Шах Фагфур велел Мехран-везира позвать, отдал ему письмо, чтобы тот прочитал и рассказал, что там написано. А про сватовство к шахской дочери в самом начале письма упомянуто было. Раз такое дело, пришлось, конечно, это шаху доложить, ну а дальше там было написано все то, о чем мы уже говорили.
Фагфур голову повесил, потом опять поднял и сказал:
– Я ведь дал обещание отдать дочь Хоршид-шаху, что же я могу теперь поделать?
Мехран-везир сказал:
– Оставь, шах, ну какая с Хоршид-шахом свадьба? Ты и сам знаешь: кабы ты его подходящим зятем считал, не сажал бы его в колодки да в темницу. Когда мы айяров отсюда изгнали, следовало Хоршид-шаха обласкать и дочь ему отдать – вот теперь он бы и выступил против наших врагов.
– Мехран, да ведь это ты виноват, ты его в темницу бросил и все так повернул! – воскликнул шах. – А теперь говоришь: «Не надо было»!
– О шах, что прошлое поминать! – ответил Мехран-везир. – Ты лучше о сегодняшнем дне подумай. Ведь одному богу известно, что теперь сталось с Хоршид-шахом, особенно после того, как он связался с кучкой айяров, наглецов и лжецов. Он теперь уж никогда дел своих не поправит, к отцу своему не вернется, да и в наши края то ли попадет еще, то ли нет. А вот Газаль-малек – жених хороший. Он до сих пор не сватался потому, что нянька-колдунья жива была. Теперь нянька померла, царевичи по домам разъехались. Чем дожидаться, кто еще начнет домогаться девушки, уж лучше отдать ее сыну Армен-шаха: вы всегда между собой дружны были, а тут и роднёй станете. Появится меж вами уважение вместо вражды, вместо этой войны и смуты.
Фагфур сказал:
– Надо еще у дочери спросить, что она думает. Ступай-ка ты к ней и расскажи ей все, что нужно.
Мехран встал и отправился к покоям Махпари. У дверей стоял Лала-Салех, он вышел навстречу везиру, отдал поклон. Мехран-везир сказал:
– Передай царевне мира, шахской дочери, что Мехран-везир приема ожидает.
А шахская дочь сидела с Рухафзай-музыкантшей, слушала ее песни и вспоминала то время, когда Рухафзай хитростью привела к ней Хоршид-шаха, и любовь к нему в сердце Махпари все увеличивалась. Тут она сказала:
– Рухафзай, поиграй-ка на барбате… Нет, лучше, когда везир уйдет, а то неприлично получится.
И она велела, чтобы привели везира.
Мехран-везир вошел, поклонился как положено и сказал:
– Отец твой так велел передать: «Как тебе известно, до сего дня несколько царевичей приезжали тебя сватать, а кормилица их бросала в тюрьму. Когда же появился Хоршид-шах и убил кормилицу, а их освободил, они возвратились в свои царства. Теперь непременно начнут к тебе отовсюду сватов засылать, со мной препираться да воевать. А сейчас сватает тебя Газаль-малек, наследник Армен-шаха, жениться добивается, а Хоршид-шах по миру скитается и глаз не кажет. Уж конечно, если только доберется до своего отца, пошлет на нас войско… Так вот, прежде чем на нас отовсюду войной пойдут, дай согласие, чтобы мы вручили тебя Газаль-малеку: промеж нас давнее знакомство и дружба. И если кто-нибудь на нас нападет, он нас под защиту возьмет».
Махпари, услышав речи Мехран-везира, разволновалась и рассердилась. Она сказала:
– Ах ты злодей! Пусть Хоршид-шах скрылся, я дождусь того дня, когда он объявится. А коли он совсем не вернется, вовсе замуж не пойду. Скажи моему отцу: «Коли так случилось, нужно воевать, а не двум мужьям дочку отдавать».
