— Любишь бизонье жаркое? — спросил Хоук.
— Конечно. И оленье, и говяжье...
— Нет, именно бизонье. На Ван-Несс есть одно местечко, где подают бизонов. Мы проскочим внутрь — незаметно, — немного поедим, выскользнем обратно и отправимся в Милл-Ривер.
— А если покажутся копы, — сказал я, — поставим фургоны в круг и будем отбиваться.
Саквояж мы заперли в багажнике «вольво» и зашли в «Забегаловку Томми», где отведали бизоньего жаркого. Бизоны по вкусу сильно напоминали говядину. Но я ничего не имею против бизонов. Мы съели по огромной порции, вместе с пончиками и гарниром из мелконашинкованной капусты, запив все тремя бутылками пива «Энкор стим». Копов я не заметил. Сирены не выли. В ресторан не зашел ни один вооруженный офицер, и никто не клал нам руки на плечи. Мы спокойно поели, вышли из ресторана и отправились на юг, к Милл-Ривер.
Через десять минут после того, как мы выехали за черту города, я попросил Хоука остановиться и съехать на обочину. Меня стошнило.
Когда я снова сел в «вольво», Хоук сказал:
— Ты застрелил Лео, чтобы шлюхи остались целы.
Я промолчал.
— Это было необходимо, — сказал Хоук.
— Я знаю, — согласился я.
— Немного погодя полегчает. Правда, будешь чувствовать себя не в пример лучше, — сказал Хоук.
— Не в пример лучше Лео, — сострил я.
Глава 11
Пока Хоук вел машину, я просмотрел содержимое саквояжа. Пистолет Элли оказался «кольтом» 45-го калибра с полной обоймой. Таким образом, у нас было четыре пистолета без запасных боеприпасов. К каждому пистолету полагались свои патроны, и если дело затянется, придется переорганизовывать арсенал. Двадцать пятый я оставил при себе, а полицейский тридцать восьмой с одним использованным патроном и сорок пятый «кольт» сунул в саквояж, затем сосчитал деньги.
Когда закончил, мы снова ехали по Сто первому шоссе к югу от аэропорта.
— Одиннадцать тысяч пятьсот семьдесят восемь долларов, — сообщил я.
— Восемь долларов? — уточнил Хоук. — Кто же это платит шлюхе восемь долларов? «Получишь, малыш, все чудеса мира всего за тридцать восемь зеленых!»
— Может быть, это Эллины карманные деньги, — предположил я.
— Да, такой парень вполне мог таскать с собой восемь долларов, — сказал Хоук.
Я снова сунул деньги в саквояж и затем просмотрел водительские права и кредитные карточки. Три «Американ-Экспресс», «Виза», две «Мастер-кард» — и все на разные фамилии. На каждую фамилию имелись свои водительские права, на каждом из которых была наклеена фотография Лео.
— Если тебе нацепить очки в роговой оправе, — сказал Хоук, — и сбрить пятидневную щетину, ты вполне мог бы воспользоваться этими карточками. Ты вообще смахиваешь на Лео.
— Лучше я отращу бороду, — отозвался я. — Все будут думать, что с тех пор, как я фотографировался, у меня изменились вкусы, и это скроет мою мощную волевую челюсть, потому что у Лео она слабовольная и ненадежная.
Кредитные карточки тоже отправились в саквояж.
— Помнишь, где Милл-Риверский бульвар?
— Угу.
— Джерри Костиган живет рядом с ним, в каком-то местечке на Костигановском проезде под названием «Крепость».
— "Крепость"? — переспросил Хоук.
— "Крепость".
— Чем больше у вас, белых придурков, денег, — сказал Хоук, — тем глупее вы становитесь.
— Минутку, минутку, — возразил я. — Не ты ли вырос в местечке под названием «Гетто»?
— Черт, — ругнулся Хоук. — Поймал.
— Вот так-то, нахал нетерпимый.
Хоук несколько секунд вел машину молча, а потом начал хохотать.
