Алина встретила его, стоя посреди комнаты с ножом в руке, готовая нанести смертельный удар. Рауль отметил, как умело она держит нож.— Ах, Алина, ты — восхитительная женщина, — улыбнулся он.— Правда? А я считала себя слабой напуганной женщиной. — Страх все еще стоял в ее глазах.— Важно, как ведут себя люди, когда они напуганы. — Он выложил покупки на стол. Стол здесь был намного прочнее и основательнее, чем дощатая развалюха в убогой каморке Пола. Можно посадить на него Алину, как там… — Ты хочешь оставить нож себе?Она с содроганием посмотрела на нож и бросила его на стол.— Нет, благодарю. Если на нас нападут, ты лучше управишься с ним.Если только не я сам нападу на тебя…Рауль нарезал хлеб, разорвал кролика на куски. — Ешь. Пей.Она взяла тощую кроличью ножку.— Что в монастыре?— Мне удалось дать Джеанне понять, что ты в безопасности, а она сумела прямо сказать мне, что хочет присутствовать на суде. — Он отпил вина из меха. — Ты оказалась права: она действительно хочет этого, и капризы тут ни при чем.Алиина взяла из его рук мех с вином, но пить не стала.— Джеанна никогда не была капризной. Ты просто не видел ее во всей красе. Она такая сильная, такая отважная…— Не думаю, что женщине обязательно быть сильной и отважной, — заметил Рауль, чтобы подразнить Алину; однако в глубине души он знал, что женщина вроде Джеанны ему не пара.— Предпочитаешь слабых и робких? — оскорбленно выпрямилась Алина.— Нет, пожалуй. Хорошо бы только, они чуть реже ввязывались в неприятности.Она подняла мех, сжала его, пустив себе в рот струю вина.— Понимаю, — едко промолвила она, вытирая рот. — Конечно, нам, женщинам, приходится молчать, когда мужчины, влекомые своей силой и отвагой, не говоря уже о гордости и твердолобости, ввязываются в неприятности куда большие, чем мы, а потом, хромая, плетутся домой, где их вылечат и пожалеют.— Хотел бы я прихромать домой, где ты, Алина, вылечила и пожалела бы меня.Алина вскинула на него глаза и засмущалась. В замешательстве она сдавила в руках незавязанный мех, и в стену ударила тугая винная струя.Рауль рассмеялся, отобрал у нее мех.— Не надо спорить. Зачем говорить о том, что может подождать. Ешь, а потом попытаемся заснуть, если это возможно среди такого шума.Покраснев, Алина отщипнула кусочек крольчатины.— Никогда не слышала, чтобы люди так шумели из-за…— Вероятно, здесь они чувствуют себя свободней, чем в покоях своих замков.— Но я слышала стоны и крики…Как бы в подтверждение ее слов, по дому разнесся приглушенный вопль, сменившийся громкими всхлипами и вздохами. Рауль почувствовал, как краснеет.— Алина, это от наслаждения, а не от боли.— От наслаждения?..— О господи, мы не можем оставаться здесь.Рауль отнюдь не был завсегдатаем веселых домов вроде этого и потому не вполне понимал, на какое беспокойное соседство обрекает себя и Алину.— Идем. — И он собрал со стола остатки еды и вино.— Куда? — Вскочив, Алина преградила ему путь к двери. — Куда? Я знаю так же хорошо, как и ты, что по всем постоялым дворам, по всем наемным домам уже разослана весть о моем бегстве. Ты можешь отвести меня разве что обратно в монастырь.— Возможно, это придется сделать.— Я не хочу возвращаться. Там мать-настоятельница… Она наверняка уже ждет меня с розгой наготове.— Она не посмеет…— Она может заявить, что я уже почти монашка и потому нахожусь во власти Церкви. Мы остаемся здесь.— Вряд ли нам удастся отдохнуть.— Я могу заснуть где угодно.Спорить было глупо, и Рауль решил уступить.— Прекрасно. Мы остаемся.