Однако вступившие в ряды Конгресса крестьяне, рабочие, ремесленники, студенты требовали от его руководителей выполнения предвыборной программы ИНК, одобренной всеми прогрессивными силами страны, настаивали на более решительных действиях, направленных на достижение полной независимости. Положение Неру осложнялось тем, что он, разделяя требования левых кругов ИНК и пытаясь помочь им, наталкивался на противодействие правых, составлявших большинство в руководстве Конгресса. Крупная индийская буржуазия, как и раньше, уповала на тактику компромиссов и реформ и, не желая укрепления позиций левых сил, препятствовала превращению ИНК в орган единого национального фронта борьбы против империализма. Между правым руководством и левым крылом Конгресса назревал конфликт, и в этих условиях некоторые лидеры ИНК, и в их числе Ганди, выражали недовольство взглядами и деятельностью Неру, по-прежнему убежденного в том, что для разрешения главных внутриполитических проблем «требовались более глубокие и основательные изменения и ликвидация империалистической системы, стоявшей на страже всякого рода интересов привилегированных групп». Уже были случаи, когда Валлабхаи Патель и другие правые из Рабочего комитета угрожали Неру уходом в отставку, если он не прекратит оказывать поддержку левому крылу ИНК.
Идти на явный разрыв с руководителями Конгресса Неру не хотел, да и не мог, понимая, что подобный шаг будет способствовать только ослаблению партии. С другой стороны, он слишком устал насиловать себя, постоянно следуя нехитрой житейской истине: «Худой мир лучше доброй ссоры».
Окончательно решив отойти на время от руководства Конгрессом, Неру попытался опубликованием статьи, направленной против его переизбрания, подготовить почву для своего ухода, а затем сообщил об этом решении товарищам по партии. Председателем ИНК был избран один из лидеров левого крыла, Субхас Чандра Бос.
В январе 1938 года от кровоизлияния в мозг скончалась мать Неру. После двух апоплексических ударов, которые она перенесла в 1935 и 1936 годах, Сварупрани долго и тяжело болела, почти не поднимаясь с постели. Третий оказался для нее роковым. Умерла она на руках Джавахарлала. Дочери Виджайялакшми и Кришна приехали в родной дом из Лакхнау и Бомбея и успели застать мать еще живой, чтобы теперь уже навсегда проститься с ней.
Со смертью матери оборвалось, по словам Джавахарлала, последнее звено, связывавшее его с прошлым...
16 февраля 1938 года Неру выступил на 51-й сессии Конгресса, проходившей в бенгальском городе Харипуре, с отчетом о деятельности ИНК за истекший год. Подтвердив неизменность курса Конгресса на достижение полной независимости для Индии, Неру сказал: «Сейчас перед нами две основные задачи — покончить с империализмом в стране и с остатками феодализма в индийских княжествах и в нашей системе землепользования». Он также призвал соотечественников задуматься над тем, какую роль предстоит сыграть Индии в международных делах.
Сам Неру постоянно думал о месте, которое занимает его родина в современном мире, и, пристально следя за развитием международных событий, находил все больше подтверждений тому, что «отдельные политические или экономические проблемы в Китае, Абиссинии, Испании, Центральной Европе, Индии или других странах были частицами одной общей мировой проблемы».
Сразу после сессии Конгресса Неру уведомил друзей и близких о намерении посетить Европу. Он говорил о необходимости «освежить свой усталый и смятенный ум», о желании повидать дочь, учившуюся в Оксфорде. Но главной причиной намеченной поездки все-таки было иное. В Европе силы демократии уже вступили в битву с фашизмом, и Неру, может быть, яснее, чем другие лидеры Конгресса, понимал: от исхода этой борьбы зависит будущее мира, дальнейшая судьба Индии...
В письме своему близкому другу Кришне Менону, находившемуся в Лондоне, Неру сообщил маршрут поездки: Испания, Англия, Франция, Австрия, Чехословакия, Венгрия, возможно Турция, Скандинавские страны, перед возвращением домой — Советский Союз.
2 июня 1938 года Неру на пароходе отплыл в Европу.
Когда корабль входил в Суэцкий канал, Неру передали телеграмму, принятую судовым радистом из Каира: лидер партии «Вафд» Наххас-паша приглашал Джавахарлала на встречу с руководством «Вафд». Неру был хорошо информирован о деятельности этой крупнейшей политической партии Египта, основанной в 1918 году и добивавшейся ухода англичан из страны.
