– Неблагодарная тварь… Я бы никогда не сделала такого, – ее глаза сузились. – Ты думаешь, я могу наказать младенца за грехи родителей. Приди в себя, а то я действительно сделаю это! Ты ведешь себя как сука рожающая – хоть тресни! – В дверях Эмили добавила: – Я пришлю Шарлотту с чистым полотенцем и новым платьем. Я хочу, чтобы ты вымылась и привела в порядок комнату. Только после этого спускайся вниз, и мы поговорим. Ты поняла? Безобразие, – и тетушка покинула меня.
Я не вставала, пока Шарлотта не принесла вещи. Я не знала, чем закончится наш скандал. Последние несколько дней мне приходилось очень много работать, и вины мисс Эмили в происшедшем, возможно, не было.
– Хм… – в дверях стояла Шарлотта, зажав нос пальцами.
– Извини, Шарлотта. Спасибо, – я взяла вещи, – было бы в моей комнате окно, я бы проветрила!
Шарлотта помогла мне встать, умыться и сменить платье. Новое одеяние было из мешковины, но хотя бы чистое, чему я и обрадовалась.
– То же самое случилось и со мной, – призналась Шарлотта, с сожалением покачав головой и осмотрев комнату.
– То же самое? – я посмотрела на нее. – То есть ты так же болела?
– Да, но Эмили сказала, что это случилось потому, что младенец слышал и был плодом дьявола.
Я уставилась на нее. Значит, весь бред сумасшедшей был порожден ее собственной беременностью? Но чего в нем больше – воображаемого или реального?
– Шарлотта, когда вы ожидали ребенка?
– Шарлотта! – услышали мы крик Эмили. – Я же сказала тебе, отдай вещи и возвращайся.
Шарлотта, явно о чем-то раздумывая, отправилась на зов.
– Вчера, – быстро сказала она и убежала.
Вчера? Я чуть не рассмеялась, вспомнив о Шарлоттиной «концепции времени». Но все ли в ее словах фантазии? Если она забеременела во грехе, подобно мне, то могла ли мисс Эмили дать ей ту же отраву? Но что я могу сделать? А если все правда? А если нет, и я расскажу обо всем семейству и все засмеют меня, поверившую Шарлоттиным фантазиям?
Но мне во что бы то ни стало нужно узнать правду, чтобы выжить мне и младенцу.
На восьмом месяце, мисс Эмили решила, что я слишком тяжела, и сократила мой паек. Иногда приступы голода были столь сильны, что я воочию видела смерть от истощения. Я доедала все, что находила на кухне в ведре для объедков. Когда Шарлотта и ее сестра ели мясо, я вынуждена была смотреть и облизываться. Изредка сумасшедшая тайком меня подкармливала.
Хотя диета была жестокой, во время работы мне было все тяжелей и тяжелей сгибаться.
Последним апрельским утром мисс Эмили решила сделать весеннюю уборку. Когда я поняла, что скрывается за этими словами, то ужаснулась.
Она хотела, чтобы я сначала выбила пыль из каждого половичка, потом из всей мягкой мебели. Когда я начала возражать, тетушка назначила мне в помощницы Шарлотту, радующуюся любой деятельности.
Вместе мы начали уборку с библиотеки, Шарлотта стремилась поспеть везде, но чаще только мешала. Даже для двоих работа оказалась слишком тяжелой, мой живот разрывался от напряжения. Мисс Эмили наблюдала за нами со стороны, как орел за куропатками. Пыли в давно не выбивавшихся дорожках оказалось несметное количество.
– Я сегодня рано проснулась, – сообщила Шарлотта, когда мы остановились отдохнуть, – младенец разбудил меня.
– Шарлотта, как может младенец разбудить вас, когда по вашим же словам он в аду? – поинтересовалась я.
– Иногда Эмили позволяет ему вернуться из ада. Я никогда точно не знаю, придет ли он, пока не услышу его, требующего соску.
– Где он сейчас? – спросила я, убедившись, что Эмили не слышит нас.
– В детской, где же еще? – Она принялась выбивать коврик, напевая колыбельную. – В колыбельке ландышей полная корзинка…
Я решила, что сегодня же вечером, когда Эмили не будет наблюдать за мной, пойду в западное, запретное крыло и тщательно исследую его.
Работа, хотя была и трудная, но, по крайней мере, позволяла мне наслаждаться теплым весенним днем. Я почти забыла, как прекрасно выглядит синее небо и мягкие, молочно-белые облака, как легкий ветерок приятно играет распущенными волосами. Мне было так хорошо, что я почти забыла про боли в животе, про мои неприятности, про мисс Эмили, наблюдающую орлом, про мерзкие, пыльные, рваные коврики.
Но стоило их тряхнуть, как серая туча закрывала все, и оставалось единственное жгучее желание – чихнуть. Но вспоминались другие счастливые весенние дни моей жизни, те редкие дни, когда мы с Джимми были только вдвоем и забывали с ним все ужасы, нашу чудовищную бедность.
Как давно я не слышала о нем, что если он забыл обо мне, да и я, за отъездом в Медоуз и за мыслями о рождении ребенка не вспоминала о нем. Простит ли он меня, поймет ли?
