А если что-то кажется непонятным и запутанным, то это может означать только одно — его пытаются обдурить, ему пудрят мозги и вешают лапшу на уши.
Услышав вопрос, Касатонова оборотила к Гордюхину изумленный свой взор и некоторое время рассматривала гостя с нескрываемым восхищением. И не нашлась ответить ничего, кроме коротенького словца:
— Да.
Их разговор в этом месте прервался, поскольку резко и даже с каким-то раздражающим напором прозвенел звонок. Алексей сидел к аппарату ближе других и поднял трубку.
— Слушаю, — сказал он с некоторой расслабленностью, почти с ленивым равнодушием. — Говорите.
Но тут же выражение его лица, поза, жесты резко изменились. Он подался вперед, глаза его заметались по комнате, время от времени в беспомощности останавливаясь то на Касатоновой, то на Гордюхине, словно он нуждался в помощи, но еще не решился, к кому из них обратиться в первую очередь.
— Да... Понял... Все понял... Когда? А сейчас? Уже?! Понял! Буду! Буду! Буду!
Обессиленно положив трубку на аппарат, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ни Касатонова, ни Гордюхин не мешали ему в борьбе с самим собой, ни о чем не спрашивали, не торопили с разъяснениями.
Наконец, Алексей распрямился, широко открытыми, но, похоже, невидящими глазами осмотрел комнату, скользнул, не задерживаясь, взглядом по матери, по Гордюхину, нервно хихикнул.
— Докладываю, — решился он произнести первое слово. — Пожар потушен.
— Это хорошо, — кивнул Гордюхин. — Пожарам нельзя давать полную волю.
Иначе все может сгореть.
— А все и сгорело.
— Но мы-то уцелели.
— А это уже не имеет большого значения. Я, во всяком случае, сгорел полностью. Хотя в таких случаях говорят, что не сгорел, а погорел.
— Ну, ладно, — сказала Касатонова неожиданно спокойным, отстраненным голосом. — Ты в порядке, даже не поседел. Выкладывай.
— Сгорели мои книжные склады, — сказал Алексей. — Все три.
— В разных концах города? — уточнил Гордюхин.
— Нет, они рядом стояли. Собственно, какие склады... Три железных гаража.
Они пустовали, машин у хозяев уже не было по разным причинам. И я снял их в аренду под склады.
— Может, замыкание? — предположил Гордюхин, чтобы произнести хоть что-то утешительное.
— Да? — удивился Алексей. — Докладываю... Электричество не было подключено.
Надобность такая не возникала. Поскольку все работы проходили при ясном свете дня. И второе... Вспыхнули все три гаража одновременно.
Некоторое время все молчали, осмысливая случившееся, потом поморгав глазами, как бы стирая с них картины страшного пожарища, заговорила Касатонова.
— Вообще-то, книги горят очень трудно... Они почти не горят. Тем более, в пачках.
— Это как? — не понял Алексей.
— Если в этих гаражах загорелось со стороны ворот, то выгорело два-три ряда книг, не больше. Книги не столько горят, сколько тлеют, — продолжала Касатонова. Достаточно выбросить из гаража эти два-три ряда тлеющих книг... И все. Остальные в неприкосновенности.
— Тогда я еду, — Алексей вскочил и бросился в прихожую. — Я пообещал ребятам, что буду через пятнадцать минут. Может, и в самом деле хоть что-то осталось.
— Постой, — сказал Гордюхин. — Я с тобой.
— Одна я здесь не останусь, — поднялась с дивана и Касатонова.
— Неужели это их ответ? — выглянул из прихожей Алексей.
— Чей? — спросила Касатонова, явно лукавя, явно притворяясь непонимающей.
— Твоих приятелей! Пожлобилась пленочку отдать — получай фашист гранату!
— Разберемся, — успокаивающе произнес Гордюхин. — Во всем разберемся, ни один вопрос не оставим без ответа.
— Вы, главное, не забудьте запасную обойму! — нервно выкрикнул из прихожей Алексей. — Без запасной обоймы там делать нечего. Верно говорю?
— Верно, но преждевременно. А по сути все правильно. Заверяю — обойму взял. К неожиданному повороту событий готов.
— Вы сколько раз обязаны в воздух стрелять, прежде чем на поражение?
— По обстоятельствам, — Гордюхин был непробиваем. — Бывают случаи, когда в воздух вообще лучше не стрелять. Мне пока не приходилось вот так уж сразу и на поражение, не приходилось. Прижмут суровые обстоятельства... Ну, что ж, будем принимать решения.
— Удачи вам! — крикнул Алексей уже с площадки. И хотя была в его словах издевка, нотка пренебрежения, Гордюхин легко пропустил ее мимо ушей. Человек потрясен, взволнован, может быть, даже разорен, надо ему дать возможность выплеснуться. Если же он стремится выплеснуться не просто так, а на другого человека, ну, что ж, рассуждал Гордюхин, стерпим. Его больше всего утешало то, что Касатонова вела себя куда сдержаннее и мужественнее, нежели ее сын.
