И все это ради него.Обстановка маленькой, тесной комнатки была совсем простая; вероятно, здесь дворецкий короля мог поспать немного , не уходя из Вестминстера. Кроме узкой кровати под балдахином да столика с умывальным тазом и кувшином, в комнате ничего не было.Галеран прислонился к стене и замер, пытаясь разобраться в своих чувствах.Ей следовало бы довериться ему; он привез бы их домой целыми и невредимыми.Но, увы, такова уж Джеанна, — всегда, как раньше, так и теперь. Если ему нужна смирная, послушная жена, которая никогда не пытается принять участие в общих, пусть даже трудных делах, значит, судьба сыграла с ним злую шутку.Но нет, никаких злых шуток судьба с ним не играла. Галеран не мыслил себе другой жены. Да и разве нашлась бы другая, столь же прекрасная, столь же отважная, решительная, благородная…Он чувствовал, как желание завладевает им, но им с Джеанной предстояло еще долгое воздержание, покуда она не поправится. Что ж, подчас и воздержание бывает полезным.Тихо и осторожно, чтобы не разбудить жену, Галеран отворил вторую дверь, увидел Алину, Уинифрид и ребенка и успел приложить к губам палец прежде, чем Алина вскрикнула от изумления.Когда он закрыл за собою дверь, она спросила:— Добрые ли вести ты принес нам?— Да. Джеанна вне опасности, ребенок остается с нами, а Фламбар — в Тауэре.— Слава Создателю! Но что с Лоуиком?— Клянусь вратами рая, не могу понять! — вспылил Галеран. — Почему все так озабочены судьбой этого несчастного! Вот что значит родиться красивым!— Красивым? — фыркнула Алина. — Он красив, как племенной бык моего отца! Просто в душе он — честный дурень. Таких нужно защищать.Галеран весело расхохотался, так, что заболели скулы. Он повалился на скамью, слабея от смеха.— Бедняга Раймонд! Бык, надо же! — Но тут же стал серьезным. — А что же тогда Рауль? Его ты тоже будешь защищать?Алина залилась румянцем по самые уши.— Он не так глуп и может защитить себя сам. Как и ты.— Но Джеанна считала, что должна защитить меня от боя с Раймондом?Девушка подбоченилась.— И что же, ты сердишься на нее за это? Она любит тебя и потому хочет защитить. Что еще ей остается? Что остается нам всем в таких делах? Мы хотим уберечь от бед тех, кого любим, и это столь же обычно, как дышать.Он улыбнулся ее горячности.— Неужто? Отчего же никто никогда не говорил мужчинам, что такая защита — палка о двух концах?— Потому, быть может, что мужчины никогда не слушают.— Может быть, ты и права. Так что же, Алина, хочешь ли ты защищать Рауля?Она смотрела на него как зачарованная.— Не знаю…— Быть может, — сказал он, — ты просто не слушаешь себя.На кровати ближе к стене было расстелено одеяльце, на котором спала Доната. Неужели и она, когда вырастет, станет такой же, как ее мать и тетка, свирепой, как волчица, защищающая своих детенышей?Или своего самца.— Когда ее кормили? — спросил Галеран.— Перед тем, как нас забрали из монастыря. Она скоро проснется.Галеран уверенно взял Донату на руки, крепко прижал к груди. Ее пеленки опять были мокрыми, но это его совершеннo не беспокоило. Он держал девочку на согнутой руке, дотрагивался жестким пальцем до шелковистой кожи, тонкой, как лепесток цветка, внутренне содрогаясь от страха, что поцарапает ее.— Ты мне как родная, маленькая моя, — тихо пробормотал он. — Я дал клятву.Девочка зевнула, проснулась, открыла большие синие глаза и пристально посмотрела на Галерана. Но губки ее немедленно задвигались в поисках груди.