– Не затянулся ли отдых? – крикнула из окна Эмили.
Я вернулась к пыльной, надоевшей до коликов софе.
Эмили по всей видимости осталась довольна работой и даже предоставила мне альтернативу: пойти спать или почитать после обеда.
Я отправилась в библиотеку, решив порыться в семейных архивах, там я обнаружила полку, полную альбомов с семейными фотографиями, среди них оказались детские снимки бабушки Катлер, мисс Эмили и Шарлотты.
Даже в детстве бабушка выглядела самой значительной из троих, а мисс Эмили была ребенком с серым холодным лицом и твердым взглядом. Шарлотта была всегда веселой и счастливой. То там то здесь попадались карточки Лютера, он оказался высоким, статным и даже красивым человеком. Отец и мать Буш везде были сняты в одинаковой позе, отец сидел, мать стояла сзади него, положив руку на плечо. Никто из них не улыбался, как будто они думали, что улыбка – знак дьявола.
Фотографии были солидными, плантация явно процветала. Я не могла не задуматься, какие силы и события так драматически изменили жизнь этой семьи и сделали ее такой ужасной.
Рассматривая семейный архив, я утвердилась в своем желании исследовать западное крыло. Я вернулась к себе в комнату, чтобы немного отдохнуть и подождать, пока мисс Эмили наверняка уснет. Я не ожидала, что так устану, но когда моя голова коснулась подушки, я моментально уснула, пробудилась же, когда уже почти рассвело, но было еще достаточно сумеречно для моих исследований.
Я поднялась с кровати, зажгла керосиновую лампу и по темному коридору отправилась в западное крыло в надежде, что узнаю, есть ли зерно правды в фантазиях Шарлотты.
Когда я достигла лестничного пролета, то ощутила колебания, словно невидимая граница, которую мне нужно пересечь, стала реальной стеной между мной и проклятием Эмили.
Западный коридор был еще темнее, а его я не знала совсем, и продвигалась на ощупь вдоль стены, на которой было множество лепных украшений и старинных картин.
Рядом висели два огромных портрета миссис и мистера Буш, как всегда без тени улыбки на лицах, они выглядели сердитыми и несчастными. Портреты были повешены как раз напротив первой двери. Я не знала, чья это комната, Шарлотты или мисс Эмили, И медленно, дюйм за дюймом открыла дверь.
Осветив помещение почти потушенной керосиновой лампой, я поняла, что в этой комнате уже многие годы никто не жил. В центре стояла большая дубовая кровать, наполовину прикрытая балдахином. На ней все еще лежали шелковые подушки и одеяла, но толстый слой пыли выдавал их непричастность к человеческому бытию. Красивый каменный камин стоял у правой стены. Длинные атласные занавесы закрывали огромные окна. Возле камина висел портрет молодого мистера Буша или его отца, в одной руке он держал шпагу, в другой поводья, как ни странно, на лице мужчины была улыбка. В комнате стояла темная, красивая старинная мебель, на ночном столике лежала библия в золотом переплете.
Комната была словно законсервированная оставившими ее в один день жильцами, на зеркале лежали гребни, пудреницы, пуховки и другие дамские принадлежности, не убранные по местам и оставленные на поругание пыли. Одежда все еще висела на вешалке, и пара ботинок стояла возле кровати, с одной стороны женские, с другой мужские. Мне казалось, что я нагло вторглась в чужую жизнь.
Я была уверена, что это помещение служило спальней мисс и мистер Буш.
Выйдя из комнаты, я отправилась по коридору вниз и увидела по правой стороне открытую дверь, совершенно успокоившись, я уверенно посветила туда.
В центре комнаты стояла кровать, на которой спала мисс Эмили. Она походила на труп, в свете керосиновой лампы ее кожа казалась мертвенно-белой. Возле кровати стояла зажженная керосиновая лампа. Железная леди как ребенок боялась темноты.
В ужасе я отступила по коридору, открыв следующую дверь, нашла за ней спящую без одежды Шарлотту, она лежала свернувшись клубком с открытым ртом. Ее длинные распущенные волосы были разбросаны по подушке. Кроме комнаты родителей, больше похожей на музей, ничего, чем можно объяснить запрет на мое посещение западного крыла, я пока не обнаружила.
Подняв керосиновую лампу повыше, я заметила напротив Шарлоттиной еще одну дверь, поменьше остальных. Прислушавшись и не обнаружив подозрительных звуков, я попробовала открыть ее, но дверь оказалась запертой. Что за ней? Я попыталась нажать сильнее, и она наконец поддалась.
Включив ярче лампу, я смогла разглядеть в комнате живопись на стенах. На картинах неплохо были изображены животные, плантация, как я догадалась, Медоуз, но вся в деревьях и цветах. Я обнаружила шкаф с детской одеждой и коляску, в которой лежал ребенок. Мое сердце забилось сильнее, я подошла ближе.
Почему я никогда не слышала его крика, почему его держат взаперти? Чей это ребенок? Я подошла еще ближе к коляске и приоткрыла розовое одеяло… Это была кукла!!
