Дворецкий принес ящичек отличных сигар и портвейн. Валентин поднялся и пересел на стул рядом с Шеем.
– Какого черта ты здесь делаешь? – прикрываясь стаканом, прошептал брат Элинор. – Я здесь потому лишь, что сестра попросила сопровождать ее.
– А на мне, если ты помнишь, долг, – сказал Валентин. В кои-то веки он был благодарен Мельбурну зато, что тот заставил его расплачиваться по старому обязательству. Будь это не так, ему пришлось бы признаться себе, что видеть сегодня Элинор в компании другого мужчины ему было неприятно и что взгляд, которым она его недавно одарила, его встревожил.
– Мне кажется, этот ужин должен считаться безопасным мероприятием, потому что на нем присутствую я.
– Откуда мне было знать? – солгал Валентин. – Сколько раз я просил вашего брата сообщать мне об изменениях запиской?
– Ну, по крайней мере, ты успел отведать знаменитого десерта, – хохотнул Шей.
– Кстати, о десерте. Нелл его, кажется, даже не попробовала. Она хорошо себя чувствует?
– Ее одолели женихи, – ответил ее брат. – Трое – утром, четверо – после полудня, причем все являются в надежде, что она уделит им несколько минут, чтобы они успели убедить ее выйти за них замуж.
– Семеро за один день? Ее брат кивнул.
– Честно говоря, если бы они не были столь неподходящими кандидатурами, я бы начал беспокоиться. Но уверен, что ни на одном из них она свой выбор не остановит.
– Ты полагаешь, что ни к кому из них она не относится всерьез?
– Нет, насколько я могу судить. Она со мной почти не разговаривает. Я превратился в одного из врагов.
– Потому что ты мужчина?
– Потому что я ее брат.
– Я думаю, она образумится, Шей, – сказал Валентин. – Ей просто хочется воспользоваться шансом, испытать что-то новое, прежде чем она остепенится.
– Какой ты сегодня рассудительный. Что это на тебя нашло? – Шарлемань протянул руку и пощупал лоб Валентина. – Ты не заболел?
Валентин усмехнулся.
– У меня бывают моменты прозрения, которые удивляют меня самого. И сейчас просто один из них.
Он чуть было не выдал себя. Нельзя, чтобы ее братья заподозрили, что он не ограничивается тем, что только присматривает за ней.
Тем временем лорд Хеннесси начал рассказывать какую-то непристойную историю о служанке и бароне. Валентин не поверил ни единому слову. Однако высказывать свое недоверие вслух воздержался, потому что пришлось бы выслушивать объяснения и мнения по этому поводу каждого из присутствующих, а он жаждал быть совсем в другом месте. Ведь пока не закончат обсуждать идиотскую сплетню, мужчины присоединятся к леди, расположившимся в гостиной.
Разумеется, он не собирался вести с Элинор серьезные разговоры, ему просто надо было узнать, что означал ее взгляд, и убедиться, что она не проявляет особого интереса к Ноулвиллу. В конце концов, пока Мельбурн не протрубил отбой, он все еще обязан присматривать за ней.
– Может быть, мы теперь присоединимся к леди? – спросил лорд Голдсборо. – Не хочу, чтобы они забыли о нашем существовании.
– Слава тебе Господи, – пробормотал Валентин, поднимаясь на ноги.
Шей фыркнул.
– Тебе нужно проводить больше времени в цивилизованном обществе.
– Нет уж, покорно благодарю. Лучше проводить там меньше времени. Тогда оно перестанет меня раздражать.
– Ты безнадежен.
– Мне говорили об этом.
Когда они вошли в гостиную, все леди над чем-то смеялись. Элинор тоже улыбалась. Он замедлил шаги, глядя на нее. Как все странно, однако. Всего несколько недель назад он считал ее всего лишь сестренкой своего друга, ребенком, которого он знал много лет, существом, скорее похожим на любимое дитя, чем на женщину.
Когда он вошел в комнату, леди Голдсборо обратилась к нему.
– Лорд Деверилл, там есть свободное место рядом с леди Вендермир, – воскликнула графиня, жестом указывая на старую даму.
– Вижу, – сказал он, усаживаясь рядом с Элинор.
– Вам следовало сесть рядом с леди Вендермир, – пробормотала Элинор. – Она туга на ухо, и ей не помешает компания молодого джентльмена.
– Пусть кто-нибудь другой развлекает ее. Я здесь не единственный мужчина, и предпочитаю, чтобы разговор был двусторонним.
Ему хотелось спросить, как она себя чувствует и не сожалеет ли о прошлой ночи. Однако, задав вопросы, пришлось бы остаться, чтобы выслушать ответы, а ему этого не хотелось.
– Я была удивлена, увидев вас здесь сегодня, – тихо проговорила она, пока остальные гости уговаривали леди Голдсборо сыграть что-нибудь на фортепьяно.
Валентин пожал плечами.
– Здесь можно поужинать не хуже, чем в любом другом месте.
– Значит, это никак не связано со мной?
