– Ты спросишь его о ребенке? – спросила я, пока Рэндольф обходил стол, чтобы сесть возле телефона, но не на место матери.
Мы с Джимми устроились на диване, слушая беседу Рэндольфа с адвокатом. Когда он сообщил о случившемся, у поверенного было бурное речеизлияние, мы видели, что Рэндольф только поддакивал. Мне показалось, что он забыл спросить о моем ребенке, и я подскочила.
– Можно мне поговорить с ним? – Рэндольф, на секунду задумавшись, протянул мне трубку.
– Господин Апдайк?
– Да, с кем я говорю? – У него был глубокий мягкий голос.
– Меня зовут Дон…
– О, да, я знаком с вами заочно. Я уже хотел попросить Рэндольфа, чтобы он вызвал вас на чтение завещания.
– Я очень сомневаюсь, господин Апдайк, что бабушка включила меня в него. Но, я хотела бы узнать, куда она пристроила мою дочь.
Повисла долгая пауза.
– Вы не давали своего согласия? – наконец спросил он.
– Нет сэр, никогда.
– Я верю. И теперь вы говорите, что хотите вернуть ребенка?
– Да, сэр.
– Это весьма и весьма неудачно, – пробормотал он. – Очень хорошо, дайте мне некоторое время. Я проинформирую вас при оглашении завещания.
– Я хочу вернуть своего ребенка.
– Да, да, я понимаю. Позвольте мне переговорить с Рэндольфом, если он еще не ушел.
Я передала трубку Рэндольфу и подошла к Джимми.
– Он что-нибудь знает? – спросил тот.
– Да, и пообещал что-нибудь сделать. Мы должны остаться в гостинице на несколько дней до оглашения завещания. На этом все, мы уедем.
– Пошли, – сказал Джимми и взял меня за руку. – Давай выберем себе комнату. Ты думаешь, все будет в порядке? Мне кажется…
– Никто не говорил «нет», – ответила я с улыбкой, вызванной надеждой получить свою дочь. – Кроме того, если моя мать – новая королева, то я одна из принцесс.
Мы спустились в холл, и госпожа Хилл дала нам ключ от одного из лучших номеров. Джимми спустился и принес вещи.
Матери я ничего не сказала, но когда мы возвращались с обеда через холл, то увидели ее там, разговаривающую с прислугой. Я удивилась, насколько властно и авторитетно звучал ее голос, когда она отдавала инструкции на следующие несколько дней. Когда она закончила, то подошла к нам.
– Так вы и есть Джимми, – мать протянула руку. – Когда вы в последний раз были здесь, не представился случай познакомиться. – Она одарила Джимми широкой улыбкой.
Познакомиться? Почему это последнее посещение Джимми оказалось вдруг ей приятным. Все-таки, насколько она фальшива.
– Здравствуйте, – смущенно ответил Джимми и пожал протянутую для поцелуя руку.
– Я вижу, вы пошли служить, мне нравятся мужчины в форме. Это так галантно и романтично, особенно, если служат в иностранном легионе. У вас столько лент, – она потрогала их пальцами.
Кровь прилила к лицу Джимми, мать рассмеялась, тряхнула мягкими волосами и обратила свое внимание на меня.
– Клэр и Филип приедут сегодня поздно вечером. Я договорилась, что похороны начнутся как можно раньше, чтобы они не пропустили слишком много в школе. Для них обоих это очень важный год.
– Какая ты заботливая, мама, – она даже не переменилась в лице, ее улыбка стала подобна маске.
– Вы оба должны позаботиться о еде. Я позаботилась о том, чтобы кухня работала в прежнем режиме, семейство будет по прежнему обедать в большой гостиной. Насбаум сейчас руководит поварами, и вскоре после похорон гостиница будет открыта.
– Как ловко, бабушка Катлер гордилась бы тобой. Мать смерила меня взглядом, ее глаза лучились радостью и волнением, я никогда раньше не видела ее такой прекрасной.
– Как только похороны закончатся, и все соболезнующие уйдут, я распоряжусь, чтобы госпожа Бостон выкинула бабушкины вещи из ее комнаты, и ты сможешь поселиться там.
– В этом нет необходимости, мама. Я не собираюсь здесь надолго оставаться. Не собираюсь!
Мать посмотрела на Джимми:
– Может быть, вы мне скажете, что собирается делать эта дурочка, когда перед ней открываются такие возможности. Повлияйте на нее, вы же умный человек. Только представь, мы вместе будем управлять гостиницей, – обратилась она ко мне, – по вечерам мы будем стоять в дверях столовой и приветствовать постояльцев, я буду покупать тебе великолепные одежды и…
– Но, мама, как же твое хрупкое здоровье? Ты не представляешь, какую ответственность взваливаешь на свои плечи, – мои слова вонзались в нее как иглы.
Она усмехнулась, но не потеряла самообладания, еще шире улыбнулась и поцеловала меня в щеку.
– Как хорошо, что ты обо мне заботишься. Конечно, я не буду переутомляться, поэтому мне необходим помощник, который бы всегда находился подле, – сказала она мне, но смотрела широко раскрытыми глазами на Джимми. Я увидела его смущение.
