Ваня рокотал:
- Как же можно!.. Мы с ним большие друзья сделались за это время...
Алексей Иваныч пожал своим косым плечом и отвернулся к окну.
Худолей, извинившись, пошел обходить своих больных, а Наталья Львовна, дотронувшись до локтя Вани, спросила:
- Вы не хотите его видеть, - скажите?
- Лю-бо-пыт-но бы было о-чень!.. - оттрубил Ваня. - Вы сказали, можно к нему?
- Можно, можно!.. Он уже ходит!.. Можно сегодня... сейчас... Вы хотите?
Очень просящие глаза были у Натальи Львовны, и нельзя было Ване, глядя на нее, не захотеть сейчас же ехать к Илье.
Он тут же пошел одеваться, и пока не было его, Алексей Иваныч смотрел на нее подозрительными, новыми для нее, насторожившимися глазами, и на торопливые, скачущие ее вопросы отвечал совершенно невпопад.
- Ну, хорошо... Я - другое дело, конечно, но вы... вы?.. Я-то давно уж знаю Илью, но вы что нашли в нем? Надутый, чванный... и не талантливый, в конце-то концов... И неумный, - да... Вы знаете, - он совсем неумный!..
Сидя на извозчике рядом с широким Ваней, Наталья Львовна силилась найти еще что-нибудь, совершенно уничтожающее Илью: вдруг он опять, как два дня назад, не захочет ее видеть?
А Ваня усмехнулся на ее слова:
- Вы думаете так о нем?.. Как на кого, конечно... А по-моему, он интересен... Я, конечно, еще менее умен... и талантлив... но мне казалось, что Илья... Извините, я его без батюшки называл, а он меня и того проще...
- Вы - сила, - это видно, - вы атлет, - я знаю, - торопливо перебила Наталья Львовна, - ну, а Илья... Илья, - что такое?.. Тоже сила?..
- Увлекательный человек!.. Илья - человек больших планов и... я бы сказал... большого спокойствия.
- Спокойствия и... планов?.. Ничего не поняла!.. Спокойствия больше всего в камне лежачем, под который и вода не течет!..
- Однако же вот в нас с вами его нет, - улыбнулся Ваня. - И в вашем знакомом, который стрелял в Илью, тоже...
- В нем-то меньше всего!.. Так спокойствие?.. А вы знаете, из-за чего стрелял в Илью этот... мой знакомый?
- Романтическое что-то... Это мне неинтересно, как царство небесное, - рокотнул Ваня.
- Вам-то да-а, а вот Алексей Иваныч погиб!.. Почему же, скажите?.. Потому что он маленький человечек?.. Покушался маленький на большого, а у большого своя судьба: в огне не горит, в воде не тонет... и вся история эта - только деталь лишняя в его биографии... Алексей Дивеев без биографии, а у него, у Ильи Лепетова - био-гра-фия!.. И что же ему какие-то Дивеевы и Добычины?
- Вы им обижены, Ильей? - повернулся к ней Ваня.
- Я - я?
Наталья Львовна задержала слезы и вздернула плечи.
- Вот еще глупости: оби-жена!..
А так как в это время размокшая от мелкого дождя оборванная афиша мелькнула в стороне на углу, она добавила:
- Мы - люди афиш с ним были... иногда позволяли себе театральные жесты...
- Да, и через это увлеченье он прошел, - он говорил мне... Хорошо, что не задержался!
- Хорошо? - удивилась Наталья Львовна. - А вы знаете, мы, его товарищи, видели в нем талант!
- Это разве большая редкость?..
- Ну да... я забыла... вы цените больше спокойствие и... что еще?.. Да, большие планы!..
Ветер, полевой и вольный, но стесненный улицами, налетал то справа, то слева, и был кругом неприятный шум, свист, лязг и дребезг, обычный в городе зимой, и говорить было трудно, но Наталья Львовна, сидя с тем, кто если не лучше ее, зато п о з ж е ее знал Илью, как будто соприкасалась с самим Ильей.
