— Так какую же цель преследовал архиепископ? Можем ли мы верить, что он был столь тронут вашим горем и опасностями, грозящими вашей возлюбленной и ее ребенку, что счел нужным рисковать своим саном и самой жизнью, чтобы помочь вам?Опять воцарилось молчание, ибо наступал решающий миг. На лице Фламбара отобразился ужас.— Ну же, сэр Раймонд, — почти ласково промолвил король, не сводя глаз с Фламбара. — Поведайте нам, как объяснил архиепископ свое желание помочь вам завладеть замком Хейвуд.Лоуик озирался вокруг, и Галерану было искренне жаль его. Сейчас он ходил по лезвию ножа и сам знал это.— Сир, архиепископа возмущала мощь Вильяма Брома и его семьи. Он полагал, что мог бы получить больше власти над севером, если б имел сторонника в Хейвуде.— Отчего же он так пекся об одном маленьком замке, когда владения Церкви простираются от побережья до побережья?— Сэр Вильям не жаловал его, сир.— Но разве архиепископ с самого начала проявил столь живой интерес к вашему делу? Каково было его поведение, когда вы впервые пришли к нему после возвращения лорда Галерана?Лоуик помрачнел.— Он выслушал мою мольбу о помощи, сир, но…— Но ничем не помог. Когда же он переменился?На лбу у Лоуика выступили крупные капли пота, ручеек пота уже струился по виску, но отвечал он твердо.— Когда пришла весть о гибели вашего брата, сир.— Вот как, — отойдя на несколько шагов, промолвил король. — Лишившись главного своего защитника, он захотел полной власти над Нортумбрией. Да, это было бы грозным оружием. Вот только против кого оно было бы направлено?Фламбар несколько овладел собою и уже готов был сражаться за свою жизнь.— Сир, я лишь пекся о том, чтобы на севере Англии должным образом соблюдался порядок. Для того ваш брат и направил меня туда.— Для того ли? Но отчего тогда ваш интерес к делу сэра Раймонда так возрос после безвременной кончины моего брата?— Сир, мне нужно было время, дабы обдумать как следует его дело. Как вы изволили убедиться нынче, случай не из простых.— Полагаю, подделка документа как раз и была способом упростить его. Как и, — невозмутимо продолжал король, — покушение на жизнь лорда Галерана?Фламбар облизал пересохшие губы.— Покушение?..— Нынче утром лорд Фицроджер взял под стражу вашего слугу, милорд архиепископ. Он уже сообщил нам много нового. Самострел — дьявольское оружие. Даже папа согласился, что его допустимо применять только против неверных.Генрих повернулся и со зловеще-довольным видом в мертвой тишине сел на трон.Лоуик рванулся к архиепископу.— Вы? Так за этим нападением стояли вы?— Ранульф Фламбар, — промолвил Генрих, жестом останавливая Лоуика, — объявляю вам, что вы подозреваетесь в покушении на убийство, в подлоге и в значительном превышении вашей клерикальной власти.— При всем уважении к вам, сир, — возразил Фламбар, перебегая взглядом с короля на архиепископа Лондонского, — у вас нет власти над иерархом Церкви.— Ax, нет? Милорд архиепископ Лондонский, возможно, вы хотели бы, чтобы я поместил этого сомнительного слугу Церкви в надежное место, покуда будет произведено полное дознание по его делу?Фламбар, как известно, не пользовался особой любовью. Архиепископ едва приметно улыбнулся.— Сир, Церковь будет благодарна вам за содействие.— В таком случае, я повелеваю заточить его в Тауэр на срок, необходимый для выяснения истины. — И, прежде чем, Фламбар успел возразить, король продолжал: — Мне кажется, что архиепископа Дургамского мучит своенравие и снедает гордыня. Вероятно, он нуждается в наказании, дабы узреть гибельность своего поведения и спасти душу от вечных мук.— Хлеб и вода творят в подобных случаях чудеса, сир, — заметил архиепископ Лондонский.— Верно, верно, — кивнул король. — Кроме того, совсем недавно архиепископ сам рекомендовал телесное наказание для сломления греховной гордыни… — Ах, да. — Глаза престарелого архиепископа Лондонского засветились почти добродушным весельем. — Десять ударов в каждый час молитвы, не так ли, сир? — Как мудро. Как справедливо. — Генрих кивнул Фицроджеру. — Проследите за этим, друг мой. — Охотно, сир. — И Фицроджер направился к дверям вслед за упирающимся Фламбаром.— Вы еще пожалеете! — вопил тот, в то время как стражники под руки вели его к выходу. — Я вам еще понадоблюсь, как вашему покойному брату!Генрих лишь улыбнулся.— Ступайте добром, Фламбар, не то я прикажу удвоить число ударов.Покуда архиепископа и его присных выдворяли из палаты суда, Галеран гадал, неужели вся сцена суда, исключая неожиданности, была заранее задумана. Вероятно, Генрих понимал, что Фламбар может быть ему полезен, но лишь как униженный, сломленный раб, а не как человек, обладающий достаточной властью, чтобы угрожать королю. Сегодня Генриху представился удобный случай сломить Фламбара.