– Я боюсь, что налаживать отношения слишком поздно. Как только найдем ребенка, мы с Джимми уедем. Конечно, ты можешь попробовать меня оставить, так как мне еще нет восемнадцати. Но я думаю, тебе это не понравится, к тому же я обращусь в суд.
Ее улыбка стала натянутой.
– Я надеялась, что ты что-нибудь извлекла из прошлого, своего ужасного опыта, Дон, но, очевидно, ты ничего не поняла и будешь катиться вниз, к своим несчастьям. Так почему я должна беспокоиться за тебя? Я боюсь, что ты права, – гнев ее вырвался наружу, – это очень поздно для тебя. – Она повернулась к Джимми. – Из вас двоих мне жаль тебя, – мать нервно искривила губы, но уже через мгновение улыбка и шарм вернулись на ее лицо.
Мы с Джимми были утомлены путешествиями и рано легли спать. Утром мы приняли душ, оделись и спустились в столовую позавтракать, там мы оказались первыми, я забыла, что Клэр и Филип прибыли поздно вечером. Они вошли в столовую вместе с матерью и Рэндольфом, намного позже нас.
Как только Филип увидел меня, то сразу заулыбался, но Клэр искривила губы.
– Джимми, – крикнул Филип и с раскрытыми объятиями подбежал к нашему столу, – как ты? Ты выглядишь взрослым.
– Все нормально, – ответил Джимми и пожал руку.
– И Дон, – Филип посмотрел на меня, – ты как всегда прекрасна.
– Спасибо, Филип, – я посмотрела на него и кивнула.
Клэр же молча продефилировала мимо, села за отдаленный столик и заказала апельсиновый сок.
– Доброе утро, – поприветствовала мама.
Она выглядела посвежевшей и хорошо отдохнувшей, волосы ее, как всегда, были великолепны, на ней был легкий макияж, на платье небольшая брошь. Все-таки она красивая женщина, лицо ее никогда не потеряет выражения невинности, но большими синими глазами она могла соблазнить и камень. На ней было черное платье с провоцирующим вырезом.
В противоположность ей, Рэндольф, казалось, не ложился, его глаза воспалились, он был бледен, плечи изогнуты, тот же костюм, что и вчера, только более мятый. Возможно, он и спал в нем, не покидая кабинета бабушки Катлер.
– Мне нравится, что вы встали так рано, – проговорила мать и села. Рэндольф суматошно опустился рядом. Она заказала сок, кофе и яйца. Рэндольф просто кофе.
– Хорошо, – продолжила она, – у нас сегодня много работы, мы с Рэндольфом займемся непосредственно похоронами. Мне кажется, было бы неплохо, если после отпевания в церкви бабушку Катлер принесут в гостиницу, чтобы она отсюда ушла в последний путь. Никто не против? – чуть ли не пропела она.
Филип согласился, Клэр промолчала, словно набираясь в стакане с соком мужества для последующих обвинений.
– Мы слышали, что вы посетили бабушку в больнице, незадолго до того, как она умерла.
– Ну и что?
– Вы, наверное, ускорили ее смерть, ты всегда делала бабушке больно, – предъявила она обвинение.
– Клэр, – воскликнула мать, – пожалуйста, не за завтраком, этого не вынесут мои нервы.
– Бабушка Катлер умерла бы и без меня, ей было достаточно твоей помощи, – парировала я.
Филип громко рассмеялся, и Клэр покраснела.
– Я не потерплю шуточек от внебрачных детей! Может быть, кто-нибудь знает ее отца? Кто? Ну!
– Пожалуйста, – опять попросила мать, – прекратите, у нас траур.
Филип опустил глаза, но продолжал глупо улыбаться, Клэр выразительно фыркнула, а Рэндольф казался настолько погруженным в себя, что его нельзя было посчитать слушателем. Под столом Джимми нашел мою руку и пожал. Мать описала подробно планы похорон, вплоть до цветов, которые она хотела бы разбросать вокруг гроба.
– Конечно, похороны должны быть грандиозными, на всем побережье Катлеров, люди ждут этого.
Мать взяла полный контроль над побережьем, Рэндольф сидел и молча кивал, соглашаясь со всем, словно марионетка в руках жены. Мать готовилась к похоронам как к великому торжеству, день похорон она превратила в день своей коронации. Никогда она не выглядела столь прекрасной. Черное платье украшали тысячи мелких камней и большое колье, неприличное в нормальном обществе на подобных мероприятиях, не говоря об открытом и коротком платье.
По плечам ее ниспадала красивая шелковая ткань, позаимствованная у бабушки.
Рэндольф и Филип надели черные костюмы с галстуками, Клэр – черное платье, из которого вываливались ее талия и грудь, я слышала перешептывание прислуги по этому поводу.
Мать настаивала, чтобы я присутствовала на похоронах, поэтому Джимми купил мне простое траурное платье. Мы с ним поехали следом за матерью, Рэндольфом и Филипом на автомобиле Джимми.