Скверные лошади были у извозчика... Они бежали ли, или это только хитрый отвод глаз - бег на месте?.. Менялись размеры и цвет оборванных афиш по сторонам, видных из-под верха экипажа, значит, бежали все-таки, но, может быть, не к больнице?..
И хотя знала она, что еще очень рано для посетителей, и придется дожидаться в больнице часа два, и то и дело говорить этому грузному художнику: "Теперь уж совсем скоро, - минут пять еще, не больше... Пройдемся вот сюда, посмотрим... Не волнуйтесь..." - хотя знала, все-таки нетерпеливо слушала стук восьми подков о скользкий булыжник.
И еще странное было: жидкие разъезженные рессоры слабо отражали толчки этих булыжников, часто бросали ее плечо о плечо Вани, но она не его все-таки, а Илью ощущала в эти моменты рядом с собой.
- Ну да, большие планы, - говорил между тем Ваня, - это мне всегда нравилось, и не только в Илье...
- Я не понимаю, что это за большие планы!.. Объясните!
- Не берусь объяснить... Нет...
- То есть, вы-то сами уверены ли, что они большие? - и посмотрела на Ваню очень недоверчиво.
- Я думаю... что это зависит от времени... Если настанет крупное время, то и людей за уши вытянет... И даже очень многих... а не только избранных.
- Время?.. А Илья?.. При чем же тогда Илья?
- Илья?
Ваня вдруг улыбнулся длинно, и от этой улыбки большое лицо его стало намекающим, почти шаловливым, почти по-детски хитрым.
- Илья думает, что наше время очень скоро станет временем очень крупным...
- Почему думает? - насторожилась Наталья Львовна.
- Мы с ним бродили тогда по Галате... это в Константинополе... грязные очень кварталы... И вот он говорил...
- Но ведь думать мало, надо знать!..
- Он на чем-то основывал это... Только я, признаться, забыл...
- За-бы-ли?.. Ну да... Потому что вам скучно было слушать всякую его чепуху!.. Скучно!..
- Не то что скучно, а... как бы это сказать...
- Нет! Скучно!.. Скучно!.. Так же и мне сейчас скучно!.. Боль-ши-е пла-ны!.. Скучно, и все!
И Наталья Львовна замахала рукой.
В больнице у дежурного врача уже не она, а Ваня взял билетик на свидание с Ильей.
Очень встревожена, очень взволнована была Наталья Львовна, когда входила с ним в знакомый коридор хирургического отделения. Этого коридора с белыми деревянными диванами и стеклянными высокими дверями палат она боялась теперь. Но сестра или сиделка в белом халате была уж другая теперь, старушка с кротким ликом. Ваня очень уверенно пробасил ей фамилию Ильи, и она радостно почему-то закивала головой, точно к ней самой пришел в гости этот молодой бог здоровья.
- Я только скажу ему, больному. - может быть, он сюда выйдет...
И голос у этой сиделки оказался тихий, ласковый, очень семейственный.
- Ага!.. Да... Скажите: Сыро-мо-лотов! - очень густо протрубил ей вслед Ваня.
И когда, кивая ему назад головой, пошла к недоступной два дня назад и раньше высокой двери старушка, Наталья Львовна, неожиданно для себя самой, спряталась за широкую, как сани, Ванину спину.
И несколько мгновений этих, когда скрылась за дверями старушка, очень они показались долгими, и больно стало, гулко и крепко биться сердце.
А глаза из-за спины Вани все на дверь, - и вот отворилась эта дверь, и лик у старушки сияющий:
- Пожалуйте в палату... Очень рад вас видеть...
- Да ведь и я рад!.. Как же...
Ваня хотел было пропустить вперед себя Наталью Львовну в дверь палаты, но она решительно толкнула вперед его, а сама, глядя упорно вниз под ноги на белый с красными каемками половик, зачем-то опускала торопливой рукой узенькую вуальку со шляпки.
Но вуалька была приколота и даже не прикрыла глаз, и когда она услышала радостный вскрик Ильи: "Вааня!" - она подняла глаза и больше уж ни на что кругом не смотрела, кроме него, и не думала уж, узнает он ее или нет, и насколько это будет ему неприятно и ненужно.