10 июня в Александрии состоялась двухчасовая беседа Неру с вафдистами. «Вафд», по признанию его руководителей, переживал черные дни. На последних выборах, состоявшихся в апреле 1938 года, партия, в течение нескольких лет находившаяся у власти, потерпела тяжелое поражение, что вафдисты объясняли происками проанглийски настроенной дворцовой клики во главе с королем Фуадом.
Такое объяснение показалось Неру слишком простым. Из того, что он знал раньше и услышал здесь, он бы, пожалуй, сделал несколько иные выводы.
Подписав 26 августа 1936 года англо-египетский договор, по которому оккупация Египта британскими войсками формально прекращалась, правительство Наххас-паши решило, что цель, к которой стремился «Вафд», достигнута. Но англичане, хотя и вывели из Египта некоторые воинские подразделения, по-прежнему продолжали занимать ключевые позиции в стране. Многие феллахи, недовольные робкой аграрной политикой правительства Наххас-паши, так и не решившегося экспроприировать земли у крупных помещиков и у королевской семьи, отдали свои голоса другим партиям. Извлекли ли вафдисты должные уроки из своего поражения? Задавать этот нелегкий для них вопрос Неру не стал, но, говоря об Индийском национальном конгрессе, заметил, что наивысших успехов его партия достигала именно тогда, когда опиралась на массы.
Договорившись об установлении регулярных контактов между ИНК и «Вафд», Неру самолетом вылетел в Порт-Саид, едва успев к отплытию парохода.
Утром 14 июня он был уже в Генуе, откуда, не задерживаясь, вылетел в Марсель. Здесь ему передали приглашение правительства Испанской Республики посетить страну. Почти целый день ушел на оформление визы, что оказалось делом далеко не простым. Французские власти придирались буквально к каждой мелочи: то их не устраивало количество сданных Неру фотографий для паспорта, и тогда Джавахарлал метался по городу в поисках фотографа-моменталиста, то вдруг обнаруживалось, что выездные документы заполнены по-английски, а нужно по-французски, после чего Неру мчался в британское консульство, и так до позднего вечера.
Джавахарлал прекрасно понимал причину своих мытарств. Он был бы куда больше удивлен, если бы оформление его документов проходило гладко. Уже одного того, что он направлялся в Испанию в качестве гостя правительства Народного фронта, было достаточно, чтобы вызвать к себе враждебное отношение французских официальных лиц. В течение 25 месяцев героический испанский народ сражался против фашистских мятежников и итало-германских интервентов, вызывая горячую симпатию и солидарность прогрессивных и демократических сил всего мира. Мировая, в первую очередь британская, буржуазия осуществляла так называемую «политику невмешательства», которая на деле привела к политической и экономической блокаде Испанской Республики и облегчила мятежникам и их пособникам проведение враждебных и агрессивных действий.
Ранним утром следующего дня Неру на стареньком самолете вылетел в Барселону. В барселонском аэропорту, разминувшись с встречавшими его представителями испанского правительства, он сел в автобус, доставивший его в город.
Барселона, 15 июня 1938 года. Неру вглядывается в лица барселонцев: улыбающиеся, смеющиеся, озабоченные, суровые, угрюмые... Мужчины и женщины, одетые в холщовые синие или зеленые комбинезоны, с карабинами, пистолетами, гранатами на ремнях. У многих на головах темные береты или островерхие шапочки с кисточками, напоминающие Джавахарлалу конгрессистские пилотки. Он провожает взглядом промчавшихся мимо него парней в потертых кожаных куртках, перепоясанных пулеметными лентами. Издали, с холмов, доносится глухой грохот разорвавшегося снаряда, и тотчас же, где-то совсем близко раздается сухой короткий треск пулеметной очереди. Никто из людей, идущих рядом с Джавахарлалом, не вздрогнул, не остановился, не посмотрел встревоженными глазами в сторону, откуда прозвучали выстрелы. Люди привыкли к войне, сжились с напряженной обстановкой, которая сложилась в городе после того, как франкисты два месяца назад отрезали Барселону от всей страны.
Разыскав отель «Мажестик», адрес которого он получил от испанского консула в Марселе, Джавахарлал с помощью портье дозвонился до представителей министерства иностранных дел и через каких-нибудь десять минут уже знакомился со своим гидом — очаровательной юной испанкой в военной форме.
Барселонские власти устроили в честь Неру обед, если можно было назвать обедом скромное угощение, состоявшее из бутербродов с овощами и нескольких чашек крепкого кофе. Испанские товарищи, словно извиняясь перед Джавахарлалом, сказали, что в городе не хватает продуктов — мяса, молока, хлеба, а то, что удается достать, получают в первую очередь солдаты республиканской армии, обороняющие Барселону, и дети в многочисленных приютах, созданных правительством Народного фронта.