Какое-то мгновение он просто смотрел на нее. Элинор предпочитала говорить прямо – он знал эту ее особенность. Обычно он тоже предпочитал прямолинейность, но только не сегодня.
– А разве должно быть связано?
– Нет. Наверное, нет.
– Видите ли, я подбросил монетку, – солгал он, – чтобы решить, пойти ли сюда или на суаре к Стюартам. Стюарты, правда, выиграли, но я вспомнил, что у них две незамужние дочери. Этим и объясняется мое присутствие здесь.
– Понятно. – Она взглянула на группу гостей, собравшихся вокруг фортепьяно. – Вы позволите мне задать вам вопрос? – медленно сказала она.
– Конечно.
– Прошлая ночь что-нибудь значит для вас? Проклятие!
– Прошлая ночь? Разумеется. Она была очень приятна, вы были необычайно красивы, а я очень давно не плавал. – Он чуть было не добавил, что не прочь повторить эксперимент, но вовремя спохватился.
– Плаванием вы давно не занимались, – согласилась она. – Зато остальным занимаетесь чаще.
– Я никогда не делал из этого тайны, Элинор, – сказал он в ответ. Боже милосердный, не может быть, чтобы она ревновала! Он этого не хотел, но не хотел, и обсуждать прошлую ночь. – Как покатались с Роджером Ноулвиллом этим утром?
– А как вы поболтали с сестрами Мэнделей?
– Скучнее не придумаешь, но это позволило убить время.
Она пристально посмотрела на него.
– Значит, не было ничего такого, что вы предпочли бы делать?
Он не понимал, то ли она хотела высказаться об отсутствии у него предприимчивости, то ли просто напрашивалась на комплимент. В любом случае ему пришлось бы кое в чем признаться, а он не был готов к этому, как не был готов терпеть ее разочарованный взгляд.
– То, чем я предпочел бы заниматься, было невозможно, поскольку вы оказались заняты.
Элинор удивленно приподняла брови.
– Вот как? Значит, вы…
– Да, но вы поставили условие, и я намерен отнестись к нему с уважением.
– Значит, вам всего лишь остается переключить внимание на следующую женщину?
Как будто он мог выбросить из головы Элинор. Разговор становился слишком откровенным и мог подтолкнуть его к анализу собственных поступков, то есть к самокопанию.
– Элинор, ведь это не я хотел изменить что-то в своей жизни. Этого хотели вы. И если вы пожелаете чего-нибудь еще, я с радостью помогу вам. Но не ждите, что я изменюсь хотя бы на йоту. Я вполне доволен своей жизнью в том виде, как она есть.
– Вы хотите сказать, что предпочитаете безответственность и ограничиваетесь ни к чему не обязывающими связями? – спокойно сказала она.
– А это уж вас, черт возьми, не касается. К тому же именно вы сказали «только одна ночь». – Он встал, все еще стараясь говорить тихо: – Не ждите, что я стану монахом или еще кем-то в этом роде потому лишь, что…
– Извините, – перебила она, тоже поднимаясь на ноги. – Если не возражаете, я должна выполнить кое-какие обязанности и заодно принять серьезные решения о своем будущем. От ваших слов у меня разболелась голова.
– Это у меня от вас болит голова, – сердито заявил он. – Оскорбляйте меня, если от этого вам становится лучше, но советую немного подумать. И тогда вы обнаружите, что скорее завидуете мне.
– Возможно, вы кое в чем правы, – призналась она, крайне удивив его. – Вы говорите и делаете, что хотите, водите компанию с теми, с кем нравится. Но вы ведь не любите никого, кроме себя самого.
Это было уже слишком.
– Спасибо за откровенность, – резко сказал он и, повернувшись, вышел из комнаты.
Только оказавшись в своей карете, он осознал, что все еще держит в руке бренди. Осушив одним духом стакан, Валентин бросил его противоположное сиденье. Если бы он лучше соображал, то напомнил бы этой девчонке, что всего лишь прошлой ночью она объявила его, чуть ли не героем. Разумеется, он не бесчувственный чурбан, но предпочитает ни с кем не делиться своими чувствами.
Валентин застонал. Плохо, когда человек начинает задумываться. Он давно понял это. Высунувшись из окошка, он стукнул ладонью о дверцу.
– Доусон, отвези меня в «Будлз».
– Слушаюсь, милорд.
Элинор вернулась за стол, пытаясь не смотреть на пустой соседний стул. Она слушала и не слышала монотонный разговор гостей, светскую болтовню Шея, мелодию джиги, которую извлекали из фортепьяно уверенные пальцы леди Голдсборо. Ну что ж, ей следовало ожидать, что Валентин не станет сидеть и слушать, как она его порицает.
Предполагалось, что сегодня все будет проще. После минувшей ночи все встанет на свое место, и она будет довольна. У нее состоялось приключение, она претворила в жизнь самые греховные свои мечты, причем всякий раз, когда видела Валентина, ей хотелось повторить все снова. Проклятие! Ведь предполагалось, что она забудет о том, что было вчера, и сосредоточится на том, как устроить свою дальнейшую жизнь.