Похоже, бабушка Катлер сумела заказать соответствующую погоду для своих похорон: небо, облака, океан и даже волны, выкатывающиеся на берег, выглядели торжественно. Мои представления о пышности оказались неточными, все было еще величественнее, за бабушкой шли вся церковная община, врач, адвокаты, бизнесмены, местный политический деятель и постоянные клиенты. Все смотрели на нас, особенно на маму. Гроб стоял рядом, по решению мамы закрытым. Священник прочитал длинную проповедь, суть которой сводилась к тому, что удачливые люди нужны общине. Он говорил, что бабушка Катлер, как великолепный лидер, помогала менее удачливым людям. Кончил он словами о том, что вся жизнь бабушки Катлер была посвящена Богу.
Только у Рэндольфа эмоции казались искренними, глаза его наполнились слезами, голова наклонилась. У матери на лице играла улыбка, она важно кивала время от времени, всякий раз, когда ей казалось необходимым, она подносила к глазам белый шелковый платок и склоняла голову, она умела себя подать.
Клэр, как всегда была угрюмой, а Филип время от времени улыбался и подмигивал мне.
Как и намечала мать, процессия похорон последовала к гостинице, где еще раз выслушали священника. Вся прислуга собралась вокруг, пришла даже Сисси с матерью, несмотря на увольнение. Заметив меня, она кивнула и улыбнулась.
Потом мы пошли на кладбище. Там я заметила среди захоронений Катлеров надгробие с моим именем, это было похоже на ночной кошмар.
Священник с очень серьезным видом прочитал несколько псалмов, и все начали прощаться с бабушкой, просить ее. Я попросила, чтобы она везде, куда ни попадет, была справедливой и не лезла в чужие дела, я помолилась, чтобы Бог простил ее.
Снова, как будто по команде бабушки, погода изменилась, развеялись облака, появилось солнце, океан стал синим и оживился под его лучами.
Рэндольф настолько был сломлен, что его пришлось везти обратно на автомобиле. Мать поблагодарила священника за хорошую службу и пригласила его к поминальному столу в гостинице.
Все проходило в холле.
«Не хватает только хорошей музыки», – подумала я.
Штат гостиницы, как обычно, исполнял свои служебные обязанности, официанты разносили подносы с вином и виски. Столы ломились от явств, турецкие, шведские, немецкие блюда, экзотические плоды и все сорта мяса. Люди рассаживались группами, сформировавшимися на кладбище. Рэндольф стоял рядом с женой, Клэр и Филипом, который нализался так, что с трудом стоял, приветствуя вновь прибывших, изредка брат косился на меня и улыбался.
Мать успевала повсюду, она беседовала с важными персонами, давала распоряжения прислуге, везде витал ее красивый образ и звучал мелодичный голос, она постоянно была окружена мужчинами.
Далеко за полдень присутствовавшие на похоронах начали разъезжаться, дольше всего они прощались с Рэндольфом. Пожилые люди, особенно старые леди, старались его утешить. Но он только отвечал, что все уже случилось.
Когда осталось не больше пяти человек, включая нас с Джимми, подошел высокий, стройный седой человек со здоровым загорелым лицом и темно-карими глазами. На голове у него была большая лысина, в уголках глаз глубокие морщины, но несмотря на это от него исходил сильный дух власти, раньше, чем он представился, я поняла, это господин Апдайк.
– Я разговаривал с людьми, принявшими вашего ребенка, – отведя в сторону, сказал он, – у меня есть их адрес, – он помахал конвертом. – Они ожидают вас на днях. Конечно, они очень расстроены, потому что им дали понять, что вы изъявили согласие.
– Меня никто не спрашивал о нем, и я никогда не дам его.
Он кивнул и покачал головой.
– Вы не человек дела, плохой бизнесмен. Я прочитаю завещание через полчаса в кабинете госпожи Катлер, будьте там.
– Что могла бабушка Катлер оставить тебе? – спросил Джимми, как только отошел господин Апдайк.
– Проклятие, – больше ничего я придумать не могла.
Господин Апдайк сидел за бабушкиным столом, заваленным бумагами. Рэндольф, мать и Клэр сидели в креслах, Филип на стуле слева, а мы с Джимми справа от них. Даже освещенным кабинет выглядел мрачным и враждебным. Единственной свежей краской выделялось лицо матери, похороны пошли ей на пользу, она улыбалась, глаза сверкали. Клэр, выглядевшая старше матери, угрюмо смотрела то в пол, то на меня.
– Все, кто Необходимы, присутствуют, поэтому я начинаю, – сказал господин Апдайк. – Я прочитаю завещание, составленное Вильямом и Лилиан Катлер, оба покойные, – торжественным голосом начал он. Первой почувствовала неладное мама.
– Вы говорите Вильям и Лилиан, Джон? – спросила она.
– Да, Лаура, существуют распоряжения насчет предприятия от покойного Вильяма.
– Хорошо, но почему они не были выполнены раньше?
– Ответ – здесь, – он кивнул на документ. Улыбка сползла с лица матери, она вмиг поблекла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36