Обследовал он все хорошенько и понял, что вода бежит со стороны тюрьмы. Тогда
Самак голос подал:
– Атешак, жди меня, тут один путь обнаружился. Надо оглядеть, что там такое.
Ступил Самак в воду, поднялся вверх немного, увидел отверстие, откуда вода вытекала, еще огляделся, видит – там ход в другой колодец. Самак сказал себе: «Погляжу, куда этот колодец выходит, может, выгорит что-нибудь». Полез он по тому колодцу наверх, голову высунул, а колодец-то оказывается в тюрьме! Обрадовался Самак, возблагодарил бога, что все так легко уладилось. Вдруг слышит – стонет кто-то: «Воды… воды…» Бросился он туда и увидел Сиях-Гиля: лежит тот закованный, в крови весь. Самак облобызал его, а он все воды просит. Пошарил Самак по углам, нашел трехногую табуретку, а на ней кувшин. Он взял кувшин, вернулся к Сиях-Гилю, влил ему в горло воды.
Полегчало немного Сиях-Гилю, говорит он:
– Кто ты, благородный человек?
– Богатырь, да ведь я Самак, твой слуга!
Как услышал Сиях-Гиль имя Самака, обрадовался и спросил:
– Как ты сюда проник, богатырь?
Самак-айяр ответил:
– Господь мне путь указал. А ты не знаешь, где тюремщик?
– Видал я тут каморку, – ответил Сиях-Гиль, – если он сейчас здесь, то в этой каморке обретается. Но наверняка не знаю, я от побоев без памяти свалился.
Встал Самак, обошел темницу, увидел каморку Джендрая, а в ней негра, который спал крепким сном. Вытащил Самак-айяр нож, сказал себе: «Надо его убить, чтоб себя не сгубить» – и распорол негру брюхо. Охнул Джендрай и поневоле расстался с жизнью. А Самак со спокойной душой вернулся к Сиях-Гилю и спросил его, где Сам. Сиях-Гиль говорит:
– В этой же темнице он.
Стал Самак искать, в дальней каморке нашел – лежит Сам, стонет. Нагнулся к нему Самак, руку на грудь ему положил, а тот говорит:
– Воды… воды… дайте!… Кто ты?
– Я Самак-айяр.
Обрадовался Сам, сказал:
– О богатырь, пусть господь на твой зов откликнется, как ты откликнулся на наши стоны! Как тебе удалось сюда пробраться и что ты сделал с тем негром, который нас избивал?
– О богатырь, господь мне путь указал, я пришел и убил того негра, – ответил Самак.
– Вот и молодец! – похвалил Сам. А Самак забрал его из той каморки, принес к Сиях-Гилю и сказал:
– Сейчас я спущу вас в этот колодец, я ведь из него вышел.
– Тебе лучше знать, – согласились они. Взвалил Самак Сиях-Гиля на плечо, влез в колодец и добрался до колодца бани. Привязал Сиях-Гиля к веревке и крикнул:
– Ну-ка, Атешак, тяни! Я их принес, господь мне помог.
– О богатырь, у меня сил не хватает, – ответил Атешак. Хотел Самак сам наверх лезть, да тут Сабер и Самлад вмешались, говорят:
– У нас хватит сил! – они ведь подглядывали все это время. Когда Самак и Атешак зашли в баню, Сабер и Самлад подкрались к дверям и стали следить за ними. Они видели, как Самак залез в колодец, и стали прислушиваться, когда он оттуда вылезет, до той минуты, когда Атешак сказал, что у него сил не хватает. Тут они и подбежали: дескать, хватит силы, мы, мол, служить готовы.
Вытянули, значит, все втроем Сиях-Гиля из того колодца, Самак вернулся в тюрьму и втащил в колодец Сама – его тоже подняли наверх, а затем и Самак вылез. Они его хвалить начали, а Самак говорит:
– Как же нам изловчиться? Ведь наш дом далеко, а эти двое изранены, измучены, сами идти не смогут, их на себе тащить надо. Здесь оставаться тоже нельзя, скоро стражники с обходом пойдут, как бы не учинили нам беды. Что делать?
