Ощутив, как напряглась рука Виолы, Джон позволил ей увлечь его прочь от герцогской четы.
– Что вы здесь делаете? – рассерженно прошипела она, когда они отошли.
– Причину моего появления нельзя объяснить шепотом в переполненном зале. Улыбайтесь, Виола, иначе не сумеете выглядеть бесстрастной. На нас все смотрят.
– Если чужие взгляды так вас раздражают, можете просто уйти, – предложила она. – Уверена, в Лондоне найдется много мест, где вы найдете желанные развлечения. Кроме того, приезд на бал к Кеттерингам, после того как вы отвергли приглашение, верх дурного тона.
Они прошли мимо хорошенькой рыжеволосой особы в светло-зеленом шелке, проводившей виконта умоляющим взглядом. Хотя Джон сделал вид, будто не заметил ее, Виола незамедлительно предположила худшее.
– Так вы здесь из-за Эммы Роулинс? – догадалась она. – Правда, злые языки только и говорят о том, что между вами все кончено, но, очевидно, ошибаются. Господи, как же вам нравится меня унижать!
От возмущения она задохнулась и умолкла.
– Только этим я и живу, – бросил он, раздраженный ее неприкрытым презрением. – Кроме того, обожаю отрывать крылья у бабочек. Хотя признаюсь, что мое любимое занятие – мучить беспомощных котят. Вот это действительно забавно!
Она рассерженно фыркнула и хотела отойти, но Джон успел сжать ее руку, стараясь сохранять самообладание. Не думать о лежавшем в кармане письме. Не позволить боли сломить его. Ссора с Виолой окончательно выведет его из себя.
– Не стоит затевать скандал, – предупредил он. – Лучше выслушайте меня. Завтра на рассвете я уезжаю на север, по делам, которые необходимо обсудить. Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.
– С глазу на глаз? Ни за что на свете!
Она снова попыталась вырваться, но он крепче сжал пальцы.
Виола повернула голову и несколько мгновений изучала его, прежде чем неохотно кивнуть:
– Хорошо, но вам придется подождать. Я приглашена на следующий танец. Отпустите меня.
На этот раз он повиновался и, поклонившись, смотрел ей вслед. Неестественно распрямленные плечи лучше всяких слов говорили о ее ненависти к мужу. Джон вспомнил о письме, о том, что оно означает для них обоих. Оставалось надеяться, что ее отвращение не настолько глубоко, чтобы не допустить возможности примирения. Если же она окончательно и бесповоротно решила порвать с ним, его жизнь превратится в ад.
Почему он приехал?
Этот вопрос терзал Виолу в продолжение всего танца. Ей было не по себе, и она никак не могла обрести равновесие. Странно, что Джон вдруг ощутил потребность поговорить с ней. О чем им говорить сейчас? И почему именно сегодня ночью?
Танцуя, она оглядывала зал. Искала его глазами, не в силах поверить, что он действительно здесь.
Он утверждал, что его привели сюда важные новости. Но она, как всегда, ничего не сумела прочитать по его лицу. Сейчас он стоял в большой компании. Разговаривал, улыбался и выглядел вполне довольным жизнью, хотя Виола по горькому опыту знала: будь это на самом деле так, он не явился бы сюда. И его голос звучал напряженно и жестко, что противоречило беззаботному виду.
Наконец она отвела взгляд от мужа и постаралась сосредоточиться на танцевальных па. Давно пора прекратить бессмысленные попытки понять Джона или его поступки.
Отголоски прежней боли шевельнулись в сердце, и это удивило Виолу. Казалось, она давно справилась с этой болью… И сейчас Виола старалась вновь обрести ту ледяную сдержанность, которая защищала ее от его лжи, но ее неловкость росла с каждой секундой. Краем уха она слышала назойливое жужжание любопытных, гадавших о причине столь внезапной встречи супругов. Ощущала пристальные взгляды светских сплетниц, пожиравших глазами Виолу, ее мужа и Эмму Роулинс. Через двадцать минут, когда закончилась кадриль, Виола едва держала себя в руках.
Не успела она вернуться к брату Энтони и невестке Дафне, как перед ней снова вырос муж и взял за руку. Невзирая на потрясенные взгляды и приглушенный ропот, Виола и Джон покинули бальный зал вместе.
Джон привел жену в библиотеку и закрыл за собой дверь. К счастью, он не собирался держать ее в неведении. С порога он перешел к делу:
– Перси мертв. И его сын тоже.
Виола тихо ахнула.
– Но как? Что произошло?..
– Скарлатина. В Шропшире разразилась настоящая эпидемия. Я получил известие сегодня вечером.
Виола покачала головой, пытаясь осознать сказанное. Умер Персиваль Хэммонд, кузен и лучший друг мужа.
Она коснулась его руки:
– Я знаю, он был вам как брат.
Но Джон, словно обжегшись, стряхнул ее руку и отвернулся. Она смотрела ему в спину, удивляясь себе. Зачем она вообще выказывала ему сочувствие? Следовало бы знать, что Джон его не примет.