Он опять выложил еду на стол, сел на кровать и принялся ужинать. У Алины, как и предполагалось, оказался отличный аппетит, и она почти не отставала от него. Вскоре они привыкли к звукам дома и перестали обращать внимание на шум, лишь изредка вздрагивали от особенно пронзительных воплей.— Ты уверен, что… — спросила Алина после одного такого крика. — Да, — с некоторым сомнением подтвердил Рауль. Ему вовсе не хотелось подробно объяснять Алине, как именно некоторые люди удовлетворяют свою похоть.Недоверчиво покачав головой, она доела хлеб.Когда стол опустел, Рауль откинул с постели тонкое покрывало.— Иди ложись.Помявшись, Алина скользнула под простыню и заворочалась на шуршащем соломенном тюфяке, подвигаясь как можно ближе к стене.— Постель в твоем полном распоряжении, yстраивайся.— Но на полу ты не выспишься как следует.— Ничего.— Рауль де Журэ, не говори глупостей. Тебе тоже нужно хорошо отдохнуть этой ночью. Ложись в постель. Обещаю визжать и драться, если ты посягнешь на мою честь.— В самом деле? — рассмеялся Рауль.— В самом деле. Я не намерена расстаться с девственностью в таком месте.Она не шутила. Рауль понимал: при необходимости Алина будет драться, как волчица. Он забрался в постель, стараясь лечь как можно ближе к краю.— Пожалуй, мне все-таки нравятся сильные и смелые женщины.— Конечно. Другие ни на что не годны.С этими словами она повернулась лицом к стене с видом человека, который вот-вот заснет.Рауль лежал и смотрел ей в спину. Да, он вправе был ожидать чего угодно, только не этого. Ей следовало смушаться, стыдиться, ворочаться без сна, обуреваемой теми же желаниями, что мучили его самого. Он надеялся по крайней мере обнять ее, и так, лежа вдвоем и разговаривая, они вместе пережили бы эту бессонную ночь в чужом шумном доме.Алина дышала медленно и ровно, потом начала тихо похрапывать, и Рауль понял, что она действительно крепко спит.Он усмехнулся, глядя в потолок. Алина Берсток была во всех отношениях замечательной женщиной.К своему удивлению, он заснул намного быстрее, чем рассчитывал, убаюканный ее мерным дыханием. Проснувшись утром, он обнаружил, что лежит, уютно прижавшись к ее мягкому боку, разнеженный сонным теплом и ароматом ее тела. Слава богу, в эту ночь он все же не нарушил данной Галерану клятвы. 18 Дом матушки Хелсвит еще спал, но по доносящимся с улицы слабым звукам, по яркому свету в щели дощатой стены Рауль понял, что наступило утро. Утро решающего дня.Протянув руку, он тихонько потряс Алину за плечо, честно борясь с искушением провести ладонью по теплому боку, изгибу талии, округлости бедра. Алина спала крепко, и он думал, что придется долго будить ее, но вот она вздохнула и, моргая, села на кровати.— Что такое? Уже утро? — сонно спросила она, отводя от лица спутанные пряди волос, и встряхнулась, как выбравшийся из воды щенок.Потом посмотрела на Рауля и вдруг отчаянно покраснела от корней волос до выреза рубахи.— Доброе утро, — сказал Рауль.Взгляд Алины блуждал, точно ища что-то новое в тесном пространстве комнаты, и наконец остановился на нем.— Я сразу заснула.— Как и обещала, — подтвердил Рауль, чудом не рассмеявшись.— А ты что делал?— Тоже заснул, хоть и не сразу.Ее глаза опять беспокойно забегали.— Так ты не…Рауль рывком сел, обхватил ладонями лицо Алины и посмотрел ей в глаза.— Алина, ты запомнишь каждую минуту нашей любви. Запомнишь на всю жизнь. Обещаю.Ее зрачки стали огромными, и за их чернотой почти потерялась голубая радужка.— Правда?