Решение Рабочего комитета вызвало жаркие споры среди конгрессистов. Некоторые из них, находившиеся вместе с Неру в тюрьме в Наини, упрекали Ганди в излишней осторожности. Кое-кто раздраженно называл поведение Махатмы трусливым. Джавахарлал защищал Ганди, усматривая в его поступках последовательную решимость не допускать актов насилия со стороны индийцев. Не соглашался Неру и с теми, кто обвинял Ганди в том, что он далек от народа. Разве не Ганди широко распахнул двери Конгресса для простых крестьян, рабочих, ремесленников, разве не он всеми силами способствовал пробуждению национального самосознания индийцев, усилению их политической активности?
Вместе с тем Джавахарлал хорошо понимал, что ряд деятелей Конгресса, представлявших верхушку национальной буржуазии, поддержал поправку Ганди к решению Рабочего комитета, руководствуясь отнюдь не морально-этическими принципами гандистского учения. Крупная буржуазия, как и прежде, страшилась возникновения в стране революционной ситуации, ей виделись апокалипсические картины стихийного народного гнева, обрушивающегося сначала на колонизаторов, а потом на нее...
Дело Неру слушалось неоткрытом заседании аллахабадского окружного суда 4 января 1932 года. Не разрешив Джавахарлалу выступить с заявлением, поскольку оно, мол, носит «политический характер», судья поспешил огласить приговор. За нарушение статьи 13-й правительственного указа о чрезвычайных полномочиях властей в Соединенных провинциях Неру приговаривался к двум годам строгого тюремного заключения и к штрафу в 500 рупий (в случае неуплаты штрафа срок заключения увеличивался на шесть месяцев).
Поспешно издав четыре приказа, предоставляющие судебным органам и полиции практически неограниченные полномочия, правительство запретило деятельность Конгресса. Вне закона были поставлены все примыкавшие к ИНК организации, другие прогрессивные политические партии и группировки. В день суда над Неру были арестованы по обвинению в государственных преступлениях Ганди и председатель ИНК В.Патель. Тюрьмы вскоре уже не вмещали всех арестованных, и власти срочно сооружали временные лагеря для заключенных.
13 января власти конфисковали наряду с другими зданиями, принадлежавшими Конгрессу, и «Сварадж Бхаван». Джавахарлал со дня на день ждал, что та же участь постигнет и его дом. Однако власти, по-видимому, резонно рассудив, что выселение семьи Неру повлечет за собой новый взрыв возмущения и в без того неспокойном Аллахабаде, ограничились конфискацией и продажей автомобиля Джавахарлала.
Правительство, словно торопясь продемонстрировать «непокорным индийцам» мощь своего карательного аппарата, беспрерывно наносило жестокие удары по всем очагам национально-освободительного движения в стране. «В Индии фактически было введено военное положение, — оценивал обстановку Неру, — и Конгрессу, в сущности, так и не удалось вновь захватить инициативу или приобрести какую-либо свободу действий». И все-таки каждый день приносил Джавахарлалу новые подтверждения того, что, несмотря на репрессии и на отсутствие действенного руководства со стороны ИНК, освободительное движение в Индии ширилось, охватывая все большее число индийцев. В борьбу с колонизаторами, стремясь достойно заменить арестованных отцов, мужей, братьев, сыновей, включились индийские женщины. Мать Джавахарлала, его сестры (Камала все еще находилась на излечении в Бомбее) ездили по деревням Соединенных провинций, призывая крестьян уклоняться от уплаты ренты и налогов, пикетировали магазины, где продавались иностранные ткани, участвовали в уличных демонстрациях и митингах.
27 января Джавахарлал узнал об аресте сестер Виджайялакшми и Кришны. Их отвезли в тюрьму в Малакке. 1 февраля суд приговорил сестер к году тюремного заключения. Джавахарлалу сообщили, что они были чрезвычайно горды вынесенным им приговором.
Уже находясь в окружной тюрьме в Барейли, куда Джавахарлала перевели 7 февраля 1932 года, он переслал сестрам письмо, в котором за шутливыми фразами проскальзывали восхищение мужеством Виджайялакшми и Кришны, тревога за их судьбу, желание всячески помочь им, приободрить их. Брат называл тюрьму «лучшим из всех университетов». «Только здесь, — оптимистически утверждал он, — мы начинаем ценить то малое, что с трудом замечали раньше, и поэтому радость восприятия жизни становится острее».