— Есть, есть, и только есть, да? — усмехнулся он. — Ты отлично знаешь, чего тебе надо. Что ж, хорошо. Пусть тетя Алина переоденет тебя, и я отнесу к маме.Тогда у меня появится повод разбудить ее.Мне нужно, чтобы она проснулась.Мне нужна она.Доната безропотно позволила распеленать, обтереть и переодеть себя, только не сводила глаз с Галерана, будто понимала, что отныне он — главный в ее мире человек.Узнает ли она когда-нибудь, какую кутерьму вызвало ее появление на свет?Он постарается, чтобы она никогда об этом не узнала.Галеран взял девочку на руки и понес к Джеанне. Осторожно присев на краешек кровати, он потряс Джеанну за плечо.— Просыпайся, соня.Она медленно, неохотно потянулась; затем боль и явь дали о себе знать, и она охнула. Застыв в неловкой, скованной позе, она смотрела на Галерана и моргала.— Галеран? Где?.. Что?.. Ах, Доната…— Да, ей пора есть.Он положил ребенка на кровать и помог Джеанне сесть. Видимо, любое движение причиняло ей боль, но она ничем не выказывала, как ей трудно, лишь шумно вздохнула.Доната почувствовала, что о ней забыли, и захныкала.— Потерпи, маленькая. — Галеран дал девочке палец, за который та немедленно уцепилась, и спросил:— Ты справишься?— Ничего, не беспокойся. Только дай мне ее.Он взял ребенка и осторожно положил на колени Джеанне. Она тревожно, почти со страхом смотрела на него. Он знал, сколько всего ей хочется спросить, но Доната не могла ждать и уже начинала сердито кричать, прихватывая губками рубаху на груди Джеанны.Успокаивая ее, Джеанна подняла тунику, и несколько минут в комнате раздавалось только довольное чмоканье. Джеанна в упор взглянула на мужа, что было уже больше похоже на нее.— Так что же, все хорошо?— Почему ты так решила?— Ты какой-то… отдохнувший. Или счастливый?Дразнить ее дальше было нечестно. Галеран позволил себе улыбнуться.— Все хорошо. Ты права, я чувствую себя отдохнувшим и почти счастливым.Джеанна прикрыла глаза.— Слава богу.Но затем спросила:— А Раймонд?Галеран рассмеялся.— Честный бык? Здоров и свеж и отправляется рубить неверных.— Бык? — недоуменно протянула она, но потом тоже улыбнулась. — Умно придумано. Ему понравится.— Он доволен жизнью: теперь он убедился, что я не размажу тебя по стене, когда буду не в духе, и не отдам Донату на воспитание на кухню.Джеанна опустила глаза и поудобнее переложила ребенка, но Галеран понимал, что таким образом она просто выгадывает время, чтобы подумать. Но вот она посмотрела на него.— Так что ты хочешь у меня спросить?— Ничего.— Нет, что-то есть.Теперь не время для таких расспросов, да и вообще стоило ли затевать этот разговор? Не проще ли вернуться домой и сделать вид, что ничего не было…Ничего — кроме ребенка, которому он не отец, и другого, родного, похороненного под розовым кустом в Хейвуде.Но прошлого не воротишь, и можно лишь заботиться о нынешнем дне.Впрочем, один вопрос он мог ей задать спокойно.— Ты и меня считаешь честным дурнем, которого нужно защищать?Она сразу поняла.— Ах, Галеран, в этих делах мужчины почти ничем не отличаются от женщин. Ты бы мог спокойно стоять и смотреть, как я иду в трясину, и не пытаться помешать мне?— Нет. Но я всегда давал тебе идти твоим путем и верил, что ты знаешь, куда ступить. И ты могла бы ответить мне тем же.— А я оступилась и попала в трясину! Что еще хуже, потянула за собою тебя и Раймонда. Значит, я и должна была вытащить всех на твердую землю.— Но не так!От его громкого голоса Доната вздрогнула и выпустила грудь. Молоко все лилось, и Джеанна не сразу опомнилась, подставив под струйку подол рубахи и снова приложив дочь к груди.