— Может быть, я перееду в Беверли-Фармз, — сказал он, — прикуплю дом побольше и назову его «ГЕТ-ТО». — «Гетто» он произнес, разделив его на две части.
— Белые расисты и ку-клукс-клан позеленеют от злости, — сказал я.
— Пусть только в штаны не наделают, — хмыкнул Хоук.
Когда мы съехали со Сто первого шоссе, начало садиться солнце, его жестокие лучи ударили прямо в зеркальце заднего обзора, и Хоуку пришлось вытянуть шею, чтобы не ослепнуть. Сначала мы поехали по бульвару Милл-Ривер не в ту сторону, но, поняв ошибку, сделали разворот и двинулись в обратную сторону, пока не наткнулись на Костигановский проезд. Хоук остановил машину на обочине, и, слушая тихое урчание мотора, мы сидели и наблюдали за дорогой.
Перед нами на доске красного дерева было вырезано и покрыто золоченой краской: «ЧАСТНАЯ ДОРОГА». Она, извиваясь мимо нас, вползала в каньон. Никаких почтовых ящиков, Ничего такого, что бы говорило, что здесь кто-то проживает. Гора, в которую врезался каньон, была лесистой и мирной. Тишину не нарушало даже пение птиц.
— Давай пройдемся, — предложил я.
— Это может быть далеко, — сказал Хоук.
— Времени предостаточно, — заявил я.
Он вылез из машины, открыл багажник и взял домкрат. Я сунул в карман джинсов двадцать пятый. Мы отправились по дороге. В заднем кармане штанов Хоука лежал огромный сорок четвертый, рукоятка высовывалась наружу. Тяжелое оружие оттягивало брюки вниз: ремни у нас забрали еще в милл-риверском полицейском участке.
— На следующей стоянке, — сказал я тихо, — обязательно купим ремни.
— Хреново будут выглядеть девичьи спасители, если штаны у них вдруг упадут, — согласился Хоук.
— Уж не сэр ли Гавейн это сказал? — спросил я.
Хоук поднял руку, и мы застыли на месте.
Рядом не было никого, но за поворотом слышалось радио: толстяк Фэтс Домино пел свою «Блюбери-Хилл».
— Старый добрый рок-н-ролл, — пробормотал Хоук.
Мы вошли в лес и стали пробираться между деревьями, ориентируясь на звуки музыки.
Она доносилась из сторожки, стоящей слева от кованых железных ворот, от которых в обе стороны простиралась десятифутовая, сложенная из каменных глыб стена с колючей проволокой поверху. За воротами дорога, извиваясь, вписывалась в шикарный зеленый английский газон, а затем снова исчезала вдали. Хоук присел рядом со мной на корточки. Мы послушали, как диск-жокей треплется с кем-то из Менло-парка. Через открытую дверь я видел голову человека, откинувшегося назад и сложившего руки так, будто он сидит на стуле, задрав ноги вверх.
— Назовите сумму денег правильно, и она ваша! — проорал диск-жокей звенящим от возбуждения голосом.
— Вижу только одного, — сообщил я Хоуку.
Хоук сказал:
— Надо знать наверняка.
— Ох-х-хх, какая жалость, — протянул дискжокей дрожащим от отчаяния голосом. — Ничего не поделаешь, оставайтесь с нами, слушайте нас. Ведь всегда остается надежда, что мы снова вам позвоним.
— Если даже он один, то он внутри, а мы снаружи. Стоит попытаться его взять, прежде чем он нажмет сигнал тревоги.
По радио запел Ленни Уэлш. Он исполнял «Когда я в тебя влюбился».
Мы с Хоуком не двигались и продолжали наблюдать. Никто не вошел в сторожку. Никто не вышел. Голова в дверном проеме куда-то исчезла. Какие-то насекомые тихо гудели в кустах вокруг. По радио началась реклама ресторана со знаменитым салатным баром. Элвис Пресли запел «Люби меня нежно».
— Никак не пойму, почему он нравится буквально всем, — сказал Хоук.