Похоже, в этом и заключается проблема. Деверилл обеспечил ей приключение и пошел своей дорогой дальше, а она все не может сдвинуться с той точки, когда впервые ощутила восхитительную свободу, потому что были рядом с ним.
– Нелл, – сказал Шей, опускаясь на софу рядом с ней. – Я видел воров, приговоренных к казни через повешение. Они выглядели гораздо лучше тебя. Что случилось?
– Ничего. Я просто задумалась.
– Ты этим занимаешься с тех пор, как вернулась утром с прогулки с Ноулвиллом. – Брат бросил взгляд в сторону Роджера. – Он чем-то обидел тебя? Если так, то, несмотря на договоренность не вмешиваться в твои дели, я с радостью разорву его на части.
Интересно, высказался бы Шей подобным образом, если бы знал, что в ее задумчивости виноват не Ноулвилл, а Деверилл? Разорвать на части Валентина было бы, конечно, затеей более трудной и более опасной для жизни брата.
– В этом нет необходимости, – ответила она. – Я просто устала. Ты не проводишь меня домой?
– С удовольствием. – Встав, Шарлемань протянул ей руку. Извинившись перед лордом и леди Голдсборо, они попрощались и ушли. Как только подали их экипаж, Шей помог сесть Элинор и сам разместился возле нее.
– Извини, что заставила тебя уехать, – сказала она, пытаясь привести в порядок свои мысли. Ей не хотелось больше думать ни о Деверилле, ни о прошлой ночи. Но прервать поток воспоминаний оказалось непросто.
– Откровенно говоря, я сам искал повод удрать оттуда. Поехал только ради тебя и, само собой, ради знаменитого десерта.
Элинор заставила себя улыбнуться.
– А теперь говори, что случилось.
– Я уже сказала тебе, что просто…
– Устала. Да, я слышал. Похоже, у тебя с Валентином был интересный разговор. Пока он не ушел. Может быть, он был невежлив? Отпустил одну из своих обычных низкопробных шуточек?
Она поняла, что действительно расстроилась из-за того, что Деверилл ей сказал. Это были обычные циничные сентенции пресыщенного человека. Она привыкла их слышать – и всегда находила забавными. Но не сейчас. Нынче он пытался уверить ее, что ничто не затрагивает его чувств и не имеет для него никакого значения. Но ведь это подразумевало, что и она для него пустое место.
– Пожалуй, так оно и есть. Но когда слушаешь Деверилла, надо быть готовым воспринимать всякий вздор.
– Это уж точно, – согласился Шей. Они несколько минут сидели молча. Элинор делала вид, что ее клонит в сон, и притворялась, что не замечает, как насторожила Шарлеманя. Но тот был встревожен в течение последних нескольких недель, с тех пор как Элинор заговорила о свободе. Она вздохнула.
– Итак, кого ты считаешь лучшей кандидатурой для того, чтобы войти в нашу семью в качестве моего мужа?
Он вздрогнул.
– Что? Ты спрашиваешь меня? Ведь ты вроде бы поклялась не прислушиваться к нашим советам.
– Одно не исключает другого, – поддразнила его она. – Я лишь хочу узнать твое мнение.
– Ну что ж, только не Ноулвилл. Он страшный зануда, – пробормотал он.
– Разве его нет в списке Мельбурна?
– Мне кажется, там несколько неприемлемых кандидатур.
– Понятно! Шей нахмурился.
– Что тебе понятно?
– Я так и знала, что Себастьян не преминул составить список потенциальных мужей для меня. А теперь расскажи подробнее.
Он отодвинулся от нее как можно дальше, насколько позволяло ограниченное пространство кареты.
– Ну, уж нет. Если хочешь, спроси у Мельбурна.
– Чего ты боишься?
– Ответственности. Ведь ты начнешь отказывать каждому приличному мужчине из этого списка для того лишь, чтобы досадить его светлости.
– Тогда мне придется отказать каждому приличному жениху в Лондоне, чтобы он случайно не оказался в числе его фаворитов.
Шей усмехнулся.
– Не будь ребенком, Нелл. Мы сделали все, как ты хотела. А ты продолжаешь вести себя, как воинственная амазонка.
Амазонка. Надо же! Ей понравилось это сравнение.
– Дело в том, Шарлемань, что я больше не ребенок назови мне хоть одну вескую причину, по которой ни кто из вас даже не подумал о том, чтобы ознакомить меня со столь важным списком. А ведь предполагается, что включенные туда мужчины проведут со мной всю оставшуюся жизнь. Однако мне даже не позволяют узнать их имена! Кто принял такое решение?
– Что плохого в том, что тот, кого ты выберешь, случайно окажется в списке Мельбурна?
Элинор хотелось закричать. Она замечала, что чем больше она меняется, тем сильнее ее поведение возмущает и злит братьев.
– Я-то думала, что Мельбурн считается с твоим мнением. Интересно, покажет ли он мне список потенциальных невест для тебя?
У Шея побагровело лицо.
– Для меня такого списка не существует, – заявил он. – И тебе не удастся вытянуть у меня какую-нибудь информацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38