— Я знал, что делаю, — продолжал Галеран уже спокойнее. — Я не позволил бы им избивать тебя, пошли ты мне хоть слово.— Галеран, но я согрешила не только прелюбодеянием, я отвергла бога! Меня надобно было наказать.— Так тому и быть, — угрюмо ответил он. — Отошлем тебя обратно, чтобы ты получила все сполна.— Нет, благодарю.Она не замечала его гнева и улыбалась. В ее глазах Галеран прочел неожиданную для себя правду.— Ты успокоилась.— Да. Архиепископ Фламбар не хотел мне добра, но вышло так. Одиночество, покой и молитвы очистили меня даже от тоски по Галлоту и от злобы на мир, не оставлявшей меня с тех пор, как его не стало. Я лучше узнала себя, и в этом мне тоже помогло наказание. Я поняла, что не властна над моим слабым телом, боящимся боли, но властна зато над рассудком. Я стала сильнее и чище. Теперь я примирилась с собою и с богом и готова начать все заново, без ран и теней минувшего. А ты?— Был бы счастлив, если так.Галеран придвинулся ближе к жене, досадуя, что не может прижать ее к себе с такой силой, как хотелось бы после долгой разлуки. Перед ним была новая Джеанна — не упрямая девочка, не истерзанная сомнениями мать, не иссеченная розгами грешница.Тяжелое испытание выявило лучшее, что было в них, и теперь женщина, которую Галеран любил, сделалась ему стократ дороже.Джеанна приложила дочь ко второй, полной молока груди. Галеран не мог обнять ее, но, сидя рядом, рассказывал ей о том, как судил себя сам, что узнал о себе. Об Иерусалиме. О жестокой резне, о струящимся по улицам рекам крови. О своей попытке спасти от гибели детей, хотя сознавал, что идет на верную смерть.— Рауль останавливал меня, но я оттолкнул его, хоть и понимал, что могу осиротить вас с Галлотом. Я был не прав, но и теперь думаю, что в другой раз поступил бы так же. Чтобы спасти меня от смерти, Раулю пришлось ударить меня по голове, и я лишился чувств, а когда пришел в себя, долго еще не мог опомниться от того удара. Ум мой блуждал, и, верно, в этих блужданиях я лучше узнал себя. Они дали мне время понять, каково мое место в божьем мире и для чего Он создал меня.Он улыбнулся Джеанне.— Какое-то время Рауль боялся даже, не сошел ли я с ума, а я просто привыкал к тому новому, что появилось вокруг меня.— Я тоже удивлялась тебе. Ты всегда был добрым и сильным, но теперь в тебе появилась какая-то глубина. Она испугала меня, ведь я и помыслить не смела, что такой святой человек все-таки любит меня; я боялась, что твоя сила обернется против меня. Теперь я понимаю: чем сильнее, тем лучше. Тем крепче мы будем любить друг друга.Она протянула ему руку, и ее бледные, нежные пальцы переплелись со смуглыми, мозолистыми пальцами Галерана.— Господи, спасибо Тебе, — промолвил он.
Алина смотрела вслед Галерану, уносящему Донату к Джеанне, и понимала, что все кончено. Приключение закончилось.Значит, закончилось и другое. К примеру, осада ее крепости.Покружив в лабиринте проходных комнат, она нашла Рауля. Он болтал с Фицроджером и еще какими-то людьми, которые посмотрели на нее с недоумением — с какой стати женщина вмешивается в разговор мужчин? Рауль, однако, перемолвился еще парой слов с Фицроджером и тут же подошел к ней.— Что случилось? — спросила Алина.Рауль оглянулся и потянул ее за собой за занавеску. Алина думала, за занавеской тоже комната, но там оказался лишь тесный закуток с маленьким окошком, под которым шумели разноголосые толпы зевак, разносчиков и бродячих жонглеров. Очевидно, король решил посвятить еще один день встречам с подданными.