— Потому что он белый, — фыркнул я.
В дверях сторожки появился охранник. Он носил соломенную ковбойскую шляпу, белую рубашку, хлопчатобумажные штаны и ковбойские сапоги. На правом бедре висела кобура, из которой высовывалась рукоятка пистолета. Он взглянул на часы, затем на дорогу и снова вошел в сторожку.
— Нужно выманить его наружу, — сказал Хоук. — Но нам не нужна бессмысленная стрельба, потому что мы хотим всего лишь устранить его.
— Смоляное чучело, — ухмыльнулся я.
— Это ты про меня? — поинтересовался Хоук.
— Ты когда-нибудь «Сказки дядюшки Римуса» читал? — спросил я.
— Ты о чем? — удивился Хоук.
— Братец Кролик и Смоляное чучело, — сказал я. — «Смоляное чучело сидело и не произносило ни слова».
Хоук замолчал и посмотрел на сторожку.
— Я просто выйду на дорогу и стану ждать, пока он не покажется из своей сторожки и не пойдет посмотреть, какого черта я там делаю.
Я вытащил из кармана свой двадцать пятый и сжал его в руке.
Потом двинулся по лесу к дороге, чтобы выйти за пределы видимости сторожа. Затем медленно направился по дороге прямиком к сторожке, а когда очутился в десяти футах от ворот, то сел на землю, сложил руки так, чтобы пистолет не был виден, и уставился на стену.
Из сторожки вышел охранник и вперил грозный взгляд в меня. Нас разделяли лишь закрытые ворота.
— Что за черт, — сказал он. — Что ты там делаешь?
Это был коренастый мужчина с обвислыми усами и толстой шеей. Когда я не ответил, он внимательно осмотрел меня. Я не шевелился, продолжая упорно смотреть на ворота.
— Ты меня слышишь? — спросил охранник. — Что ты там делаешь?
«Смоляное чучело сидит и не произносит ни слова».
— Слушай, мужик, это частная собственность. Ты находишься на частной дороге. Понимаешь? Ты незаконно проник на частную территорию. Будешь там сидеть — как пить дать попадешь в кутузку.
Молчание.
Охранник снял шляпу и провел рукой по лысой, как колено, голове. Нахлобучил шляпу обратно и сдвинул ее на лоб. Затем сложил губы куриной гузкой, положил одну руку на ремень с кобурой, вторую на ворота и снова взглянул на меня.
— Эспаньол? — спросил он.
За спиной радиоприемник выдал рекламу адвокатской конторы, специализирующейся на несчастных случаях на дорогах.
— Убирайся, — сказал охранник по-испански.
Я сидел, скрестив ноги, как индейцы в кино, и от этого у меня начинались судороги. Но я не шевелился. Из сторожки послышалась песенка Биг Боппера: «Шантильские кружева, твоих глаз синева...»
Охранник глубоко вздохнул.
— Черт, — выругался он и открыл ворота.
Подходя ко мне, охранник достал из правого кармана брюк обтянутую кожей битку.
— Ладно, приятель, последний раз говорю. Или ты встаешь и убираешься отсюда на своих двоих, или я проломлю тебе башку. Выбирай.
Когда он наклонился, я расцепил пальцы рук и наставил на него свой двадцать пятый.
— Ка-ак поживаешь, Братец Медведь? — поинтересовался я.
Глаза охранника расширились. Он так и застыл в полунаклоне с обалдевшим лицом.
— Положи битку обратно в карман, — продолжал я, — выпрямись, тогда я встану, и мы с тобой отойдем к обочине дороги — так, словно я делаю все, что ты приказываешь. — Я взвел курок. — Если допустишь хоть одно неверное движение, я прострелю тебе башку.
Охранник выполнил все, что я ему приказал.
Пистолет я держал сбоку, а охранник находился между мной и воротами на тот случай, если ктонибудь выйдет и увидит нас. У обочины я сказал:
— Иди вперед, да, да, в лес.