Кроме этих приютов, в городе работали детские столовые, организованные бойцами-республиканцами. Неру побывал на открытии одной из таких столовых. Шефство над ней взяла героическая дивизия генерала Листера, сдерживавшая франкистов на подступах к Барселоне. В светлом, просторном помещении, стены которого были украшены забавными детскими рисунками, могли одновременно питаться триста ребят. Несколько девушек в уже знакомой Джавахарлалу синей форме бойцов народной милиции приветливо встречали детей у входа. А на улице, нетерпеливо дожидаясь своей очереди, толпились взволнованные и радостные маленькие испанцы, не обращавшие никакого внимания на три громадные воронки перед самым домом — следы ночной бомбежки.
Утром 16 июня Неру с Кришной Меноном, который прилетел из Лондона, в сопровождении переводчицы и офицера-республиканца, обеспечивавшего беспрепятственный проезд их машины, посетили передовые позиции дивизии генерала Энрике Листера. На фронте было относительное затишье, и Листер мог уделить гостям несколько часов. Каменщик из Галисии, он с первых дней революции вступил в ряды республиканской армии и, начав рядовым, стал одним из самых блестящих военачальников республики, чьи боевые операции нередко ставили в тупик германских и итальянских штабистов, консультировавших Франко.
Познакомившись с прославленным генералом, Неру сразу проникся к нему симпатией. Открытое, круглое, очень подвижное лицо, на котором озорно поблескивали темные мальчишеские глаза, а в уголках рта таилась радушная улыбка. Прямые, энергично зачесанные назад медного цвета волосы, атлетическая, чуть приземистая фигура, от которой исходила какая-то основательность, — все это говорило Джавахарлалу о незаурядности стоявшего перед ним человека. Листер абсолютно ничем не походил на тех кадровых военных, этаких ограниченных служак-ретроградов, с которыми доводилось сталкиваться Неру и которых было много в британских колониальных войсках. Говорил генерал ясно, убедительно, иногда, как показалось Неру, слишком категорично; часто шутил и, видя, что смысл шутки понят собеседниками, заразительно хохотал вместе с ними, и тогда его моложавое лицо становилось совсем юным. Понравилось Неру и то, как заботливо, по-товарищески и вместе с тем без намека на панибратство, требовательно относится Листер к солдатам и офицерам. А глядя на них, было нетрудно догадаться, что они боготворят своего командира. В дивизии Листера царили железный порядок и дисциплина. Стоило ли удивляться тому, что, имея таких людей, как Энрике Листер, республике за считанные месяцы удалось создать народную армию, способную успешно противостоять регулярным войскам до зубов вооруженных франкистов, усиленных отборными подразделениями итало-германских интервентов, уже приобретших опыт боевых действий.
Гостей отвезли в расположение одной из интернациональных бригад, сформированной из англичан и американцев. Джавахарлал знал, что в Испании на стороне республиканцев сражались тысячи иностранных добровольцев. Во многих странах мира были созданы комитеты по оказанию помощи Испанской Республике. Дочь Неру Индира в таком комитете в Лондоне записывала добровольцев, решивших с оружием в руках дать первый бой фашизму на испанской земле. Среди них был и близкий друг Индиры Фероз Ганди (однофамилец Махатмы Ганди). Только происки британских секретных служб, конфисковавших у него паспорт, помешали Ферозу приехать в Испанию.
Посещение интернациональной бригады, беседы с ее бойцами произвели на Неру глубокое впечатление. Его поразили великодушие и мужество этих людей, которые нелегально покинули свою страну, оставили дома, семьи, любимое дело и, презрев удобства мирной жизни, прибыли под вымышленными именами в чужую, казалось бы, для них Испанию, чтобы каждый час подвергаться здесь смертельной опасности, с ясным пониманием того, что в случае их гибели ни родные, ни друзья, вероятней всего, никогда не узнают, где похоронен их отец, муж, брат, сын, товарищ...
Джавахарлала и его спутников в штабе бригады ожидал скромный ужин. Испанский офицер провозгласил тост за свободу индийского народа. Растроганный до глубины души, Неру с трудом нашел ответные слова благодарности и горячо пожелал республиканцам победы.
В Барселону возвратились поздно вечером. Ночью город подвергся сильной бомбардировке, и Джавахарлал, сколько ни старался, не мог заснуть, а под утро ему сообщили, что его может принять министр иностранных дел республики Хулио Альварес дель Вайо.
Беседа длилась долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63