Атешак сказал:
– О богатырь, у меня есть названая мать, она тут поблизости живет. Правда, я ее давненько не видел. Надо к ней перебраться.
– Атешак, а ведь в ту ночь, когда мы с тобой Дельарам добывали, ты не знал, к кому сунуться! Хорошо, что теперь сообразил.
– Э, богатырь, тогда я позабыл, – говорит Атешак. – Любовь к Дельарам мне всю память отшибла.
– Ах, вот оно что!
Взялись они по двое за пострадавших пленников, а Атешак повел их за собой, пока они не пришли к нужному дому. Атешак подошел к дверям, постучался, сверху спустилась старая женщина и спросила:
– Кто там у дверей?
– Это я, матушка, твой сын Атешак.
– Добро пожаловать, входи! Откуда ты, сынок, где пропадал так долго?
Атешак сказал:
– Сейчас не время разговаривать, со мной еще люди, которым надо дать убежище, я прошу тебя приютить их.
– Так веди их сюда, я о них как о дорогих гостях позабочусь, – ответила та.
Вошли они в дом, старуха их провела в комнаты и спрашивает:
– О Атешак, где ты был, откуда эти люди, кто их ранил?
– Да разве ты не узнала, матушка? Это на весь мир известный айяр Самак, а двое раненых – Сиях-Гиль и Сам, которых в войске Фагфур-шаха захватили и бросили в темницу к Тер-меше; Самак их вызволил.
Он хотел еще что-то добавить, но у дверей послышался голос, и женщина сказала:
– Подождите-ка тут немного, это мой сын пришел.
Она закрыла их в горнице, спустилась и отперла дверь. А Самак в щелку подглядывал. Видит, вошел юноша, высокий и сильный. Кудри вьются, кафтан туго перепоясан, полы подоткнуты, а в поле несет что-то. Высыпал он свою ношу перед матерью, а там краденое – и одежда, и шапки, и платки. Он говорит:
– Матушка, ничего толкового не добыл, кроме всякой мелочи. Забери это и принеси мне поесть, я сильно проголодался.
Мать вышла, принесла блюдо с лепешками, немного жаркого, солений и сластей и поставила перед ним. Смотрит Самак, юноша руку протянул, за еду принялся и стал проворно с ней управляться. Самак сказал себе: «Видно, это очень ловкий удалец! И на добычу по ночам выходит – словом, наш человек!» Так он за ним наблюдал и дивился, как тот с пищей разделывается. Поел тот, вымыл руки и сказал:
– Эх, матушка, одолело меня одно желание и сердечная тоска. Не знаю, как бы мне достичь того, о чем мечтаю.
– Что же это такое, чего твоя душа желает, дитятко? – спрашивает мать.
– Говорят, матушка, есть такой айяр по имени Самак, приехал он в наши края. Охота мне его разыскать, свидеться с ним и послужить ему на славу: за такого храбреца и жизнь отдать не жалко! Да сколько ни бродил я по городу, сколько ни искал, где он укрывается, так и не удалось узнать. Очень я озадачен: как же мне все-таки его найти?
Когда мать услышала, чего добивается сын, она сказала:
– Ну, голубчик, коли это все, что тебя заботит, не печалься. Дай мне слово и клянись, что все, что ты говорил, – правда, что ты разыскиваешь Самака, дабы ему послужить и подружиться с ним, а не для того, чтобы передать его падишаху, и я открою тебе, где он.
– О матушка, ведь меня зовут Сорхвард и я твое дитя! – воскликнул юноша. – Разве такому, как я, говорят: «Не изменяй»? Разве способен я на измену и предательство? Клянусь господом, подателем благ, что если я встречусь с Самаком, то, покуда жив, буду его верным рабом. А ты, мать, поостерегись даже думать о предательстве с моей стороны. Ведь коли так, значит, ты изменила моему отцу и произвела на свет ублюдка, ведь это от ублюдков нечего ждать, кроме предательства и пагубы. Волей-неволей его натура себя выдаст и подтвердит его незаконное происхождение. Если же я рожден честно, то законнорожденному несвойственны скверна и измена.