В пяти футах, в глубине чащи, стоял Хоук, прислонившись к дереву. Когда мы подошли, он стукнул охранника по голове рукояткой домкрата. Тот хрюкнул и грохнулся на землю. Он лежал тихо, и только правая нога слегка подергивалась.
— Братец Домкратец, — сказал Хоук.
Глава 12
Мы с Хоуком прошли в распахнутые ворота, и я закрыл их за собой. По радио играла незнакомая мне группа песню, которую я никогда не слыхал. В сторожке стояли стол, стул, телефон и располагалось электронное устройство, открывающее и закрывающее ворота. Я выдвинул верхний ящик стола.
— Хорошо было бы найти патроны, — сказал я. — Слишком много стволов, слишком мало пуль. — Но в ящике не нашлось ни одного патрона. Я положил туда пистолет охранника и задвинул ящик.
Домкрат Хоук бросил в лесу. Из левого бокового кармана его брюк высовывалась дубинка, которую он снял с бесчувственного тела охранника. Рукоятка сорок четвертого выглядывала из правого заднего.
Солнце село, и, пока мы шли по вьющейся среди ухоженных газонов дорожке, стало совсем темно. На повороте возвышалась стенка вечнозеленых растений, а за ними, примерно в ста ярдах, — дом. Он был ярко освещен скрытыми прожекторами.
Если бы мастеров, построивших Диснейлэнд, попросили создать жилище для миллиардера-затворника, они бы сделали дом Джерри Костигана. Мы с Хоуком стояли среди аккуратно подстриженных вечнозеленых деревьев и смотрели.
Тут и там на огромной величественной лужайке высились кусты различных форм и очертаний.
Сам дом больше напоминал английскую загородную усадьбу. Родовое гнездо потомков норманнов.
Огромнейшая терраса окружала высокий квадратный каменный особняк с нависающей мансардной крышей. По углам возвышались небольшие круглые башенки с узкими прорезями окон — из таких хорошо поливать викингов кипящим маслом. Дорожка ускользала куда-то за дом.
— Через десять-пятнадцать минут совсем стемнеет, — сказал Хоук.
Я кивнул. Мы спокойно стояли среди деревьев. Во всем доме были зажжены огни, и окна светились слегка желтоватым, теплым светом, отличным от холодного сияния прожекторов. Два человека спокойно обходили террасу, останавливаясь, перекидываясь замечаниями, и снова двигались дальше, постепенно огибая дом. Даже со ста ярдов легкий бриз доносил до меня запах сигаретного дыма. С нашего наблюдательного пункта были видны вмонтированные под скаты крыши телекамеры. Они медленно поводили окулярами влево-вправо.
— Камеры, — отметил Хоук.
— Вижу.
— С такой системой охраны, — сказал Хоук, — они быстро обнаружат, что с охранником у ворот что-то случилось.
— Знаю, — буркнул я. — Удивляет, почему обе охранные системы не связаны между собой.
— Если бы они были связаны, сейчас бы по нам стреляли, — заметил Хоук.
— Глупо, — сказал я. — Глупо городить такую систему и позволить пробить в ней брешь одним лишь устранением охранника у ворот.
— Зато приятно сознавать, что они такие дураки, — хмыкнул Хоук.
Черный «форд-бронко» с белыми цифрами «4x4», написанными на боку, и мотающейся позади антенной выскочил из-за здания и поехал к воротам. В нем сидели двое мужчин.
— Умнеют на глазах, — сказал я.
Я взглянул на дом — ничто не изменилось — и на красные задние огни удаляющегося «бронко».
— Пора, — сказал Хоук.
— Захватим машину, — предложил я.
Мы выскочили из-за деревьев и по извивающейся дорожке кинулись следом за «бронко».
Хоук на бегу вытащил из кармана сорок четвертый и перекинул его в левую руку. Наши ноги, обутые в кроссовки, практически не издавали ни единого звука. Впереди показался «бронко»: он был припаркован у сторожки, мотор тихонько урчал, двери были широко распахнуты, в салоне горел свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30