Мехран-везир говорит:
– Эй, девушка, дай отцу ответ получше – и он с тобой по-хорошему обойдется. Негоже навлекать погибель на отца и на себя. Ты меня послушай: эти твои речи, что, мол, буду я ждать, пока Хоршид-шах вернется, а иначе не надо мне мужа, – грех один. Над тобой ведь отцовская власть, вот услышит он, что ты Хоршид-шаха возжелала, то-то разгневается!
– Ах ты презренный негодяй! – воскликнула Махпари. – Да что я такого сделала, чтобы отец на меня гневался?! Он меня отдал замуж, я теперь мужу подчиняюсь. Коли вернется муж – хорошо, коли нет – ждать надо. Вот если бы он, когда захватил Хоршид-шаха, убил бы его, тогда бы я могла замуж выйти. Что в моих словах дурного? Мой отец должен быть доволен, что я так говорю. Теперь сам бог Хоршид-шаха из темницы освободил. Если он придет за мной – прекрасно, а если нет – не бывать тому, чтобы кто-то иной на меня взгляд кинул.
Но что девушка ни говорила, Мехран-везир против всего находил возражения и увертки, так что в конце концов она вышла из себя и закричала:
– До чего же глуп мой отец, коли отдал царство в руки такого, как ты! Приходило мне в голову, что все это подстрекательство, все козни – твоих рук дело, но я еще сомневалась. А теперь я в этом уверилась! Лала-Салех, вышвырни прочь этого злодея!
Лала-Салех подошел, схватил везира в охапку и выставил за дверь, так что у того даже чалма с головы свалилась.
Разозлился Мехран-везир, разъярился и пошел назад к шаху. Пришел, а сам слезы льет.
– Что случилось? – спрашивает шах.
Стал Мехран-везир ему рассказывать, переиначил все слова царевны самым скверным и отвратительным образом и так распалил Фагфура ее сопротивлением, что тот рассвирепел – рассердили его речи дочери. Он сказал:
– Ну, везир, как теперь поступить, что делать, коли она не соглашается замуж идти? Хотя она правильно говорит – ведь я ее за Хоршид-шаха отдал.
Подлый везир ответил:
– Ты за него дочь отдать обещал, но еще брака не заключал. Тебе принадлежит власть над дочерью, не пристало тебе ее повелениям подчиняться. Пока нянька жива была, все по указке няньки делалось, но теперь, коли люди услышат, что дочь твоим приказам не повинуется, позор будет. Пошли слуг, чтобы волоком ее к тебе притащили. Вели ее связать, в сундук запихать и так отошли к Газаль-малеку, окажи ему уважение. До конца мира будут о твоих деяниях рассказывать.
По приказу шаха поспешили слуги в покои царевны, схватили ее за косы и приволокли к отцу, Фагфур говорит:
– Ах ты красавица своевольная! Ты воображаешь, что можешь привередничать: «Этого мужа хочу, того не хочу»?! Да кабы не то, что тебя сватать приехали, а я отказать не могу, я бы тебя жизни лишил!
Потом он велел связать ее, а Мехран-везиру сказал:
– Приготовь ей пятьдесят вьюков приданого.
Мехран приготовил все, доложил шаху. А у шаха был молодой слуга по имени Санджар. Он назначил ему ехать с девушкой, и Санджар тоже стал собираться.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. О том, как царевну повезли к Газаль-малеку, как Хоршид-шах с товарищами отбили ее и нашли прибежище у Аргуна Сарчупана
Составитель и рассказчик этой истории говорит, что, когда Самак уехал от Хоршид-шаха и Шогаля, он направился к воинскому стану и долго там кружил. «Надо мне в город податься», – решил он потом и двинулся к городу. А случилось так, что, когда шахскую дочь с таким позором выволокли из дверей, Рухафзай, плача, осталась в саду, чтобы повидать Махруйе, рассказать ему, что произошло, и послать на поиски Самака, а тут вдруг, едва ночь подошла, сам Самак в саду оказался! Видит Самак, Рухафзай вся в слезах рыдает, и спрашивает:
– Что случилось с шахской дочерью, где она, почему ты одна в саду сидишь?
