Ничего общего у Неру с этими напыщенными снобами не было, и он как мог избегал встреч с ними.
В Лондоне Джавахарлал познакомился с человеком, который впоследствии станет его самым близким товарищем и соратником, — Кришной Меноном. Пышной, вьющейся шевелюрой и темнокожим нервным лицом он сразу же выдавал в себе жителя южного побережья Индии. Несмотря на чрезмерную худобу, Кришна Менон выглядел мужественно, и в его внешности находили что-то от героев древнеиндийского эпоса. Менон создал в Англии Индийскую лигу, сплотив вокруг нее индийских патриотов и подлинных друзей Индии из числа левых лейбористов и коммунистов. Он писал и распространял страстные памфлеты, организовывал лектории, проводил собрания и митинги, без устали отстаивая требования о предоставлении Индии независимости.
В конце ноября в горах Шварцвальда выпал мокрый снег. Промозглая погода вызвала у Камалы новый приступ болезни. Джавахарлал перевозит жену в Швейцарию, под Лозанну, здесь суше и теплее, поэтому Камала почувствовала себя немного лучше.
В лозаннском санатории для легочных больных Неру повстречался с Раджани Палм Даттом — членом исполкома Компартии Англии, редактором газеты «Дейли уоркер», который приехал сюда из Лондона навестить своего близкого товарища по партии Бена Бредли.
Датт родился в Англии. Сын индийца, он считал Индию второй родиной. Имя его, как талантливого публициста и историка, было Джавахарлалу известно еще задолго до этой встречи.
Целых три дня они провели в беседах, обсуждая положение дел в Индии, политику Конгресса и роль других партий в национально-освободительном движении. Уже по истечении многих лет Датт рассказал Сарвепалли Гопалу (компетентному и крупному биографу Неру, директору его мемориального фонда), что Джавахарлал высказал готовность сотрудничать с индийскими коммунистами в рамках единого антиимпериалистического народного фронта, создания которого необходимо было добиваться на базе широкого вовлечения в Конгресс рабочих и крестьянских организаций.
Камала покоряющей искренностью своих суждений, непосредственностью восприятия и чистотой мыслей произвела на Датта неизгладимое впечатление. У него сложилось твердое убеждение, что ее духовная сила передавалась Джавахарлалу и помогала ему выстоять в трудные дни его жизни. Впрочем, это признавал и сам Неру, говоря, что самое большое влияние на него, помимо отца и Ганди, оказывала жена.
На апрель 1936 года в Лакхнау была назначена очередная ежегодная сессия ИНК. Камала и слышать не хотела о том, чтобы Джавахарлал из-за ее болезни отказался от поста председателя Конгресса и не поехал на сессию. После некоторых колебаний Неру заказал билет на самолет. Но за несколько дней до вылета врачи посоветовали ему задержаться: состояние жены, по их мнению, было почти безнадежным.
Камала умирала спокойно, находясь до последнего вздоха в ясном сознании. Джавахарлал и Индира постоянно были при ней. 28 февраля, в пятницу, в пять часов утра Камалы не стало.
Маленькая урна с прахом — все, что осталось у Джавахарлала от любимой жены. Он увезет ее останки в родной Аллахабад, там рассеет их в водах Ганга, а щепотку праха сохранит до конца своих дней при себе, завещав после смерти смешать эту бесценную для него реликвию с его собственным прахом.
Джавахарлал еще несколько дней оставался в Швейцарии для завершения оставшихся дел. В его адрес поступали сотни соболезнований от друзей, родственников и знакомых. Прислали их и некоторые официальные лица — члены английского парламента, государственный секретарь по делам Индии и даже вице-король. Больше всего Джавахарлала растрогали письма, полученные от Тагора и Ганди. Их соболезнования были проникнуты искренним участием и скорбью по невозвратимой утрате. Тагор объявил в Шантиникетане день памяти Камалы. Выступая на траурном митинге, он назвал ее самым верным соратником Джавахарлала в борьбе за новую Индию.
В начале марта Неру посетил итальянский консул в Лозанне и передал ему соболезнование от Муссолини. Странный жест итальянского диктатора сначала удивил и насторожил Джавахарлала: чем можно объяснить такое внимание к нему со стороны дуче? Но через несколько дней все прояснилось: Муссолини искал с ним встречи, направив ему официальное приглашение приехать в Италию.
Диктатор, несомненно, намерен был использовать встречу с индийским лидером для осуществления своих политических интриг против англичан, и Неру это хорошо понимал. У него, питавшего глубокое отвращение к фашизму и лично к Муссолини, который вел грабительскую колониальную войну в Абиссинии, не было никакого желания видеться с ним.