В конце марта 1932 года после четырнадцатимесячного перерыва Неру в письмах к дочери возобновил рассказ о важнейших событиях мировой истории. Не претендуя на всеохватность и точность изложения (суровые условия заключения не позволяли Неру иметь при себе необходимые для такой работы источники, здесь-то и пригодились тетради с выписками из прочитанных прежде книг), Неру старался живым, образным языком поведать о самом существенном, интересном и поучительном в истории человечества от его древнейших эпох до 30-х годов XX века.
Приглашая дочь вместе с ним заглянуть в прошлое — «сложную, запутанную сеть, которую трудно распутать и трудно даже всю целиком охватить взором», Джавахарлал предостерегает ее от того, чтобы воспринимать историю других стран и народов как нечто менее достойное внимания и изучения, чем история собственной страны. «История, — пишет он Индире, — не является просто летописью деяний великих мужей, королей, императоров и им подобных... Подлинная история должна заниматься не отдельными личностями, которые появляются время от времени, а людьми, которые составляют нацию, работают и своим трудом создают предметы первой необходимости и предметы роскоши, людьми, которые тысячами различных способов влияют друг на друга и взаимодействуют друг с другом».
Отношение Неру к проблемам всемирной истории свободно от тенденциозности, столь присущей трудам буржуазных исследователей, хотя он и сетовал на то, что ему подчас бывало трудно совладать с личными суждениями, или сложившимися ранее, или возникавшими при ознакомлении с новыми источниками. Не являясь профессиональным историком, Неру весьма скромно оценивал свои возможности исследователя: «Мое собственное образование было недостаточным, и историю мне преподавали в искаженном виде», — говорил он, имея в виду годы учебы в Харроу и Кембридже. Однако Неру с настойчивостью и тщательностью подлинного ученого стремится воспроизвести целостную объективную картину мира в его постоянном движении, во всем его многообразии, не отвлекаясь при этом от главной задачи, которую он поставил перед собой: «увидеть свою страну и свой век в истинной перспективе мировой истории». И Неру повествует о прошлом родины, показывая духовную красоту, неистребимое свободолюбие, мужество, богатейшие творческие возможности своего народа. Решительно возражая тем шовинистически настроенным соотечественникам, которые твердили об обособленности исторического пути, пройденного Индией, об исключительности индийской нации, о ее мессианской роли в Азии и во всем мире, Неру сопоставлял и связывал ключевые моменты в истории родины о тем, что происходило в других странах, убежденно говорил об общности мировых цивилизаций, настойчиво искал в опыте прошлого и настоящего наиболее приемлемое и полезное для будущего Индии.
С марта 1932 года до конца августа 1933 года, когда Неру вышел на свободу, он написал дочери более 170 писем-очерков по истории человечества. Эти письма легли в основу книги «Взгляд на всемирную историю», которую сестра Джавахарлала Виджайялакшми подготовила к изданию в 1934 году. Книга Неру была переведена на многие языки мира и поразила современников глубиной и занимательностью изложения. Индийские и зарубежные исследователи отдавали должное интеллекту, энциклопедической эрудиции автора, а историки Советского Союза и социалистических стран отмечали еще и то, что трактовка Неру многих важных проблем истории свидетельствовала о несомненном влиянии на него трудов классиков марксизма-ленинизма. Это неоднократно признавал и сам Неру. «Теория и философия марксизма осветила много темных уголков в моем сознании, — писал он позднее в „Автобиографии“. — История наполнилась для меня новым содержанием, марксистское толкование пролило на нее поток света, и она предстала передо мной в виде развертывающейся драмы, в которой имелись закономерность и цель, пусть даже и неосознанные. Несмотря на ужасающее расточительство и страдания в прошлом и настоящем, будущее было озарено надеждой, хотя впереди было еще много опасностей. Особенно привлекали меня в марксизме отсутствие в основном догматизма и научный подход...» Неру высказывал также убеждение, что «наиболее проницательный и острый анализ изменений, происходящих в настоящее время в мире, дают марксистские авторы». Разделял он и оценку историками-марксистами роли народных масс как основной силы исторического прогресса. Народ, утверждал Неру, всегда являлся «главным действующим лицом». В письме-очерке «Марксизм» Неру, широко использовав труды К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина, изложил их взгляды на процессы развития человеческого общества и подчеркнул, что классики марксизма смотрели на историю как «на великий процесс эволюции, совершающийся посредством неизбежной борьбы классов». Неру не смог ни в 30-х годах, ни позднее отойти от буржуазно-демократических, реформистских концепций (он называл их «либеральными гуманистическими традициями»), под воздействием которых формировалось его мировоззрение. Сказалось здесь и сильное влияние на него утопических идей гандизма.