Рухафзай говорит:
– Ну, милок, дела хуже некуда, ведь Махпари к Газаль-малеку отсылают!
– Голубушка ты моя, а как же это вышло?!
Тут Рухафзай поведала ему все, что случилось после прихода везира.
Они еще разговаривали, когда подошел Махруйе, спрашивает:
– Что тут у вас стряслось?
Самак рассказал ему о тех событиях, а потом говорит:
– Это все подлый Мехран-везир вытворяет! Видно, правду говорят: «Пропадает всегда самое нужное». Ну, ладно, я ему такое устрою, что, до тех пор пока мир стоять будет, пока люди живы, об этом говорить будут. Вот, значит, и пришло время вам оттуда выходить – дело делать надо!
Потом он обратился к Рухафзай:
– Мамочка, надо что-нибудь придумать, чтобы девушку у них отобрать. Не знаешь, когда повезут ее?
– Да не сегодня – завтра! Махруйе говорит:
– Богатырь, я их хоть сейчас выведу, да ведь ни у кого оружия нет, а кроме того, куда мы пойдем, где приют найдем?
– Выбирайтесь наружу, да чтоб тихо было, – говорит Самак, – а там уж я скажу, как вам поступить.
Махруйе пошел и тот же час привел их к Самаку. Четыреста человек без шума, без звука в сад вошли, Самаку поклонились и остановились. Самак спрашивает Рухафзай:
– Как бы им оружие достать?
Та пошла, доставила во дворец царевны оружие, сколько надо было, и раздала благородным удальцам. А Самак сказал:
– Молодцы-удальцы, вам надобно выходить на большую дорогу – это убежище обширное, за пределами города. Да берегитесь, чтобы вас никто не увидел.
Потом он рассказал им, что случилось с шахской дочерью, и добавил:
– Надо нам на перепутье пойти, дорогу заступить, чтобы, как только они пойдут, напасть на них и отбить шахскую дочку. Беда будет, коли после стольких мук и лишений девушку у нас из-под носа уведут!
Тут все сказали в один голос:
– Богатырь, кабы были у нас лошади, лучше бы дело пошло!
– Придется вам подождать, пока шахский табун пригонят, – говорит Самак. – Я тут разузнаю, может, и сумею его к рукам прибрать.
Те молодцы рассыпались по степи, попрятались, а Самак вышел неузнанным на перекресток дорог, сторожить стал. Кто правое дело вершит, тот на пути препятствий не встречает: по велению божьему пригнали в город шахский табун. Самак навстречу им вышел, окликнул табунщиков: куда, мол, путь держите? Табунщики отвечают:
– Шахских лошадей требовали – может, клеймить хотят. Самак говорит:
– Меня уж давным-давно сюда, на перекресток, выслали, вас дожидаюсь, чтобы сказать: заворачивайте табун, у шаха сейчас времени свободного нету, он с дочерью занимается – ее ведь к Газаль-малеку отправляют. Вы пока здесь лошадей постерегите, а я поеду доложу шаху, спрошу, что он дальше прикажет: ведь у падишахов каждый миг настроение меняется.
Там неподалеку пустошь была. Загнали пастухи туда лошадей, а Самак в путь отправился, прямо к тем удальцам. Говорит им:
– Ну, братцы, господь нам помог, от хлопот о лошадях избавил, а остальное – наше дело. Шахский табун в город пригнали, а я их на пустошь отправил. Ступайте туда, убейте табунщиков и выберите себе коней.
Они говорят:
– О богатырь Самак, куда же мы с неоседланными конями денемся? Нам седла нужны, уздечки.
– Ну, не все сразу, – отвечает Самак. – Идите лошадей раздобудьте, а потом я сам подойду, что-нибудь придумаю насчет седел да уздечек и прочей сбруи.
Отправились удальцы за лошадьми, а Самак пошел в дом Зейда, рассказал ему о тех молодцах и о шахском табуне.