Мать очень обрадовалась его словам, облобызала сына, а Самак, их речи слушая, только дивился про себя: «Вот ведь умный парень!» Тут мать сказала:
– Душа моя, поклянись все же, успокой материнское сердце!
Тот промолвил:
– Клянусь господом, подателем благ, что я, Сорхвард, не буду чинить зла Самаку и его друзьям и доброжелателям, не буду злоумышлять против них и другим не позволю. Буду им другом, а если придется – отдам жизнь, но не предам его и его людей.
Когда Сорхвард произнес эту клятву, мать его встала, отворила дверь и крикнула:
– Эй, богатырь!
Вышел Самак, поздоровался, Сорхвард увидел его, вскочил, припал к стопам его, восхвалил его и восславил, а потом сказал:
– Матушка, он был в нашем доме, а ты не давала мне слова сказать?! А как он к нам попал?
Мать ответила:
– О мой храбрый сынок, ты сам его расспроси, он ведь недавно пришел.
Но Самак сказал:
– О благородный человек, сейчас не до разговоров, мы беспокоимся за своих раненых.
– А кто с тобой? – спросил Сорхвард.
– Со мною Атешак, Сабер и Самлад, сыновья Хаммара, а еще богатыри Сиях-Гиль и Сам из войска Хоршид-шаха и Фагфура.
– Они же были в темнице у Термеше! Как ты их вывел? – спросил Сорхвард и тут увидел Атешака. Поздоровался он с ним, приветствиями обменялся, а потом сказал:
– Матушка, согрей воды и приготовь нам целебную мазь.
Мать нагрела воды, приготовила мазь, а Самак рассказал
Сорхварду свои приключения. Затем Самак и его люди вымыли Сиях-Гиля и Сама с ног до головы, натерли им все тело той мазью, Сорхвард еще лекарство от ран принес, намазал их, и уложили раненых в постель.
Сорхвард тотчас достал вина, и они устроили пирушку и просидели за выпивкой, пока мир не сбросил платье мрака, облачился в златотканые одежды и все кругом засияло.
Самак сказал Саберу и Самладу:
– Сходите к шахскому дворцу, поглядите да послушайте, что там говорят.
Те пошли, по сторонам глазеть стали, вдруг видят, к шахскому трону с воплем бежит Термеше.
– О шах, Сиях-Гиля и Сама выкрали! – кричит.
Армен-шах так и подскочил:
– Что ты мелешь?! Тюрьму взломали или подкоп сделали?
– Нет, шах, никакого подкопа, никакого пролома не видно, двери темницы заперты, а негра Джендрая убили. Ума не приложу, как это получилось.
– Так как же их увели?! – спрашивает Армен-шах. – С неба спустились или из-под земли вылезли? Такому никто и не поверит. Уж не духи ли их украли?! Ведь человеку такое не под силу.
– Сам не понимаю, шах, – ответил Термеше, – но только из тюрьмы они исчезли, а негр Джендрай убит.
Подивились все такому чуду, а Мехран-везир сказал:
– О шах, говорил я тебе, чтобы ты их стерег или, того лучше, казнить велел, ведь враг всего лучше убитый. Самак такой человек, что в городе Чин на мейдане, на глазах у всех людей, убил моего сына Кабаза, а потом подскочил, ухватил меня за бороду, хотел горло мне перерезать, да Шир-афкан перехватил его руку. Больше того, он потом Шир-афкана посреди десяти тысяч вооруженных всадников убил и не задумался! Эх, был бы жив Шир-афкан, не дошло бы до того… А ведь это, шах, только малая толика деяний Самака, потому что обо всем рассказывать времени не хватит. Лучше я пойду осмотрю ту темницу.
Отправился Мехран-везир с приближенными шаха, оглядели они все и говорят:
– О шах, никаких следов не видно.
Мехран-везир сказал:
– Тут надо хорошенько поразмыслить, но сдается мне, что Термеше к этому руку приложил. Вели его допросить.
Выяснили это Сабер и Самлад, прибежали к Самаку и рассказали ему.