– Как ты посмела сюда войти! – услышала я голос мисс Эмили и чуть не уронила лампу.
Повернувшись к двери, я увидела ее в ночной рубашке, с распушенными волосами и лицом, перекошенным от гнева.
– Как ты посмела нарушить мой запрет?
– Я хотела узнать, о каком младенце рассказывает Шарлотта, я хотела…
– У тебя не было никакого права, – перебила тетушка, – это не твое дело, – она подошла ближе, глаза горели гневом, шея была напряжена и при каждом слове так дрожала, что казалось, скоро лопнет. Она напоминала смерть, серая кожа, гнилые зубы и красные глаза. Страх лишил меня голоса, холодная волна прокатилась по спине.
– Я… Я не хотела беспокоить вас вопросами, но…
– Но ты заинтересовалась, – кивнула мисс Эмили, – как Ева плодом древа Познания, хотя ей и запретили его вкушать. Ничего не изменило тебя, ни работа, ни воскресная молитва, ни мои лекции, ты всегда будешь оставаться грешницей.
– Я не… – с трудом проговорила я, – я не хотела…
– Ты хотела найти дьявола, я понимаю, что тебя интересует, – усмехнулась тетушка, – тебя выдают глаза, и ты нашла ад.
– Я не понимаю.
– В этой комнате жил ребенок, пока не отправился в ад.
– Умер? Ребенок? Чей ребенок?
– Самого дьявола, – ответила она, – Шарлотта дала ему жизнь, но дьявол вдохнул душу.
– Что вы говорите?
– Я говорю, потому что ни от кого, кроме дьявола, она не могла забеременеть. Шарлотта один день, внезапно… понимаешь? – Она пристально посмотрела на меня. – Я понимала это, и когда она родила, мне хватило одного взгляда, чтобы убедиться.
– Вы сказали ей, что он чересчур много слышит? – догадалась я.
– Да, – ответила она. – Но, к счастью, он не выжил.
– Что вы сделали? – Сердце мое билось так, что я с трудом слышала свои слова.
– Ничего, но Бог внял моим мольбам, и одним поздним вечером… – В ее глазах промелькнула радость. – Но моя жалкая сестра, этот получеловек ничего не понял. И тогда я позволила ей мечтать. – Эмили обвела взглядом комнату.
– Это жестоко, – я посмотрела ей прямо в глаза. – Вы думаете мой ребенок – плод греха? Именно поэтому, вы заставляли меня выполнять непосильную работу и заставили выпить ведро касторки и морили голодом! Вы сумасшедшая идиотка, – я кричала, не давая вставить ей ни слова. Но она перебила меня.
– Ты высказалась! Выйди вон! – скомандовала она, я начала отступать к дверям, теснимая тетушкой. – Ступай на место!
– Я не вещь, я не останусь здесь больше, я уйду куда-нибудь, и вы не сможете меня остановить!
Как только я достигла двери, тетушка начала креститься и неистово кричать:
– Сатана! Изыди!
Я бежала и не могла остановиться, пока не покинула западное крыло. Лампа выпала из моих рук и разбилась, я оказалась в темноте. Дикая боль пронзила мой живот.
– О, нет, – кричала я, – о, нет… – У меня начались схватки.
Мисс Эмили медленно вышла из коридора и осветила меня, прижавшую к животу руки.
– Помогите мне, – умоляла я, – что-нибудь сделайте. – Я посмотрела у себя между ногами и увидела влажный пол, – у меня отходят воды.
Тетушка опустила лампу и убедилась в истинности услышанного.
– Попробуй встать, – скомандовала она, – быстро. Позади нее показалась Шарлотта.
– Что с ней, Эмили? Почему она лежит на полу?
– Помоги ей подняться, – тетушка пропустила Шарлотту вперед.
Я, с трудом превозмогая дикую боль, добралась до комнаты и упала на кровать, живот напрягся. Мисс Эмили вошла следом совершенно спокойная и поставила на стол лампу.
– Позови Лютера, – повернулась она к Шарлотте, – и скажи, чтобы принес ведро горячей воды. – Она взглянула на меня и злорадно улыбнулась. – Все, даже самое ужасное проходит, – и увидев, что испуганная Шарлотта стоит на месте, добавила, – пошевеливайся.
– О, Боже, – кричала я, – как больно.
– Не ной, самое страшное еще впереди, – заметила довольная мисс Эмили.
Она стянула платье и подогнула мои колени, потом положила руку мне на живот.
– Ну что ж, пришло время, – она улыбнулась, – теперь мы увидим, насколько ты сильна, чтобы перенести бремя греха.
Глава 16
Мой рыцарь в блестящих доспехах
– Толкай! – кричала, согнувшись надо мной, мисс Эмили, – ты не толкаешь, толкай сильнее!
– Я толкаю, – я глубоко дышала и снова напрягалась.
Боль была так сильна, что я уже начинала верить в теорию божественного наказания за мои грехи, выдвинутую тетушкой. Мама Лонгчэмп никогда не говорила мне, что рожать так больно. Я знала, что это не воскресный пикник, но не предполагала о подобных муках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36