- Об-рос ты! - протрубил Ваня.
Действительно, новый был теперь Илья для Натальи Львовны, - она не видела его раньше таким. Таким видел его Алексей Иваныч, когда приехал к нему домой. Пробились усы, начала курчавиться мягкая бородка, бледное было лицо и радостное, так как смотрел он только на подходившего Ваню.
Наталья Львовна путаной походкой держалась за Ваней, ее он мог только угадывать... Но когда дружески-прочно поцеловался с Ваней Илья, вставши с койки, она протянула ему обе руки:
- Здравствуй! Здравствуй, милый!
Она и улыбалась, и слезы заволокли ей глаза, а он сказал недовольно:
- А-а, и вы... все-таки... Здравствуйте!
Лицо у него потухло, рука его была чужая, деревянная, и она почти вскрикнула:
- Нет! Нет, Илья!.. Почему же ты так... враждебно?
- Садитесь же. Садитесь же... Вот табурет, Ваня! - заторопился Илья, и порозовело у него лицо, и исподлобья поглядел он куда-то в глубь палаты.
Палата была большая, но больных в ней было всего трое, кроме Ильи. Эти трое лежали рядом в другом конце, а около койки Ильи стояли пустые строгие койки, застланные темно-серыми байковыми одеялами и с наволочками подушек из фламского полотна.
Это была "дворянская" палата, и из того же полотна под темно-серым халатом виднелась на Илье рубаха, завязанная у ворота.
Теперь было два часа, и много света входило в палату сквозь очень большие окна, но прохладно было, и от Ильи пахло иодоформом.
Наталья Львовна села после Вани. Такою тяжестью стал вдруг ее короткий сак и даже шляпка из черного бархата с белым крылом, что как-то странно было садиться на хрупкий с виду табурет: хотя бы стул со спинкой.
- Да, Илья!.. Так вот где я тебя нашел!.. - смущенно зарокотал Ваня.
А она вся подалась вперед и сказала торопливо вполголоса:
- Илья, ты знаешь, я выхожу замуж!
Она сказала это, как девочка, застенчиво и робко, и как бы жалуясь ему, и как бы ища совета, и как бы отпуская его от себя, и как бы желая, чтобы он не поверил в это, чтобы дико было ему в это поверить.
Но он удивился чрезвычайно. Он не на нее, а на Ваню поглядел вдруг очень сложным, жалеющим даже, почти испуганным взглядом.
- Ка-ак?.. Замуж?.. За тебя, Ваня?..
Ваня только отрицательно повел головой, поглядел было на нее, но тут же отвел глаза.
- Не за него, нет!.. За другого, - заспешила Наталья Львовна. - Ты его видел тогда на вокзале... Мы с ним приходили раньше тебя проведать, но только... тогда было нельзя... А сейчас как?.. Ты уж поправился, Илья?.. Как я рада!
И она прижала руки к груди, однако опустила их, поглядев на Илью.
Он уже не слушал ее, он глядел на Ваню, по-прежнему радостно улыбаясь, и говорил:
- Как же ты, Ваня, узнал, что я здесь?
- Да, видишь ли... слухом земля полнится... Ведь у меня отец в этом городе живет... Я тебе говорил, кажется...
- Это я знаю...
- Ну вот... ради него я и застрял здесь... на время, впрочем... Скоро думаю ехать...
- Далеко?.. За границу?.. А у меня из-за одного недоноска целый месяц жизни пропал!
И почему-то Илья раздул ноздри и зло посмотрел на Наталью Львовну, и этот взгляд его заставил ее посереть... Это она почувствовала вдруг, что лицо ее стало теперь не бледным даже, а серым, точно он ударил ее наотмашь взглядом этим и перебором ноздрей, и она сказала, уже не понимая зачем:
- Недоносок же этот находится сейчас не в тюрьме, а в доме... вот... Ивана Алексеича...