Воистину, Генрих Боклерк интересный человек, но Галеран предпочел бы провести жизнь подальше от его орлиного взгляда.Мольбы и угрозы архиепископа затихли за закрытой дверью, и король обратил внимание на тех, кто остался: на Галерана, Рауля, лорда Вильяма и Лоуика. Монах-писец Варвик и архиепископ Лондонский отныне были только наблюдателями— Сир, — сказал Галеран, — я должен идти к жене…— Еще минуту, милорд. Уверяю вас, она в безопасности и отдыхает под самой надежной из защит.С этими словами король повернулся к Лоуику.— Итак, сэр Раймонд…Но, к удивлению Галерана, не Лоуик, а Рауль шагнул к трону и опустился на колено перед королем.— Ваше величество, дозвольте мне сказать.— Сэр? Я не предполагал, что и вы принимали участие в этом деле.Рауль усмехнулся в ответ.— Я желал бы остаться в стороне, сир, но леди Джеанна просила меня говорить здесь от ее имени.— Леди Джеанна, разрешите вам заметить, — в словах короля ясно слышалось предостережение, — находится вне всякой опасности. Большая часть вины с нее уже снята, и если она заслужила наказание, то уже получила его.— Но ее беспокоит судьба Раймонда Лоуика, сир.Наступило гробовое, изумленное молчание, которое нарушил лишь Галеран, с шумом выдохнув воздух. Так вот где… вот где ждало его предательство?— Леди Джеанна не испытывает глубоких чувств к сэру Раймонду, — продолжал Рауль, будто не замечая, какое оцепенение вызвали его слова. — Но она считает себя виновной в его злоключениях, ибо именно ее действия в минуту помешательства заставили его согрешить. Она молит о милосердии к нему и просит, чтобы душа ее мужа не была отягощена смертью Лоуика.— Ах, так она и о муже немного тревожится? — едко осведомился Генрих.— Ее тревога о муже поистине велика, сир, — хладнокровно отвечал Рауль. — Если она полагает, что сэра Раймонда не в чем винить, то подумайте, как должна она относиться к безвинно оскорбленному мужу. Единственное ее желание — сделать для него все возможное и не вынуждать его увечить других, что, как ей известно, ему не по душе.— Включая необходимость высечь ее, — промолвил Генрих. — Удивительная женщина, хотя я, пожалуй, в какой-то мере разделяю чувства Фламбара относительно нее. Не пристало женщине поступать так, как поступила она, и вмешиваться в дела мужчин.Поняв наконец, что происходило с Джеанной в монастыре, Галеран принялся перебирать в уме слова, которые скажет ей при встрече. Но вначале нужно исправить положение. Он преклонил колени рядом с Раулем.— Сир, если жена моя своими поступками невольно оскорбила вас, я прошу за нее прощения. Полагаю, что лишь глубокoe раскаяние заставило ее вести себя подобным образом.— А обычно она — смирная, хорошо воспитанная женщинa, не так ли?Судя по тону Генриха, он в этом сильно сомневался, и Галеран решил, что отвечать не стоит, можно просто пожать плечами.Генрих рассмеялся.— Да, подчас женщины подобны шипам, терзающим плоть мужчин, особенно острые умом, как ваша супруга. Но они сторицей воздают нам за каждый укол. Встаньте, друзья мои, вы сделали свое дело. Итак, — внезапно обратился он к Галерану, — присоединяетесь ли вы к просьбе вашей жены о милосердии?Галеран взглянул на Лоуика, немного жалея, что поединок так и не состоится.— Сир, я простил жену и не думаю, чтобы вина сэра Раймонда в прелюбодеянии была больше, чем ее вина. За иные его грехи, однако, я смиренно просил бы вас последоватьсовету архиепископа Лондонского и отправить сэра Раймонда сражаться за божье дело. Его недюжинные военные дарования надобно поставить на службу Христову.«И тогда, милостью божией, я никогда больше не встречусь с ним», — подумал он про себя.— Что скажете, сэр Раймонд? — обратился король к Лоуику.Тот выглядел скорее встревоженным, нежели умиротворенным.— Сир, я с благодарностью принял бы столь милостивый приговор, когда лорд Галеран дал бы мне слово, что не станет впредь наказывать леди Джеанну и не причинит никакого зла моей дочери.По сжавшимся в ниточку губам короля Галеран увидел, что тот теряет терпение, и решил вмешаться.— Раймонд, как могу я причинить зло невинному дитяти или Джеанне, которую так люблю?Лоуик недоверчиво нахмурился, и Галеран понял, что его на самом деле снедает тревога за Джеанну. Он действительно пекся о безопасности Джеанны и Донаты.— Любому человеку нелегко принять неверную жену, да еще с чужим ребенком. Ты ударил ее, мне рассказывали.Галеран часто гадал, каким злом отзовется тот удар, и оправдания не имели никакого значения. Теперь он знал это. Быть может, все мытарства, какие им пришлось пережить, были вызваны этим ударом, раздувшим страхи Лоуика.— Раймонд, тогда я поднял на нее руку первый и единственный раз с тех пор, как мы оба были детьми, и никогда впредь не сделаю этого. Клянусь бессмертием моей души.