Раулю снова захотелось рассмеяться или, наоборот, рассердиться, но он не сделал ни того, ни другого.— Правда.Она высвободилась из его рук, глубоко вздохнула.— Тогда все хорошо. Прости. Видишь ли, я вдруг подумала, что, наверное, мужчина неспособен провести ночь в одной постели с женщиной и не дать воли плотскому влечению. Конечно, — добавила она, искоса взглянув на него, — это должно зависеть от того, как сильно он хочет… Можно, я встану?Рауль выдохнул почти так же шумно, как она, сгреб ее за плечи, навалился на нее всем телом.— Что?!— Перестань болтать. Обрати свое рассеянное внимание к нижней части моего тела, и ты поймешь, как сильно мое желание любить тебя. Если и приходится быть таким удручающе благородным, то в награду хотел бы получить доверие.Глаза Алины все еще оставались непроницаемо черными, полные губы дрогнули и раскрылись.— О…Рауль прижимал ее к себе и думал, что большего искушения, чем сейчас, не испытывал ни разу в жизни. Сердце билось, едва не разрывая грудь, и стук его громом отдавался в ушах, природа гневно требовала презреть все клятвы на свете, но, когда он заговорил, голос его оставался спокойным и ровным.— Я желаю тебя, Алина, желаю неистово. Как только все устроится, мы обязательно поговорим о нашем будущем. Но даже муки ада не принудили бы меня овладеть тобою сейчас, тем паче без твоего согласия. Впрочем, это, как я убедился, было бы почти невозможно.— О, — повторила она. — Прости, я виновата. Но я не могла знать наверное…— Понимаю.Алина облизнула губы, что было с ее стороны изощренной жестокостью, если б только она понимала, как это действует на него.— Скажи, в чем заключается бесчестие?— Алина!— Я только подумала, что поцеловать меня ты бы мог…— Как ты думаешь, насколько я силен?— Бесконечно.И она действительно так думала, бедная, глупая, невинная девочка.Рауль оттолкнул ее и встал с кровати.— Сейчас я чувствую себя не сильнее Донаты. Ну же, вставай, нам надобно выбираться отсюда. Пора действовать.Алина поднялась, тщательно оправляя платье. Вид у нее был очень смешной, и Раулю страшно захотелось отшлепать ее. Неужели она такая невинная простушка, какой прикидывалась!..— Так что же мы станем делать? — спросила она, повязав голову голубым покрывалом.— Похищать Джеанну из монастыря я не намерен. Алина замерла.— Что? Почему?Конец покрывала упал с ее плеча. Рауль подхватил его и аккуратно подоткнул, радуясь возможности прикоснуться к ней.— Я заснул не сразу, и потому у меня было время подумать. Если мы пренебрежем приказом короля, это не приведет к добру. Но я верю, Джеанна имеет сообщить на суде нечто очень важное. Поэтому я хочу незамеченным пробраться в монастырь, чтобы увидеться с нею наедине, выслушать, а затем выступить на слушании от ее имени и сделать все, что она сочтет необходимым.Алина сдвинула густые брови.— За вторжение в обитель тебя ждет суровая кара. Ты готов к этому?..— Я ни в чем не уверен до конца, но ничего лучшего придумать не могу. И потом, как бы я, по-твоему, вывел Джеанну из монастыря, не вторгаясь в него? Итак, — продолжал он, выходя из комнаты вместе с Алиной, — коридор и галерею я видел. Расскажи все, что знаешь об обители.И Алина подробно поведала о монастыре.— Я мог бы перелезть через ту стену, — говорил Рауль, торопливо шагая по улице, — но совсем бесшумно этого не сделаешь.— Думаю, лезть надо только во время службы: тогда в саду никого не будет. — Алина взглянула на небо. — Первый час молитвы ты уже пропустил. Значит, придется ждать утрени, а тем временем начнется слушание!