлем, вонзился в разверстый клюв.Рональд так и лежал, со скошенной набок головой.— Агвилла промахнулся! — сказал он.Чудовище посмотрело на него мрачно и удивленно, птичьи глаза налились кровью, и вдруг все оно откинулось назад и покатилось, как колесо, проезжая по полу то могучей грудью, то изогнутым хвостом. Проехав по каменному полу, Агвилла выехал в двери и укатился вниз по лестнице.Рональд встал, подобрал меч и глянул в дверной проем. Птицескорпион лежал на лестничной площадке и в агонии мелко подрагивал всей дюжиной конечностей. Рыцарь должен был почувствовать жалость — но почувствовал только стыд, что ее не чувствует.Однако надо было спешить — его ждало более важное дело. Чеканными шагами граф прошел по комнате и ударил по кованым железом дверям, ведущим в залу маркиза с такой силой, что они распахнулись настежь.— Ага! Вот и вы! Я вас ждал! — воскликнул маркиз.Он стоял посредине залы в треуголке, глубоко декольтированной кофточке, черных кружевных панталонах и с бокалом шампанского в руке.— И дождались, — отрезал Рональд и шагнул ему навстречу.— В наше время воспитанные дворяне, видно, уже не приветствуют друг друга, — с укоризной заметил маркиз. Он, как и всегда, хитро прищуривался. Черные кожаные ботфорты, оставлявшие открытой полоску белоснежного бедра, слепящего глаз.Меч Рональда молнией блеснул в воздухе и срубил бокал, как цветок, оставив в руке маркиза только хрустальную ножку.— Неплохой удар. Охотно признаю, — кивнул маркиз и легким движением выхватил свою шпагу. — En garde!И сделал стремительный выпад — рыцарь едва успел отшагнуть в сторону.Фехтовал он просто прелестно — Рональд и не предполагал, что у него окажется настолько достойный соперник. Шпага маркиза то жужжала осой, рыская из стороны в сторону, то чиркала по воздуху, словно желала его поджечь, то вдруг превращалась в жало змеи и наносила прямой удар, от которого увернуться было едва возможно. Маркиз легко подпрыгивал, а один раз даже сделал кувырок через голову, кокетливо прошумев перед самым лицом Рональда кружевным бельем.Однако Рональд довольно скоро подметил, что у маркиза есть ахиллесова пята — ему быстро надоедают однообразные движения и он, в ущерб тактике и стратегии поединка, начинает совершать абсолютно ненужные кульбиты и кунштюки. Так, когда Рональд сделал ошибку и открылся для удара, маркиз запоздало заметил его промах, поскольку в этот момент скакал на одной ножке, ударяя по ней другой, и напевал что-то веселенькое. Заметив же, маркиз аж закусил губу от досады и некоторое время пытался сосредоточиться — но потом его игривая натура возобладала над сериозностью и он пустился в безумное фуэте, вращая шпагой.Рональду удалось улучить момент и рубануть мечом маркизу по ноге. Ранение было несерьезное, однако острие оставило на ботфорте маркиза рваный кровоточащий след.— Фи, это низко, граф! — скривился маркиз. — Удар ниже пояса!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47