— Позвольте, Николай Степанович, вашу руку, — проворковала она, догоняя Гордюхина на лестнице. — Так редко можно встретить в жизни что-то надежное и непоколебимое... — Неужели это относится ко мне?!
— Неужели я выразилась недостаточно внятно?
— Понял, — кивнул Гордюхин, — Вопрос можно?
— Валяйте!
— Вы в самом деле знаете убийцу?
— Иногда мне так кажется.
— А что вам мешает назвать имя преступника тому же Убахтину?
— Деликатность.
— По отношению к кому?
— К убийце, к кому же еще! — фыркнула Касатонова. — И потом... Есть некоторые сомнения. И их становится все больше.
— Женская логика срабатывает?
— Она самая, Николай Степанович, она самая.
Когда они вышли на крыльцо, опель-кадет Алексея уже стоял рядом, а сам он сидел за рулем и нетерпеливо махал рукой — садитесь же уже, наконец!
* * *
Маленький, верткий опель-кадет, проскальзывая между машинами, действительно за пятнадцать минут преодолел расстояние от квартиры Касатоновой до пустоватого двора, где располагались злополучные гаражи, арендованные Алексеем. Когда машина въехала во двор, сразу стало ясно, что малой кровью Алексею отделаться не удастся. Все три гаража были распахнуты настежь, внутри тлели книги, а из пожарных машин, остановившихся совсем рядом, мощные струи воды били прямо внутрь, затапливая не только первые ряды книг, но и вообще все пространство внутри этих железных коробок. Едва увидев эту картину, Алексей в ужасе закрыл глаза. То, что не удалось бы сделать огню, с успехом проделала вода — книги наверняка были безнадежно испорчены.
Едва ли не все жители трех домов, выходящих окнами во двор, высыпали на балконы, приникли к окнам, некоторые не поленились спуститься вниз и плотным кольцом стояли вокруг, получая, по всей видимости, неизъяснимое наслаждение от всей той кошмарной картины.
— Суду все ясно и понятно, — пробормотал Алексей. — Книг больше нет.
— Может внутри что-то осталось? — предположил Гордюхин.
— Вряд ли... Смотрите с каким напором поливают... Там уже и огня-то нету, а они знай льют! А температура! Крыши шипят!
— Может остановить?
— Пусть, — Алексей безнадежно махнул рукой. Он еще что-то хотел добавить, еще что-то порывался пояснить Гордюхину, но, обернувшись, участкового не увидел. Видимо, тот отошел в сторонку.
Из всех трех гаражей валил густой чад, вонь горелой бумаги, водяной пар.
В стекающих из железных коробов струях воды плавали черные слои пепла. Красные пожарные машины стояли рядом и беспрерывно опорожняли громадные свои баки, стремясь, видимо, уехать отсюда налегке, чтобы заполнить их водой свежей и холодной.
— Это все твои книги? — спросила Касатонова у Алексея.
— Половина моих — это точно.
— Хорошие книги?
— Твердые обложки, прошитые переплеты, бумвенил, супера, — перечислял Алексей достоинства своего товара.
— А авторы?
— Нормальные авторы, раскрученные. С другими я и не связываюсь.
— Ценная литература?
— По двадцать, двадцать пять рублей за штуку можно было спокойно брать.
Касатонова слушала совсем не те ответы, на которые надеялась, и, поняв, что разговора не получается, замолчала.
— Все равно жалко, — сказала она. — Но не смертельно. Жизнь продолжается.
— Разве это жизнь? — усмехнулся Алексей.
Касатонова уже хотела что-то ответить, как вдруг почувствовала, что кто-то осторожно касается ее руки. Взглянув вниз, она увидела мальчика, который дергал ее за руку, робко пытаясь привлечь к себе внимание.
— Тебе чего? — спросила она.
— Вот, — мальчик протянул что-то небольшое, темное, что в полумраке нельзя было и разглядеть. Механически взяв и повернувшись к свету фар пожарной машины, Касатонова увидела коробочку от фотокассеты. Она была совсем легкая, похоже пустая.
Касатонова осторожно отковырнула мягкую крышечку, заглянула внутрь. Там лежала бумажка. Вынув ее и развернув, она прочитала написанные печатными буквами два слова — «Вопросы есть?».
— Что там? — обеспокоенно спросил Алексей.
Касатонова молча отдала ему бумажку.
— Суду все ясно и понятно, — повторил Алексей, едва взглянув на послание.
— Мы ведь об этом уже говорили, да?
— Я его найду, — без выражения, буднично сказала Касатонова. — Вот увидишь — я его найду.
— Кого?
— Убийцу. Он плохо себя ведет.
— Людей убивает? — поинтересовался Алексей.
— И это тоже. Где Гордюхин?
— Слинял, наверно.
— Нет, он не может слинять.
— Почему?
— Не тот человек.
— Ты его так хорошо изучила?
— Достаточно.
— Ну-ну, — улыбчиво протянул Алексей. — А знаешь, мне ведь и за гаражи платить придется.
— Убийца заплатит. За все.
— И за товар?
— Конечно.
— Он наверно состоятельный?
Изумленный взор Касатоновой, в котором метались красные отблески огня, был ему ответом.