— Господи Иисусе, это слишком поздно!Тем временем они уже дошли до последнего проулка перед монастырем Святой Хильды, так ничего и не решив. Рауль смерил взглядом бревенчатую стену.— Перелезть я сумею. Остается только молиться, чтобы никто не услышал.— На это надежды мало. Быть может, мне отвлечь внимание на себя?— Отвлечь? Но как? — пожал плечами Рауль. Ей-богу, он обожал Алину и восхищался ее сообразительностью.— Если я появлюсь у ворот растрепанная и полоумная, это привлечет всеобщее внимание.— И обеспечит тебе порку.— А если тебя застигнут в святой обители? И потом, они не станут наказывать меня, пока ко мне не вернется разум, а к тому времени, я надеюсь, мы окажемся на свободе.Подобно Джеанне она пыталась уберечь от беды мужчину… Но спорить с нею сейчас бессмысленно.— Что ты им скажешь?— Ничего. Я просто немного не в своем уме. — И она полуоткрыла рот и закатила глаза. — По крайней мере, пока не кончится утреня.Рауль не мог удержаться от смеха.— А потом что ты им скажешь?— Что большой город напугал меня до беспамятства… Надеюсь, потом все уже закончится.Рауль покачал головою. Боже, какая она еще юная… Но ему необходим был отвлекающий маневр, придуманный ею.— Ну что ж. Ты убежала, думая найти Галерана и рассказать ему о вашем бедственном положении, но заблудилась и всю ночь пряталась, опасаясь нищих и разбойников. Теперь ты счастлива вернуться под мирную сень святой обители.Алина оглянулась, отступила в тень между двумя домами, разматывая голубое покрывало с головы; разорвала и вытащила ленты из уже порядком растрепанных кос. Рауль понимающе кивнул и рванул ворот ее рубахи, так что тот треснул. Затем зачерпнул пригоршню грязи и размазал ее по лицу и одежде Алины.Гордый тем, что так и не поддался ни единому из обуревавших его низменных желаний, он оглядел Алину с головы до пят и остался доволен.— Готова?— Готова, — улыбнулась она.— Смелая девочка.Он легонько поцеловал ее в лоб и развернул лицом к переулку, ведущему прямо к монастырским воротам.Мгновение спустя у монастырских ворот оглушительно зазвонил колокольчик. Рауль сосчитал до трех, огляделся, дабы убедиться, что рядом никого нет, отступил на шаг назад, разбежался и подпрыгнул, стараясь сразу ухватиться за край стены.Едва уцепившись, он понял, что его затея под угрозой. Стена, оказавшаяся довольно шаткой, накренилась, и Рауль почувствовал, что она вот-вот рухнет вместе с ним, так и не дав ему взобраться. Но стена все же выдержала, и вот уже он закинул ногу наверх и взглянул вниз, в сад. Монашки толпились в дальнем цветнике, а у самой стены, в травнике, никого не было.Рауль повис на руках, мягко спрыгнул наземь и сразу же спрятался в углу сада за кустом.С другой стороны сада раздался горестный вопль Алины, тут же сменившийся взрывом восклицаний, охов, возбужденной болтовни. Видимо, туда сбежались все обитатели монастыря. Раулю оставалось лишь надеяться, что сестры уведут Алину в келью или в лазарет; было бы несколько неудобно пробираться к келье Джеанны, пока вся обитель толпится в саду.Уведут в лазарет? Значит, ему пора уносить ноги. Следуя первой части плана, Рауль проскользнул сквозь аптечную комнатку в пустой, к счастью, лазарет и подошел к двери, ведущей в часовню.Узнать, что скрывается за этой тяжелой дверью, было никак нельзя, но он даже удивился бы, если б в часовне не оказалось ни души. Дверь, по-видимому, открывалась за алтарем, чтобы болящие сестры могли не только слышать, но и видеть службу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51