Получив отказ, дуче продолжал настаивать на свидании. Когда самолет, на котором Неру возвращался в Индию, сделал остановку в Риме, к Джавахарлалу в аэропорту подошел начальник личной канцелярии Муссолини и тоном, не допускающим возражений, заявил, что дуче будет рад видеть его в шесть часов вечера у себя в резиденции. Видя, что его заявление не произвело ожидаемого впечатления на Неру, он сменил тон и начал уговаривать его поехать к диктатору, обещая, что их свидание будет длиться всего несколько минут и что в беседе не будут затрагиваться политические вопросы и о ней вообще никто не узнает. Представитель Муссолини наконец попытался разжалобить Неру, говоря, что дуче уволит его со службы, если он не сумеет организовать эту встречу. Затем в голосе фашиста появились нотки угрозы. Для Неру создалась вполне реальная опасность. У Муссолини, как известно, были длинные руки, и он вероломно расправлялся с антифашистами не только в Италии, но и далеко за ее пределами. Ему ничего не стоило расправиться и с Неру, который по случаю оказался в самом Риме. Англо-индийские власти вряд ли бы стали защищать Неру. Официальный Лондон, видимо, выразил бы лицемерное соболезнование по поводу трагической гибели лидера Индийского национального конгресса и, может быть, даже заявил бы Муссолини протест.
От Неру потребовалось большое мужество, и он нашел его в себе — вежливо, но решительно отклонив всякую возможность встречи с Муссолини.
Когда самолет наконец поднялся в воздух, Джавахарлал облегченно вздохнул. Его мысли снова вернулись к ушедшей Камале. На пути в Индию из Багдада он послал в Лондон издателю «Автобиографии» телеграмму, в которой просил поместить на титульном листе книги слова: «Камале, которой уже нет».
Конгрессистские руководители с нетерпением ожидали возвращения председателя партии. В отсутствие Неру они не принимали никаких решений. Один из них, Раджендра Прасад, говорил, что именно Джавахарлалу предстоит «покончить с этой политикой бездействия и бездумья».
Как только Неру вернулся в Индию, он сразу же погрузился в работу: встретился с Ганди, Р.Прасадом, А.К.Азадом и другими старейшинами Конгресса.
За время, пока он находился в тюрьме, а затем ездил в Европу, в ИНК произошла перегруппировка сил, обострилась внутрипартийная борьба, «создалась атмосфера подозрительности, ожесточения и конфликта». На первом заседании Рабочего комитета Конгресса Неру обнаруживает, что предлагаемый им для обсуждения на предстоящей сессии Конгресса политический курс воспринимается большинством членов комитета весьма сдержанно, а некоторыми из них просто враждебно. Однако при опоре на левое крыло Конгресса ему все же удается провести резолюцию об объединенном антиимпериалистическом фронте, необходимость создания которого обсуждалась им во время бесед с Даттом в Лозанне. Делая практический шаг в этом направлении, Неру предложил внести изменения в устав ИНК с тем, чтобы организации трудящихся и крестьянские союзы могли входить в Конгресс на правах его коллективных членов. Но состав Рабочего комитета, за малым исключением, отнесся к этому предложению настороженно, опасаясь притока в партию сил, могущих укрепить ее левое крыло.
Готовясь к сессии Конгресса, Джавахарлал хорошо взвесил обстановку. Он отдавал себе отчет в том, что его позиция придется не по душе многим ветеранам ИНК; наверняка ее не одобрит и Ганди. Вместе с тем для Неру, чуткого политика, было очевидным и то, что рядовые члены партии тяготились руководством Конгресса, которое стало безынициативным, слишком медлительным и не в меру осторожным. Через поверхностный слой капитулянтства и реакции в общественно-политической жизни страны Неру видел глубинные течения и революционные тенденции, проявлявшиеся в народной гуще; благотворные процессы обновления происходили и внутри самой конгрессистской партии. Представители трудовой Индии — рабочие, крестьяне, интеллигенция, — приобретя опыт политической борьбы в период кампаний гражданского неповиновения, пройдя через тюрьмы колонизаторов, начали задумываться над необходимостью новой ориентации Конгресса, склоняться к близким и понятным для Неру социалистическим взглядам. Именно эти тенденции и привели к образованию внутри ИНК Конгресс-социалистической партии. Разумеется, далеко не все, кто причислял себя к ней, были истинными социалистами, многие из них являлись сознательными выразителями левого национал-реформизма. Однако правдой было и то, что немало конгресс-социалистов, восприняв теорию научного социализма, вступило затем в Коммунистическую партию Индии. «Между Конгресс-социалистической и Коммунистической партиями Индии, — писал один из видных представителей коммунистического движения в стране Ш.С.Сардесаи, — существовали такие тесные отношения, что была даже предпринята попытка объединить их в единую марксистскую партию. Этого не произошло только из-за того, что реакцией снова было пущено в ход пугало „коммунистической опасности“.