Даже Ваня крякнул и вздохнул, услышав это, даже он обернулся к ней укоризненно, а Илья нахмурился и спросил его:
- Дикий вздор какой-то?
И зачем-то обеими руками оттянул вниз пояс халата.
- Я действительно купил здесь домишко... имел такую глупость... - не на вопрос ответил Ваня. - Ты, пожалуйста, как только выпишут тебя, - ко мне... Это на Новом Плане.
- Вот как?.. Дом купил?.. Поздравляю!.. А Дивеев?
- Ка-кой Ди-веев?.. Ах да... Этот сумасшедший?.. Да ведь он же с ума сшел!..
- Это я ему давно говорил, что ему бы на Сабурову дачу, но он мне не верил, - жестко пропустил сквозь зубы Илья. - Жаль, потерял через него время!
- Зато... приобрел опыт! - улыбнулся Ваня.
Илья не ответил улыбкой, - он сказал еще жестче:
- Да, уж теперь, если кому-нибудь вздумается в меня еще раз стрелять, уж я буду знать, что мне надобно делать!
- А что же в таких случаях надобно делать? - прогудел Ваня неожиданно для Натальи Львовны.
- Не по-зво-лять эти упраж-нения воин-ственные всяким без-дар-ным стрел-кам, - вот что!
И по одному тону этого, ставшего очень брезгливым, голоса Наталья Львовна почувствовала, что он, глядящий не на нее, а на Ваню, помнит именно теперь больше и лучше, чем когда-нибудь раньше, ее выстрел, и разбитую розовую лампадку, и кошку опрометью вон с задранным хвостом.
Она стала перебирать непроизвольно сумочку свою, повертывая ее, точно наматывала на нее нитки, и в то же время глядела не на эту сумочку, а на мощную руку Вани, лежащую на его левом колене.
- Как же им не позволять? - вставил было Ваня, но Илья продолжал, сильно напирая на слова:
- Потому что, если позволять это всяким... сумасшедшим или женщинам, слишком... исте-ричным, то этим ни ма-лей-ше-го удо-воль-ствия не доставишь ни себе, ни им!
Отбросив руки с ридикюля, вытянув и заломив их, Наталья Львовна кинулась бы на колени перед Ильей, если бы не поймал глазами этого жеста Илья и не сказал пренебрежительно:
- Тут не театр... тут больница!
И Ваня, заметив это, снова крякнул, вздохнул и оглянулся на дальний угол, куда как раз в это время направлялась какая-то девочка-подросток в школьной шапочке, с двумя кулечками, может быть домашних печений, а ей навстречу подымалась с подушки худощекая напряженная голова с проседью в черной бороде.
И не успела Наталья Львовна также вслед за Ваней оглянуться на девочку, Илья спросил в совершенном недоумении:
- Как же он оказался у тебя, Ваня, этот стрелок?
- Видишь ли... дом мой... он - двухэтажный... - точно намеренно растягивал Ваня ответ. - Нижний этаж снял... один доктор военный... И там лечебница теперь... для этаких больных...
- С зайчиками?.. Вот как!.. Большой, значит, дом?
- Нет... Да ведь их пока немного...
- Так он... этот... не придет ли сюда еще... со своим знаменитым револьвером, а?
Наталья Львовна заметила, какое определенно брезгливое лицо стало теперь у Ильи. Спрашивал Ваню, а глядел на нее, и лицо налито брезгливостью до краев.
- Ты не волнуйся, Илья, - тебе вредно и ни к чему, - зарокотал Ваня. - Он больше ни в кого уж стрелять не будет... Он очень жалок... Я его видел сейчас...
- Но кто же хлопотал о нем, хотел бы я знать?.. - поднял брови Илья. - Кто взял его на поруки?.. Какой болван?
Наталья Львовна опять перебрала руками сумочку (простую, кожаную, темно-зеленого цвета) и ответила тихо:
- Мой жених.
Должно быть, заметив, какое вдруг изумленное стало лицо у Ильи, вставил поспешно и ненужно Ваня:
- А Эмма уехала... знаешь ли... к себе в Ригу...
Илья даже не заметил этой вставки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51