– Я должен ехать в Уайтчерч на похороны, – бросил он, не оборачиваясь.
– Разумеется. Вы… – она осеклась.
Не воображает ли он, что она вызовется сопровождать его?
– Вы приехали просить меня ехать с вами?
Джон резко обернулся.
– Господи, конечно, нет! – выпалил он с такой яростью, что Виола вздрогнула, хотя иного ответа не ожидала.
Посмотрев ей в глаза, он тяжело вздохнул.
– Я не то хотел сказать.
– Разве?
– Не то, черт возьми! Если хотите знать, я думал о вашей безопасности. Вы не болели скарлатиной и легко можете заразиться.
– Вот как? – Она смутилась. – Я думала…
– Я знаю, о чем вы подумали, – оборвал ее Джон, потирая лоб. Сейчас он выглядел ужасно уставшим. – Впрочем, не важно, не стоит ссориться. Я наверняка знал, что вы не поедете.
Виола почувствовала невольное облегчение, но понимала, что это еще не все. Если он хотел сообщить о смерти кузена, достаточно было перед отъездом в Шропшир написать ей записку, тем более что она едва знала Персиваля Хэммонда.
Она вопросительно смотрела на мужа, но тот молчал. Взгляд его был устремлен в пустоту.
– Именно по этой причине вы приехали сегодня? – не выдержала, наконец, Виола. – Лично сообщить мне печальное известие?
Он взглянул на нее.
– Его сын тоже умер. Это меняет все. Вы должны понять.
Виолу как будто ударили. Впервые сдержанность изменила ей. К горлу подкатила тошнота. Виола даже не смогла скрыть, как потрясена.
– Но почему это должно что-то менять? – осведомилась она и поморщилась, услышав собственный изменившийся голос. – У вас есть еще один кузен. Бертрам тоже Хэммонд, а значит, может унаследовать титул и поместья вместо Перси.
– Бертрам? Это ничтожество даже галстук не умеет завязывать, – усмехнулся Джон, и Виолу вновь охватили дурные предчувствия. – Из-за нашего разрыва я был готов оставить поместья Перси, зная, что он будет управлять ими так же добросовестно, как я сам. Его сын тоже был человеком надежным. Берти – иное дело. Он мот и повеса, точная копия моего отца, и скорее ад замерзнет, чем он наложит свои жадные лапы на Хэммонд-Парк, или Эндерби, или любое из моих поместий.
– Не может ли этот разговор подождать до вашего возвращения? – спросила она, отчаянно желая остаться наедине с собой и хорошенько все обдумать. – Ваш кузен умер. Неужели вам безразлична его смерть? По-моему, вы даже не скорбите. Или так уж необходимо обсуждать проблемы наследства прямо сейчас?
Его лицо вдруг окаменело: редкое состояние для человека, чьи обаятельно-беспечные манеры были хорошо известны в обществе. Но Виола сразу распознала этот замкнутый взгляд, который за первые полгода супружеской жизни видела всего несколько раз, но никогда не могла понять.
– Первым долгом я обязан думать о поместьях, – объявил он, не давая вовлечь себя в спор. – Берти разорит их, промотает все состояние до последней монеты и пустит на ветер результаты моего тяжкого девятилетнего труда. Я этого не допущу.
Дурное предчувствие обдало душу зимним холодом. Виола тоскливо смотрела в карие глаза мужа, почти ощущая, как они твердеют, словно темный янтарь.
– Когда я вернусь из Шропшира, – сообщил он, – всякому отчуждению между нами будет положен конец. Вы станете моей женой не только по имени, но и в полном смысле этого слова, физическом и моральном.
– Моральном?
Ярость и отчаяние душили Виолу. Не сразу она обрела дар речи.
– Это вы мне говорите о морали? Забавно, не находите?
– Я знаю, что остроумие может считаться одним из многих присущих мне качеств, – протянул он, – но сегодня мне не до смеха. Речь идет о долге, и, увы, тут нет ничего веселого.
– Какое отношение имеет ко мне ваш долг? – осведомилась Виола, хотя уже знала, Боже, она знала!
– Я имею в виду ваш долг – жены и виконтессы.
В голове у нее шумело. Кажется, она сейчас упадет в обморок. Впервые в жизни.
– Да, – сказал он, похоже, читая ее мысли, как открытую книгу. – Понимаю, как неприятно вам мое прикосновение. Но, Виола, мне нужен сын. И он у меня будет.
Глава 2
Он не шутит. Помоги ей небо, он не шутит.
Виола в ужасе смотрела на Джона. Каждое произнесенное им слово отдавалось в голове барабанным боем. Он хотел наследника. Теперь, после стольких лет, он хотел наследника. После боли и унижения, которые ей пришлось вынести, не говоря уже об осуждении общества, обвинявшего ее в неспособности родить сына, после всех его измен он вдруг возжелал вернуться в ее жизнь и в ее постель!
– Никогда! Ни за что! – отрезала она и повернулась, чтобы уйти.
Но на плечи легли его тяжелые руки.