Эпистолярный жанр, избранный Неру для освещения основных этапов всемирной истории, позволил ему откровенно и полно изложить свои гуманистические взгляды, осмыслив уроки прошлого с морально-этических позиций.
Со страниц своих писем Неру предстает убежденным противником любых форм порабощения и угнетения человека человеком, повествует ли он о рабовладельческой эпохе, феодализме или капиталистической формация. Непримиримо его отношение к колониализму, обстоятельно и убедительно вскрывает он его губительные последствия для судеб народов Азии и Африки. Говоря о так называемой «просветительской» и «цивилизаторской» миссии колониальных держав, он пишет: «Под маской добродетели скрываются алчность, жестокость и беспринципность, и из-под овечьей шкуры цивилизации видны кровавые когти хищника». Борьба индийского народа с британским империализмом, подчеркивает Неру, «является частью великой борьбы всего человечества, стремящегося положить конец страданиям и нищете, мы можем радоваться, что вносим свою лепту, содействуя прогрессу всего мира».
Размышляя над проблемами настоящего и будущего человечества, Неру приходит к выводу, что «капитализм свое отжил и достиг стадии, когда пришло время ему уйти», однако такой уход вряд ли произойдет добровольно и безболезненно. Свидетельством тому и захват власти в Италии и Германии фашистами с их человеконенавистническими, расистскими теориями, с их бредовыми идеями о мировом господстве. «Фашизм и нацизм поднимаются в грубом, обнаженном виде, выдвигая войну в качестве конечной цели своей политики».
Думая над тем, существуют ли в современном мире силы, способные не только противостоять империализму и фашизму, но и построить общество, свободное от угнетения и бесправия, нищеты и безработицы, экономических кризисов и войн, Неру с надеждой обращался к примеру Советского Союза. Он постоянно следил за внешнеполитической и хозяйственной деятельностью молодого Советского государства, за «изумительными и грандиозными усилиями, направленными к созданию нового мира на обломках старого. Поездка в Москву в ноябре 1927 года еще больше укрепила его симпатии к СССР, но главное, он утвердился во мнении, что Россия и Индия имеют много общего, их народам предстоит решать сходные проблемы.
Понять настоящее, не зная прошлого, невозможно, и Неру — благо времени у него в тюрьме предостаточно — внимательнейшим образом изучает историю России по всем доступным для него источникам. «Россия под властью царей» — так озаглавил он письмо-очерк, датированное 16 марта 1933 года. Из длинной вереницы российских самодержцев Неру выделяет Петра I и Екатерину II (о прочих он упоминает лишь вскользь). Интерес Неру к ним не случаен. Пожалуй, ни об одном из государственных деятелей России, кроме Ивана Грозного, не написано на Западе такого огромного количества исторических и не меньше псевдоисторических трудов и исследований, авторы которых сосредоточивали внимание прежде всего на усилиях как Петра I, так и Екатерины II, содействовать укреплению могущества России.
Воздавая должное прогрессивным сторонам деятельности Петра, Неру не забывает упомянуть о народных массах, титаническим жертвенным трудом которых была осуществлена мечта монарха о выходе России к морю и которые оставались такими же «отсталыми и угнетенными», как и прежде. Не улучшили положение народа и многочисленные «культурные и образовательные» реформы Екатерины II, стремившейся прослыть во мнении современников и потомков выдающейся просветительницей русского народа и в этом качестве завязать дружеские отношения с великим Вольтером. Показной характер благодеяний императрицы, затронувших лишь элиту русского общества, не вызывает сомнений у Неру. Вывод, к которому он приходит, делает честь любому исследователю, занимающемуся историей чужой страны: «Культура Западной Европы опиралась на определенные социальные условия. Петр и Екатерина, не пытаясь воссоздать эти условия, старались воспроизвести у себя надстройку, в результате эти преобразования, бремя осуществления которых легло на плечи народных масс, фактически укрепили крепостное право и еще более усилили самодержавную власть царя».
Но главное, что привлекает Неру в истории России, — это борьба против самодержавия: крестьянские стихийные бунты, восстание декабристов, движение народников, распространение марксистских идей, образование подлинно революционной партии во главе с В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63