Красивое лицо Лоуика исказилось от мучительного раздумья.— А Доната?— Она уже мне как родная дочь.Помедлив немного, Лоуик кивнул, хотя складка между его бровей еще не разгладилась.— Тогда я от всей души прошу у тебя прощения за то зло, которое пытался причинить тебе, Галеран. — И он снова преклонил колени пред королем. — Сир, теперь я вижу, как далеко завели меня на путь порока моя беззаконная любовь и ественные чувства к моему ребенку. И моя постыдная жажда чужой земли, — решительно добавил он. — Если вашe благословение все еще со мною, сир, я с радостью пойду сражаться за дело Христово.— Да будет так, — нетерпеливо сказал Генрих и махнулрукою, веля Лоуику выйти.Затем вернулся на трон, снял корону и бережно положил ее на низкий столик подле себя.— Этот малый — из тех благородных дурней, что сеют вокрут себя разрушение и смуту безо всяких дурных намерений. Теперь вы довольны, лорд Галеран?— Совершенно, сир, если моей жене и ее ребенку ничто не угрожает и мы можем воротиться домой.Генрих повел бровью.— В вашем голосе, милорд, мне слышится нечто большее. Вероятно, после всего, что вам довелось здесь узнать, вы все же хотели бы побить жену. Пожалуй, порки ей все-таки не миновать.— Вы полагаете, сир? — Но король был прав: чувство облегчения мало-помалу вытеснялось острым раздражением. — Рауль де Журэ оказался вовлеченным в это дело лишь потому, что кузина моей жены, сбежав из монастыря, попросила его о помощи. Но жена не велела ей говорить ни слова о наказании, которому подвергалась по приказу Фламбара, ибо знала, что я непременно прекращу его. Судите сами: коли я сам не хочу бить жену, то равно и не желаю, чтобы ее били другие.Генрих щелкнул пальцами, и к нему подбежал паж с кубком вина.— Я узнал об этом от лорда Фицроджера. Как вы легко можете догадаться, жена ваша сносила побои, избавляя вас от обязанности наказывать ее самому. Ведь я обязательно присудил бы вас к этому, несмотря на ваш свирепый взгляд. Порядок должно соблюдать. Но теперь мы можем объявить во всеуслышание, что она подверглась заслуженному наказанию, и нужды нет уточнять, при каких обстоятельствах.На это Галеран не нашелся, что ответить.— Как видно, — продолжал Генрих, — леди Джеанна безропотно приняла наказание еще и потому, что понимала, насколько Фламбар превышает данную ему Церковью власть. На редкость умная и решительная женщина.— Да, сир.— Которой вы сейчас с удовольствием свернули бы шею. Что ж, дело ваше. — Неожиданно король обратился к лорду Вильяму: — Милорд, сегодня я послужил вашей семье. Надеюсь, вы послужите моей.У лорда Вильяма были все основания подозревать, что главную службу король сослужил самому себе, найдя способ бросить Фламбара в темницу с благословения Церкви и обязав Вильяма Брома помощью в деле его сына; но он лишь отвесил глубокий поклон.— Сеньор мой, я дал клятву вам.Разумеется, от Генриха не укрылась его сдержанность, но все же теперь Вильям Бром, человек влиятельный и умный, был у него в руках.— Отныне вы и ваши близкие можете рассчитывать на мое благоволение. И вам нет нужды опасаться Фламбара или другого архиепископа Дургамского. Я намерен раз и навсегда лишить прежней власти эту епархию.Генрих взглянул на Галерана, пригубил вино и вдруг рассмеялся, показывая отличные белые зубы.— Для того ли, чтобы поцеловать, для того ли, чтобы задушить, но вам не терпится скорее увидеть жену, не так ли? Ступайте, милорд. Паж отведет вас к ней. Но только прошу вас, не убивайте ее прямо здесь. И служите мне на севере верой и правдой. 21 Так она здесь? Галеран рассчитывал по пути до монастыря или до дома Хьюго привести в порядок смятенные чувства и приготовиться по-доброму встретить Джеанну, но, как оказалось, ему всего и надо было пройти вслед за пажом через три комнаты, а в четвертой он уже увидел жену.Она крепко спала, лежа на боку, спиною к нему, в какой-то неловкой позе; туника была разрезана сзади и не закрывала спину, так легче было мазать ее зеленоватым бальзамом. Галерану оставалось лишь надеяться, что мазь смягчала боль, но скрыть опухшие, багровочерные рубцы от розги, сеткой покрывавшие истерзанную кожу, не могло бы и самое целебное снадобье.Гнев Галерана улетучился, осталась лишь ярость на тех, кто сделал с нею такое. Жаль, он не может сам отхлестать Фламбара.Но вот гнев вернулся, споря со свирепой гордостью. Какая же она смелая, его жена! Да, конечно, первое бичевание она, наверное, вынесла легко, и второе тоже, но затем, когда становилось с каждым разом все больнее, продолжала терпеть, прекрасно зная — ведь это она послала Алину в побег, — что может одним словом положить конец мукам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51