Толпы безоружных людей, изумленно взиравших на диковинных «птиц», безжалостно обстреливались с воздуха. Только по официальным данным британского правительства, в стране было арестовано более шестидесяти тысяч индийцев, около тысячи человек убито. Даже если судить по этим явно заниженным цифрам, поднаторевшие в карательных акциях против мирного населения колонизаторы на этот раз превзошли самих себя...
Когда чувства негодования и горечи, владевшие узниками Ахмаднагарского форта, немного притупились, между Неру, Азадом и убежденными сторонниками ненасилия разгорелись жаркие споры. Гандисты настаивали на том, что исход августовских событий мог стать иным, если бы выступления индийцев проходили организованно, а участники уличных демонстраций и митингов не допускали бы насильственных действий. Неру напоминал им, что хотя все они, члены Рабочего комитета, многократно говорили о подготовке новой массовой антиколониальной кампании, сделано ими было очень мало. Расчеты Ганди на то, что колонизаторы перед лицом военной угрозы со стороны Японии не решатся начать репрессии против Конгресса и других политических партий, во оправдались.
— Внезапные, неорганизованные демонстрации и выступления населения, выливавшиеся в кровопролитные столкновения с превосходящими и хорошо вооруженными войсками, являлись показателем настроений, охвативших население, — доказывал Джавахарлал во время одного из споров. — Эти настроения существовали и до нашего ареста, но аресты и частые расстрелы демонстраций, последовавшие за ними, вызвали гнев народа... В момент возбуждения немногие способны размышлять; они действуют под влиянием длительно подавлявшегося побуждения, которое влечет их вперед... Но толпы народа не подготовились к схватке, и не они выбрали момент для нее. Борьба началась неожиданно для них, и в своем отношении к ней, каким бы необдуманным и ошибочным оно не было, народ показал свою приверженность делу свободы Индии и свою ненависть к иностранному господству.
Азад, Саид Махмуд слушали Джавахарлала одобрительно, лица остальных не выражали ни согласия, ни протеста. После того как Неру кончил говорить, конгрессисты некоторое время молчали, раздумывая над его словами. Даже Патель, обычно не отказывавший себе в удовольствии время от времени довольно зло подшучивать над Неру, на сей раз воздержался от своих колких и далеко не всегда уместных шуток. Больше в тот вечер не спорили. Около десяти часов попрощались и разошлись по своим камерам.
На протяжении многих месяцев ежедневная газета «Таймс оф Индия» оставалась единственным источником информации для узников Ахмаднагарского форта. Свидания с родственниками были запрещены, тюремщики тщательно вымарывали из писем все, что, по их мнению, могло относиться к политике.
Из газеты Неру узнал о выдающихся победах Красной Армии под Сталинградом и под Курском, где в 1943 году был фактически предрешен исход второй мировой войны. Радовало Неру и то, как настойчиво и последовательно боролось Советское государство за демократические принципы послевоенного устройства мира, заявляя, в частности, о необходимости предоставления освобожденным народам полного права самим решать вопрос об их государственном устройстве.
Десятки, сотни тысяч людей отдавали свои жизни в борьбе с фашизмом, жертвуя самым дорогим во имя благороднейших целей — мира, свободы и прогресса человечества. А чем можно оправдать страшную, бессмысленную трагедию трех с половиной миллионов индийцев, павших не на полях сражений, не от пуль и снарядов, а умерших в муках от голода в своих домах, на улицах городов и деревень?
Англичане всячески старались избегать упоминаний о голоде, охватившем в последние месяцы 1943 года Бенгалию, восточные и южные районы Индии, но масштабы постигшей индийцев катастрофы были столь велики, что сообщения о ней просочились на страницы индийской и мировой печати. Гневу и возмущению Неру не было предела. Всю вину за случившееся он прямо возлагал на колониальный режим: «Голод был прямым результатом военных условий и беззаботности, полного отсутствия предвидения у тех, кто стоял у власти...» «Если даже посмотреть на дело с точки зрения интересов ведения войны, то следовало бы учесть, что этот голод разразился на той самой территории, которая была ближе всего расположена к театру военных действий и к району возможного вторжения... Так выполняло правительство Индии свои обязанности по обороне Индии и ведению войны против японских агрессоров».
В апреле 1944 года Неру начал работать над новой книгой. Поначалу он мыслил ее как продолжение «Автобиографии», и ранее им было уже написано несколько глав, в которых рассказывалось о событиях с сентября 1935 года, когда после освобождения из алморской тюрьмы Джавахарлал спешно выехал в Европу к больной жене.