– Нам необходим наследник, Виола, и вы это сознаете. Теперь, когда нет Перси, мне нужен собственный сын.
– Он у вас уже есть, – презрительно бросила она, вырываясь. – Младший мальчишка леди Дарвин – ваш сын. Всем это известно.
– Ходят слухи, но в данном случае это ложь.
Виола недоверчиво фыркнула, но виконт спокойно продолжал:
– В любом случае я не придавал бы этому большого значения. Мне нужен законный наследник.
– Но при чем здесь я?
– Нравится вам это или нет, вы моя жена. Я ваш муж. Обстоятельства вынуждают нас поступать в соответствии с нашим положением.
– Ваши обстоятельства и ваше положение ни к чему меня не вынуждают. Я вам не племенная кобыла. Наш брак был и остается фарсом. Не вижу причин что-то менять именно сейчас.
– Не видите? Вы аристократка, сестра герцога и жена виконта. И прекрасно изучили законы, управляющие нашей жизнью.
Их взгляды встретились. Упрямые. Исполненные решимости. Жесткие. Она почти ощущала, как одна сила воли пытается сломить другую. Почти слышала бряцание стали о сталь.
– Я могу быть вашей женой. Формально. Не на деле. И пропади пропадом аристократия, законы и вы вместе с ними!
– Проклинайте меня сколько заблагорассудится. Но когда я вернусь с севера, мы будем жить вместе. Решайте, предпочитаете ли вы жить в нашем чизикском поместье или переехать в мой городской дом на Блумсбери-сквер. Когда выберете дом, известите Першинга и, пока я в отъезде, велите перевезти туда вещи.
– Вы и я под одной крышей? Господь не допустит!
– Одна крыша, один обеденный стол…
Он помолчал и окинул ее жарким взглядом.
– Одна постель.
– Если вы воображаете… если вы в самом деле… если считаете… если…
Она осеклась, поняв, что заикается и бормочет всякую чепуху. Но мысль о том, чтобы терпеть его ласки после всех женщин, с которыми он переспал, была так возмутительна, так невыносима, что она едва могла говорить.
Поэтому Виола глубоко вздохнула, попыталась успокоиться и начала снова:
– Вы безумец, если воображаете, что я позволю вам до меня дотронуться.
– Нравится вам или нет, но детей можно зачать единственным способом. И в этом нет ничего безумного. Супружеские пары занимаются этим каждый день, и отныне мы последуем их примеру. И поверьте, нам давно пора это сделать, поскольку вовсе не постельные игры стали причиной нашего отчуждения.
С этими словами он поклонился, повернулся и направился к двери.
Виола в отчаянии уставилась в его широкую спину.
– Боже, как я презираю вас!
– Спасибо за то, что уведомили меня об этом печальном факте, дорогая, – отпарировал он. – Иначе я бы не заметил!
Он уже взялся за дверную ручку, но помедлил и полуобернулся. Сейчас она видела его лицо в профиль. Каштановая прядь падала на лоб. К ее удивлению, на губах не играла обычная беззаботная улыбка. И в голосе звучала непривычная печаль:
– Я никогда не хотел ранить тебя, Виола. Жаль, что ты мне не веришь.
Не будь он таким негодяем, она могла бы поклясться, что в его глазах промелькнуло нечто вроде сожаления. Но этот негодяй и лжец никогда не любил ее.
Правда, она так и не успела убедиться в искренности его сожаления: лицо его вновь приняло беспристрастное выражение.
– Вы не можете меня заставить! Вы прекрасно знаете, как я вас ненавижу! Неужели вы способны лечь в постель с женщиной, которой вы противны?
– Постель очень удобное место для того, чтобы зачать наследника, но если у тебя есть иное предложение, я готов его выслушать. Конечно, прошло много времени, но, насколько припоминаю, рискованные любовные игры были одним из твоих излюбленных способов времяпрепровождения.
Виола вскипела, но, не дав ей сказать ни слова в ответ, виконт исчез.
Негодяй!
Кипя гневом, она стала метаться по библиотеке. Ненависть и злоба были так велики, что она задыхалась. Трудно поверить, что когда-то она питала к мужу совершенно иные чувства!
Девять лет назад, когда она впервые увидела Джона Хэммонда, все произошло как в романе. Стоя на другом конце переполненного бального зала, он отыскал ее глазами, улыбнулся, и вся жизнь Виолы разительно изменилась.
Тогда ему было двадцать шесть, и она могла поклясться, что не видела мужчины красивее: глаза цвета бренди, тело атлета, точеные черты лица. Он получил титул всего год назад, но с таким же успехом мог оказаться не виконтом, а простым торговцем – ей было все равно. В ту ночь, на балу, она страстно влюбилась в этого сильного, красивого мужчину, завоевавшего ее семнадцатилетнее сердце своей неотразимой улыбкой.
Она никогда бы себе не призналась, но сейчас он был еще более привлекателен, чем тогда. В отличие от многих своих ровесников не растолстел и не облысел. Кто угодно, только не Джон. Он по-прежнему обладал идеальной спортивной фигурой, а зрелость только придала ему сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31