– Нам теперь сбруя нужна, – говорит он Зейду, а тот ему отвечает:
– Богатырь, да ты только знак подай – ведь в шахских седельных кладовых этого добра много, приходи и бери.
– Тогда мы так сделаем, – решил Самак. – Я сейчас пойду, расскажу это нашим удальцам и кликну с собой несколько человек, чтобы забрать седла, уздечки и все прочее.
С этими словами он отправился в то место, куда их послал. Поглядел на пустошь, а уж все пастухи обезглавлены лежат, зато каждый удалец себе лошадь выбрал. Самак-айяр себе коня взял, потом рассказал им, как дела, и объявил:
– Нынче ночью сто человек и сто лошадей отправятся со мной к шахским седельным кладовым.
– Повинуемся, – ответили молодцы-удальцы и стали ждать, пока не стемнело.
Тогда Самак-айяр поднялся и вышел вместе с Зейд-айяром. Когда часть ночи прошла, подошли они к седельным кладовым. Сторожей там не было. Зейд-айяр вместе с Самаком за короткое время проделали в стене дыру и вытащили наружу много седел и сбрую, которая к ним полагается. А тут Махруйе, кладбищенский вор, подоспел с сотней удальцов. Оседлали они коней, а остальные седла сверху навьючили. Самак распорядился:
– Махруйе, иди с этими храбрецами на такой-то луг, заберите с собой седла и сидите в засаде, пока шахскую дочь не повезут. А тогда выскочите, на них нападите, отбейте шахскую дочь. Я сам тоже с ними буду.
Отослал он их в засаде сидеть, а сам вернулся, чтобы узнать у Рухафзай, какие вести, что с шахской дочерью делают. Рухафзай сказала:
– Заковали ее в цепи, в сундук посадили, завтра ночью из города везти собираются.
– А не знаешь, кто с нею поедет?
– Санджар-пахлаван и с ним четыреста всадников. А из слуг – Лала-Салех.
Так они беседовали, пока не настал день. Самак вышел, занялся делами, а там светлый мир обратился в мир мрака, и забили барабаны отбытия. Санджар-пахлаван с дружиною отправились в путь, двинулись они, а Самак-айяр меж них затесался и по сторонам озирается. Доехали до места, где засада была, Самак стал знаки своим подавать – никого нет. Приуныл он. Говорит себе: «Горе мне, куда же подевались эти молодцы? Может, с дороги сбились?» Так он раздумывал, а сам все с ними ехал, пока не наступил вечер. Сделал отряд привал.
Самак себе сказал: «Если эти люди доберутся до шахского войска, плохо наше дело: и девушку упустим, и труды наши понапрасну пропадут. Не знаю, что могло с этими удальцами случиться? Пойду-ка расскажу обо всем Хоршид-шаху, посоветуемся, что нам делать».
С этими словами он тронулся в путь, помчался как ветер, так что на следующую ночь уже был около того источника и лужайки. Видит, спят все трое, с оружием в руках, всех сон сморил. Хоршид-шах меч держит, Фаррох-руз лук под голову подложил, так и уснули. Подошел Самак к Шогалю, вытащил у него из рук нож, а из рук Хоршид-шаха и Фаррох-руза – меч и лук да как закричит. Все трое тотчас проснулись, хотели за оружие схватиться, а его нету. То-то они удивились! Огляделись по сторонам – а это Самак. Подошел он к ним, говорит:
– О богатырь Шогаль, ну, они – ясное дело, молодые еще, да и царские сынки, поспать любят. А ты-то не понимаешь разве, что спать нельзя, да еще в таком месте?
Потом он сказал:
– Ну, царевич, теперь дело за тобой, я свою долю сделал, Дальше мне одному не справиться.
Тут он поведал им о том, что случилось, и в заключение сказал:
– О царевич, выручай, ведь девушку посадили в сундук и с дружиной Фагфура везут к Газаль-малеку. А дружки наши нам не подмога, так что мы, того гляди, девушку упустим. Я, как умел, старался, теперь надо все усилия приложить, чтобы помешать им отобрать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43