Он писал о последних днях Камалы, заново испытывая все те чувства, пережитые им восемь лет назад, и с грустью удивлялся их непреходящей остроте. Посвятив памяти жены самые лиричные и, пожалуй, самые яркие в художественном отношении строки, он на какое-то время прекратил работу, словно опасаясь того, что последующие написанные им страницы заслонят бесконечно дорогой для него образ, и вернулся к книге только тогда, когда ощутил потребность рассказать о столь же близкой его сердцу и столь же пылко любимой им Матери-Индии.
Товарищи Джавахарлала по заключению не только одобрили его замысел, но и изъявили готовность помочь ему в работе над книгой. Великолепная память и исключительная эрудиция А.К.Азада, Г.Б.Панта и других конгрессистов во многом помогли Неру за необычайно короткий срок — пять месяцев! — создать его самое значительное и совершенное по форме произведение, которому он дал точное и емкое название — «Открытие Индии».
Джавахарлал, отказавшись от первоначального замысла, решил обратиться к прошлому родины, выяснить для самого себя и показать соотечественникам, в чем сила Индии и где таится ее слабость, раскрыть тайну ее жизнеспособности, величия, мудрости и отыскать ключ к пониманию причин, которые приводили ее к периодам упадка, отсталости, косности. Меньше всего он стремился написать историю Индии. О главных этапах ее прошлого он уже рассказывал в письмах к дочери, о событиях последних десятилетий — в «Автобиографии».
Некогда, в юные годы, ему попалось на глаза высказывание Ницше: «Не только мудрость веков, но и их безумие вспыхивает в нас. Быть наследником — это опасно». Модного тогда увлечения немецким философом Неру не разделял, настороженно относясь к его идее «избранной сильной личности». Позднее он еще больше утвердился в своем негативном отношении к ницшеанству, увидев, какое уродливое и страшное воплощение оно получило в расистских человеконенавистнических теориях фашизма.
Высказывание, однако, запомнилось Джавахарлалу своей афористичностью, а содержавшееся в нем предостережение вызывало сильное желание оспорить его. «Наследником чего я являюсь? — спрашивал себя Неру и с уверенностью, на которую ему давал опыт прожитых лет, отвечал: — Наследником всего, чего человечество достигло за десятки тысячелетий, всего, о чем оно помышляло, что оно чувствовало, от чего страдало и чему радовалось, кликов его торжества и горьких мук поражения, этого удивительного подвига человечества, который начался так давно и все еще длится, маня нас за собой. Вместе со всеми людьми я являюсь наследником всего этого и многого другого».
О мудрости прошлого своей родины, о ее великом неиссякаемом духовном наследии, осмысленное, разумное применение которого к настоящему и будущему жизненно необходимо для индийского народа, писал Неру в своей книге.
Он рассказывает о недавно обнаруженных в долине реки Инда, на северо-западе страны, памятниках, которые доказали существование более пяти тысяч лет назад высокоразвитой цивилизации, не только не уступавшей цивилизации Персии, Месопотамии, Китая и Египта, во и в чем-то превосходившей их. Ни социальные потрясения, ни частые вторжения многочисленных завоевателей, будь то персы или греки, не могли воспрепятствовать формированию и развитию богатейшей и самобытной индийской культуры, оказавшей огромное влияние на духовную жизнь народов всей Азии. Индийские ученые еще в древности обогатили мировую науку выдающимися открытиями в области математики, астрономии, медицины, металлургии. Только талантливому и трудолюбивому народу было под силу создание такого выразительного и гибкого языка, как санскрит. Джавахарлал с удовлетворением приводит слова известного советского ученого, академика Ф.И.Щербатского, который назвал грамматику санскрита «одним из величайших творений человеческого разума».
Неру искусно проводит читателя через лабиринты прошлого Индии, увлеченно, занимательно и доступно повествуя о самом сложном и противоречивом, мастерски воссоздавая портреты выдающихся соотечественников, «властителей дум и действия», — Будды, Махавиры, Калидасы, Рамакришны, Вивекананды, Ауробиндо Гхоша, Тилака, Гокхале, Тагора, Ганди и многих других.
Главное, что видит Неру, а вместе с ним и читатель, в истории Индии, — это то, что «стремление к свободе и независимости всегда существовало так же, как и отказ покориться иноземному господству». Это стремление не угасло и в самый тяжелый и болезненный для Индии период — в годы британского колониального владычества.