Самак говорит Сорхварду:
– Пойду-ка я во дворец!
– Ой, не ходи, ведь там Мехран-везир, он тебя узнает – беда приключится, нам этого не снести! – воскликнул тот.
– Не тревожься, богатырь, – ответил Самак, – кто такими делами занимается, все ходы-выходы знает, невредимым останется.
Он кликнул мать Сорхварда и попросил у нее особого зелья. Принесла она, что он спрашивал, Самак сунул руку за пояс, достал какую-то вещицу, растолок ею то зелье, потом бросил его в воду и смочил полученной жидкостью лицо. Цвет кожи у него совсем изменился. Начали все его хвалить и просить:
– О богатырь, научи и нас!
– Времени нет, – отвечал Самак. Он растрепал себе волосы, спустил их на лоб, сгорбился, согнулся, взял в руки палку, вышел из дома и смешался с толпой.
Сорхвард, Сабер и Самлад отправились вслед за ним, чтобы поглядеть да подивиться, как Самак поступать будет. Пришли они во дворец, а там как раз Термеше к Армен-шаху привели. Шах потребовал:
– Говори, негодяй, как это все получилось, а не то велю, тебя казнить!
– О шах, да я ничего знать не знаю! – ответил Термеше. – Я спал дома, а Джендрай в тюрьме был. Его убили. Что я могу сказать? У кого выяснить, как дело'было?
Шах приказал бить его палками. Палачи переглянулись, один говорит: ты его бей, другой отвечает: нет, ты. А про себя каждый думает: дескать, сегодня шах на него прогневался, дадим мы ему нынче палок, а коли завтра шах нами недоволен будет? Непременно отдаст нас в руки Термеше – то -то он нас отделает! Пожалуй, лучше будет его пощадить.
Так они тянули, пока шах не закричал на них: что, мол, вы мешкаете?
Тогда один палач вышел, растянул Термеше на скамье и притворно ударил его разок. А Самак стоял неподалеку и догадался, что тот бьет только для вида. Он сказал:
– О шах, они секут его с послаблением. Прикажи мне, рабу твоему, его похлестать, чтоб он сознался, как было дело.
– Бей, – разрешил Армен-шах.
Самак взял в руки палку, засучил рукава и так ему всыпал, что у Термеше в нескольких местах кожа лопнула, кровь побежала. Термеше принялся вопить, а Самак взял другую палку, покрепче прежней. Когда до пятого удара дошло, Термеше крикнул:
– Пощадите, я все скажу!
Самак подумал: «Это он хочет битья избежать – ведь он ничего не знает». Термеше развязали и приказали:
– Признавайся, как было дело! Термеше сказал:
– Когда я вышел из царского дворца и проходил мимо базара, то два брата-мясника, которые вчера дали мне четыреста золотых динаров, сказали: «Отдай нам Сиях-Гиля и Сама».
Армен-шах спросил:
– А зачем же ты убил негра Джендрая?
– Они сказали: надо следы скрыть. Дескать, если мы его убьем, решат, что это кто-то еще сделал, а на нас никто не подумает. Закололи они Джендрая-негра, а Сиях-Гиля и Сама с
собой увели.
Самак подумал: «Этот урод, ни мужик, ни баба, еще двух добрых людей на муки обрек!» А шах послал сархангов, чтобы те доставили братьев-мясников во дворец. Привели их, они поклонились шаху, а он их спрашивает:
– Сознавайтесь, куда вы девали Сиях-Гиля и Сама?
– А кто такие Сиях-Гиль и Сам? Мы их не знаем, – отвечают братья.
Застонал тут Термеше от боли – Самак его крепко отделал – и сказал:
– Вчера они к тюрьме подошли, дали мне четыреста динаров и забрали Сиях-Гиля и Сама, а Джендрая прикончили, как я уже рассказывал.
И еще много чего он наболтал. Стали братья клясться именем бога, что ни про Сиях-Гиля, ни про Сама, ни про Джендрая и не слыхивали, что с Термеше ни о чем не говорили, а до шахской темницы и до пленников им вовсе дела нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43