Сессия Конгресса проходила с 12 по 15 апреля 1936 года в Лакхнау.
Над древним городом, утопавшим в цветах, висела еще не успевшая выгореть от весенних лучей лазурь. Высокие минареты, бирюзовые купола мусульманских мечетей, чередующихся с индуистскими храмами, великолепные дворцы с кружевными орнаментами молчаливо свидетельствовали о былом богатстве, вере, вкусе и могуществе правителей этого края. Рикши в прилипших к потному телу рубашках с утра до вечера развозили приехавших на сессию Конгресса делегатов и гостей. Повсюду мелькавшие белоснежные конгрессистские шапочки придавали уличной толпе своеобразный колорит. Город жил в ожидании чего-то важного, такого, что будет иметь значение для судьбы каждого индийца в отдельности и для народа в целом, и, видимо, поэтому рикши, обычно усталые и унылые от изнуряющего труда, приветливо улыбались конгрессистам.
Тишину прорезает усиленный громкоговорителями ровный и неторопливый голос:
— Я уверен, что единственным ключом к решению проблем, стоящих перед миром и перед Индией, является социализм, — говорит председатель Конгресса Джавахарлал Неру. — Когда я произношу это слово, я вкладываю в него не смутный гуманитарный смысл, а точное, научное, экономическое содержание. Однако социализм является чем-то большим, нежели просто экономическая доктрина; он является философией жизни, и именно этим он мне импонирует. Я не вижу другого пути уничтожения нищеты, безработицы, деградации и зависимости индийского народа. Для этого необходимы широкие и революционные перемены в нашем политическом и общественном строе, уничтожение господства богатых в сельском хозяйстве и промышленности, а также феодальной деспотической системы индийских княжеств.
При этих словах волна восторженных возгласов слышится из рядов делегатов. Зато угрюмо молчат трибуны, где восседают важные гости, представители имущих классов и колониальной прессы; нет энтузиазма и среди «старой гвардии» Конгресса.
— Это в конечном счете означает изменение наших инстинктов, привычек и желаний, — продолжает Неру. — Короче говоря, имеется в виду новая цивилизация, радикально отличающаяся от нынешнего капиталистического строя... Я смотрю на это великое и вдохновляющее созидание нового строя и новой цивилизации как на одно из обнадеживающих явлений нашего мрачного мира. И если будущее полно надежды, заслуга в этом главным образом принадлежит Советской России и тому, что она сделала. Я уверен, — с пророческой выразительностью звучит голос оратора, — что, если не помешает какая-нибудь мировая катастрофа, эта новая цивилизация распространится и в других странах, положив конец войнам и конфликтам, которые порождает капитализм.
Махатма Ганди присутствовал на сессии Конгресса, но, казалось, был равнодушен ко всем политическим страстям, бушевавшим вокруг него. Но когда Неру затронул в своей речи вопрос о неприкасаемых, решению которого Махатма отдавал столько сил, он стал внимательно вслушиваться в то, что говорил Джавахарлал.
Сознательно не касаясь религиозного аспекта проблемы, оратор приходил к выводу, что только общество, организованное на социалистических началах, способно до конца и последовательно уравнять хариджан, лишенных земли и других средств производства, во всех правах с остальным населением.
— Я осознаю, — продолжал Неру, — что большинство Конгресса в том составе, в котором он представлен сегодня, может быть, не готово идти столь далеко... Каким бы сильным ни было мое желание продвинуть дело социализма в нашей стране, у меня нет намерений навязывать это Конгрессу силой и тем самым создавать трудности на пути борьбы за независимость. Я буду с радостью, отдавая всего себя, сотрудничать со всеми теми, кто добивается независимости, если даже они не согласны с социалистическим подходом к решению проблемы.
Далее в обращении к делегатам сессии он развивает идею объединенного фронта: «Настоящей проблемой для нас является вопрос о том, как мы в нашей борьбе за независимость можем объединить все антиимпериалистические силы в стране, как мы можем создать широкий фронт из представителей масс и подавляющего большинства представителей средних классов, выступающих за независимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63