В «Открытии Индии» Неру снова обращается к событиям последних десятилетий, очевидцем и участником которых он являлся и о которых уже рассказывал в «Автобиографии». Теперь, по прошествии десяти лет после ее написания, он ощущает потребность еще раз проследить тот долгий извилистый путь, по которому следовали борцы за независимость Индии, с позиций сегодняшнего дня разобраться в причинах успехов и поражений освободительного движения. Вывод, к которому приходит Неру, глубоко оптимистичен: как никогда близок час освобождения страны. И когда этот час наступит, пишет Джавахарлал, «исполненные гордости за свое индийское наследие, индийцы откроют свой ум и сердце другим народам и нациям и станут гражданами этого широкого и чарующего мира, участвуя вместе с другими народами в начавшихся еще в древности исканиях, пионерами которых были их предки».
В апреле 1944 года газеты сообщили об ухудшении самочувствия Ганди, содержавшегося под арестом на вилле Ага-хана в Пуне. Двумя месяцами раньше умерла жена Махатмы Кастурба, с которой он в мире и согласии прожил шестьдесят два года. Сильно пошатнула его здоровье и трехнедельная голодовка, перенесенная им весной 1943 года. Тогда власти не сомневались в том, что семидесятичетырехлетний Ганди не выдержит голодовки, они даже распорядились заготовить сандаловые поленья для его кремации... Обследовавший Ганди врач написал вице-королю докладную записку, в которой, перечислив недуги Махатмы — малокровие, неустойчивое кровяное давление и прочее, — утверждал, что дни его сочтены. Новый вице-король лорд Уэйвелл, сменивший Линлитгоу в октябре 1943 года, не желая в первые месяцы своего правления брать на себя ответственность за смерть столь популярного в Индии, да и во всем мире, человека, приказал освободить Ганди.
К весне 1945 года вторая мировая война вступила в свою завершающую стадию. В Европе под мощными ударами Красной Армии рушились последние бастионы германского фашизма. На Крымской конференции руководителей трех держав — СССР, США и Великобритании — Советское правительство, верное союзническому долгу, обещало начать военные действия против милитаристской Японии. В Южной и Юго-Восточной Азии в результате наступательных операций, предпринятых американскими войсками на островах Тихого океана, а английскими — в Бирме, военная ситуация также изменилась в пользу союзников. «Угроза японцев Индии фактически миновала», — доносил Черчиллю главнокомандующий англоамериканских войск в этом районе лорд Маунтбэттен.
Английское правительство было вынуждено освободить находившихся в заключении с августа 1942 года лидеров Индийского национального конгресса. Теперь, когда победа над фашизмом и милитаризмом была близка, предъявленные Черчиллем в адрес конгрессистов обвинения «в агрессивной политике», в «подстрекательстве к бунтам и беспорядкам», что, как он громогласно утверждал, «могло сорвать все военные усилия Индии перед лицом угрозы японского вторжения», звучали по меньшей мере смехотворно.
28 мая власти перевели Джавахарлала и его товарищей из Ахмаднагарского форта в обычные провинциальные тюрьмы, а 15 июня все руководители ИНК были уже на свободе.
«Индия изменилась, и за ее внешним спокойствием скрывались сомнение и недоумение, разочарование и гнев, а также сдерживаемая страсть. С нашим освобождением из тюрьмы и новым поворотом событий обстановка изменилась. Гладкая поверхность покоробилась, и на ней появились трещины. Волны возбуждения прокатились по стране; после трех лет народ прорвал оболочку сдержанности. Я никогда раньше не видел таких огромных толп, такого лихорадочного возбуждения, такого страстного стремления народных масс к освобождению», — писал Неру в летние месяцы 1945 года.
Обстановка в стране накалялась: сокращение военного производства привело к массовым увольнениям рабочих угольной, текстильной, металлургической промышленности; из-за низкого урожая не хватало продовольствия, цены на товары первой необходимости возросли в несколько раз. Все это вызвало вспышку новых антианглийских выступлений рабочих Бомбея, Калькутты, Мадраса.
Наряду с экономическими лозунгами об улучшении условий их жизни и труда индийцы решительно требовали немедленного предоставления Индии независимости.
Обеспокоенное британское правительство вызвало в Лондон для консультаций вице-короля Индии лорда Уэйвелла. По его возвращении в Индию в Симле была созвана конференция, на которую Уэйкелл пригласил руководителей Конгресса, Мусульманской лиги и других политических партий страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63