— Наверно, мне не следовало отрывать тебя от дел, — сказала она.— Ну почему же? Галеран тебе сейчас и слова не скажет, он по уши занят Джеанной. — И Рауль подробно рассказал Алине, что происходило в палате короля в час утрени. Алина согласно кивала, но почему-то большая часть ее своенравного ума была занята не объяснениями Рауля, а его высоким ростом, статью, золотистой кожей и совершенно особенными улыбками.Видимо, и он это заметил, ибо, окончив рассказ, сказал:— Но ты ведь не за этим приходила?Алина силилась обуздать воспаленное воображение.— Ты думаешь?— Я надеюсь. — И он шагнул к ней, а она отступила.В крохотной каморке хватило двух шагов, чтобы упереться в стену и отрезать себе путь к дальнейшему отступлению.— Думаю, ты так же отчаянно хотела увидеть меня, как и я — тебя. — И он обнял ее за шею. — Так же отчаянно хотела коснуться. — Склонился к ней, опершись свободной рукой о стену. — И поцеловать.Алина не сказала «да». И «нет» тоже не сказала…Поцелуй его был сладок — именно таким он был и в ее мечтах, но губы не просто касались губ. Пусть он не прижимался к ней так же, как тогда, в Уолтхэме, но сейчас Алине казалось, будто душа его сливается с ее душой, обволакивает ее, обтекает, будя в ней желание столь сильное, что она обвила его обеими руками и воодушевленно ответила поцелуем на поцелуй.Покрывая ее губы легчайшими лобзаниями, он медленно высвободился из объятий.— Только недавно, — посетовала Алина, — я вообще ни с кем не целовалась. А теперь, наверно, не смогу без этого жить!Рауль нежно разгладил ее брови.— Не хмурься. Обещаю, в этом ты не будешь знать недостатка.— Только если останусь с тобою.— Да, думаю, это непременное условие.— Но ты ведь не хочешь жить в Нортумбрии…Алине совсем не хотелось говорить об этом, но именно здесь была загвоздка, и даже поцелуи не могли ничего поделать. Даже поцелуи Рауля де Журэ.Он перестал дразниться и посерьезнел.— Алина, место жены — в доме мужа.— Но твой дом так далеко!Он посмотрел на нее, потом улыбнулся — чуть-чуть, но и этого оказалось достаточно, чтобы Алина возрадовалась, что позади нее стена, на которую можно опереться.— Все это свалилось на тебя так внезапно, — сказал он. — Месяца не прошло, как мы с тобою встретились. Быть может, ты даже еще не до конца поняла, хочешь ли вернуться к мирной монашеской жизни.В его голосе прозвучал вопрос, и надо было ответить.— Да, я еще не вполне уверена.Но она солгала, ибо знала, что теперь уже никогда не сможет спокойно вернуться к целомудренной и мирной жизни в обители.— Ну, так отправляйся домой с Галераном и подумай об этом хорошенько. А я приеду за твоим решением на будущее лето.— Через год! Ах, негодник! Сначала приучаешь меня к поцелуям, а потом велишь ждать целый год?!Рауль изумленно воззрился на нее.— Но как же?..Но тут же в его глазах зажегся озорной огонек. Он понял, понял все слишком даже хорошо. Как всегда. Видимо, это его свойство разражало Алину больше всего.Она сделала шаг в сторону от стены и от него.— По-моему, ты просто ищешь повода поскорее уплыть восвояси и забыть обо мне. Ты любишь странствовать и не любишь сидеть дома. Ты оказываешься в постели с любой податливой бабенкой, которая тебе попадется. В любом городе вмиг найдешь злачные места. Конечно, у тебя жены по всему миру…Проявив военную сноровку, он схватил ее за плечи, зажал рот ладонью.— Алина, нет нужды выводить меня из терпения глупыми речами. Просто вели, и я уйду сам.И убрал ладонь с ее губ.— Не знаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51