— Я конечно извиняюсь, — проговорил Алексей смятенно. — Пойду поищу Гордюхина. Он, наверно, все-таки где-то здесь. А вот и он.
Подошел Гордюхин, посмотрел на Касатонову, на Алексея, что-то про себя, видимо, понял.
— Есть новости?
Касатонова молча протянула ему записку. Гордюхин прочел ее, сложил пополам и сунул в карман.
— Это для Убахтина, — пояснил он. — А я тут пока то да се, проделал небольшую работу — переписал все машины, которое сейчас стоят во дворе и рядом.
— Зачем? — не поняла Касатонова.
— На одной из них приехали вот эти, — он постучал пальцем по карману, куда сунул записку.
— И что, технически можно их вычислить? — изумленно спросила Касатонова.
— Конечно. Если отсечь все машины, владельцы которых живут в этих домах, то останется всего десяток. А уж с десятком-то Убахтин разберется.
— Надо же! — восхищенно проговорила Касатонова. — Никогда бы не подумала.
За это время огонь в гаражах был подавлен окончательно и теперь только пар поднимался над железными крышами да вонь горелой бумаги распространялась на весь двор. Ротозеи начали потихоньку расходиться, балконы вокруг пожарища опустели — людям попросту надоело зрелище и они вернулись к своим телевизорам.
И тут вдруг к Алексею подбежал парень весь в копоти, с обгорелым рукавом рубашки, окровавленным лбом.
— Леша! — заорал он не то радостно, не то испуганно. — Наконец-то! А мы уж ждали, ждали тебя... — Что случилось? — спросил Алексей.
— Представляешь... Подогнали «газель», грузим товар, все спокойно, распахнуты все три гаража, потому что книги брали из всех трех, представляешь?
Мы с водителем «газели» грузим из всех трех гаражей — «Книжный мир» заказал всех названий по две пачки. Уже заканчиваем, представляешь?
— Очень хорошо представляю.
— И тут возникают эти три хмыря!
— Вы их узнаете? — вмешался Гордюхин.
— Среди ночи! Разбудите меня среди ночи и я в каждого ткну пальцем! В каждого! Так вот, появляются хмыри. Я попытался было возникнуть и тут же получил по лбу монтировкой, вот смотри, — парень показал рассеченный лоб. — Тут же получил монтировкой по голове! А они вносят в каждый гараж по трехлитровой банке бензина, устанавливают на книги и разбивают этой самой монтировкой, которой врезали мне по голове. Бензин, сам понимаешь, растекается, просачивается в щели между пачками, стекает на пол, пропитывает упаковочную бумагу, а эти хмыри с монтировкой, которой врезали... — Сколько их было? — спросил Гордюхин.
— Трое. Если бы их было меньше, мы бы с водителем справились! А так он уже отъехал, успел выехать со двора, я остался один. Только начал в нашей амбарной книге делать записи, появляются эти трое... — С монтировкой, — подсказала Касатонова.
— Точно. А вы откуда знаете?
— Догадываюсь.
— Ну, ладно... Бензин разлился, они в каждый гараж бросили по зажженой спичке и слиняли. Понял? Сразу слиняли. Нет их. Думаю, сели на машину. Видимо, у них тут рядом стояла машина. Когда все три гаража вспыхнули огнем... Представляешь, огонь гудел, будто паровоз! Я никогда не думал, что огонь может гудеть. Я бы справился Леша, я бы справился. Достаточно было железным крюком выдернуть из гаражей первый ряд пачек и все! Понял? И все! Дальше просто. Но эти идиоты жильцы наделали в штаны! Все жильцы из трех домов поголовно наделали в собственные штаны! Они почти все начали звонить и вызывать пожарных.
Представляешь, все жильцы этих домов одновременно наделали в штаны и бросились к своим телефонам звонить пожарным! Кошмар!
— Все это хорошо, — сказал Алексей, глядя на черные от копоти гаражи. — Все это хорошо.
— А что плохо?
— Товару-то нету. Один утиль остался.
— И знаешь, товар-то, в основном, не сгорел, а подмок.
— Да еще гаражи... — А что гаражи?!
— Смотри, как от огня их повело... Ни одной кувалдой не выровнять. Ворота тоже не закроются... Придется нам и за гаражи расплачиваться. Пролетели мы с тобой, Костя, круто пролетели. Как фанера над Парижем.
— Леша, не дрейфь! Выкрутимся!
— Это хорошо, — опять с полной безнадежностью протянул Алексей и повернулся к Гордюхину. — Николай Степанович, как вы думаете, выкрутимся?
Выживем?
— Мы их найдем, Леша. И исполнителей найдем, и заказчика. Екатерина Сергеевна, найдем преступников?
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — Касатонова передернула плечами. — Они задергались, они на крючке. Я пока не знаю, что это за крючок, но то что он у меня в руках. Это совершенно точно. А потом, если уж говорить откровенно... Я знаю, что это за крючок. Достаточно еще раз взглянуть на снимки, которые мы с вами сделали, Николай Степанович. Не на убахтинские снимки надо смотреть, а на наши с вами.
— Есть разница?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26