Объехав здание, я выбрался на улицу и направился к центру городка. Через пятьдесят ярдов находилась городская библиотека. Перед входом маячила вывеска «МЕМОРИАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА ДЖ. Т. КОСТИГАНА», позади здания — автостоянка. Поставив машину, я выключил мотор, взялся за бутыль мускателя и несколько раз основательно прополоскал рот. Вино по вкусу напоминало средство для чистки кафеля, и запах оказался отвратным до невозможности. Я взял полупустую бутылку и закрыл дверцу машины. Положив ключи на подоконник, скрытый кустами, я направился на улицу.
Очутившись в поле зрения прохожих, я принялся шататься, опустив вниз голову и бормоча невесть что себе под нос. Бормотать себе под нос не так просто, когда этого совсем не хочется.
Я понятия не имел, что нужно бормотать, поэтому принялся перечислять звездный состав бейсбольной команды «Ред Соке» образца шестьдесят седьмого года.
— Рико Петрочелли, — бубнил я, — Карл Ястржемски, Джерри Одер...
Потом уселся на ступени лестницы библиотеки и сделал основательный «глоток» из бутылки, заткнув горлышко языком так, чтобы не проглотить ни капли. Вряд ли алкоголь облегчит мою задачу. Парочка школьниц в вязаных гольфах и с повязками на волосах шарахнулись от меня и, обойдя, поспешили в библиотеку.
— Дэлтон Джоун, — буркнул я и сделал вид, что отхлебнул из бутылки.
Миловидная женщина в бледно-голубом спортивном костюме, белых «найках» и лавандовой налобной повязке припарковала коричневый «мерседес» перед самой библиотекой и вылезла, держа в руках пять или шесть книг. Проходя мимо меня, она демонстративно смотрела в противоположную сторону.
— Джордж Скотт, — пробормотал я и, привстав, хорошенько шлепнул ее по заду.
Она резко рванула вперед и скрылась в библиотеке. Я взял в рот немного мускателя, позволил вину свободно вылиться на подбородок и облить куртку. За дверью послышались возбужденные голоса.
— Майкл Эндрюс... Реджи Смитт... — Я высморкался в ладонь и вытер ее о рубашку. — Хоук Хэндерсон... Тони Си. — И, повысив голос, прорычал: — Хосе, мать его, Тартабулл!
Со стоянки возле мэрии вырулила черно-белая полицейская машина и медленно направилась в сторону библиотеки.
Я встал и грохнул бутылку о ступени лестницы.
— Джо Фой, — проговорил я с холодной яростью. Затем расстегнул ширинку и стал деловито мочиться на газон. Я их провоцировал.
Патрульный автомобиль остановился рядом, не дав мне закончить дело, и из него вылез миллриверский коп в красивой коричневой униформе. Он носил свою шляпу надвинутой прямо на переносицу, как морской пехотинец времен вьетнамской войны.
— Стоять и не двигаться!
— А я им и не двигаю, офицер. — Я хихикнул, слегка покачнулся и рыгнул. Коп стоял прямо передо мной.
— Застегнись, — рявкнул он, — тут женщины и дети.
— Для женщин и детей — все что угодно, — пробормотал я, наполовину застегнув ширинку.
— Какие-нибудь документы есть? — спросил коп.
Я пошарил вначале в одном заднем кармане, затем в другом, затем в передних карманах джинсов. Прищурившись и стараясь внятно рассмотреть полицейского, пожал плечами.
— Хочу заявить о пропаже бумажника, — сказал я, как можно тщательнее выговаривая слова, словно человек, который изо всех сил старается не казаться пьяным.
— Хорошо, — проговорил коп. — Иди к машине. — Он взял меня под руку. — Руки на крышу. Ноги врозь. Ты, наверное, не раз такое проделывал.
Он ботинком постучал по внутренней стороне моей здоровой лодыжки, чтобы я пошире расставил ноги, а затем быстро обыскал.
— Как зовут? — спросил он, закончив.
— Что, так и стоять? — Я положил голову на крышу машины.
— Можешь выпрямиться.
Я остался в положении «голова-на-крыше» и ничего не ответил.
— Я спросил, как зовут, — повторил коп.
— Требую адвоката, — сказал я.
— А кто твой адвокат?
Я перекатился по крыше автомобиля и встал к копу лицом. Ему было лет двадцать пять. Красивый загар, чистые голубые глаза. Я нахмурился.
— Спать хочу, — заявил я и стал сползать по крыше машины на землю.
Коп подхватил меня под мышки.
— Нет, — сказал он. — Не здесь. Пошли. Проведешь ночку с нами, а наутро поглядим...
Я позволил сунуть себя в машину и отвезти в участок. Без двадцати минут пять я стоял перед камерой в милл-риверской тюрьме. Задержан за пьянство и мочеиспускание в общественном месте. Записан под именем Джона Доу. В углу камеры находился фаянсовый унитаз без стульчака, раковина, а рядом — бетонная койка с матрасом, без подушки и со скатанным военным одеялом в ногах. Арестовавший меня офицер отворил дверь второй камеры. Первая была пуста. Дальше находились еще две.
— Минутку, — попросил я. — Хочу увидеть остальных гостей.
Я рванулся дальше и увидел в четвертой камере Хоука, лежащего на спине, закинув руки за голову.
— Эй, дядя Том! — рявкнул я. — Не сыграешь ли на своей гармонике что-нибудь для нашего миляги надзирателя?
Хоук безо всякого выражения осмотрел меня.
— Может, и поиграю, только не на гармонике, а на твоей башке, белопузый, — ответил он.
— Идем, идем, — сказал молодой коп. Он схватил меня за воротник рубашки и втолкнул в камеру. — Проспись. И не смей заводить ниггера!
Он вышел и запер камеру, оставив меня в одиночестве. Ну, кто это утверждал, что меня невозможно арестовать?
Глава 4
Мне полагалось быть пьяным в стельку, к тому же я не спал два дня, а мой грандиозный план побега мог осуществиться только после полуночи, поэтому я соорудил из одеяла подобие подушки и заснул.
Проснувшись, я понял, что сейчас глубокая ночь. Наручных часов у меня не было, да и настенных было не видно, но вокруг царила такая гнетущая тишина, которая бывает лишь в два часа ночи. Каков бы ни был час, время подошло.
Я потихоньку снял гипс и вытащил из-под пятки пистолет. Встал и почувствовал, насколько неудобно ходить в одном ботинке. Поэтому не колеблясь скинул второй и босым пересек камеру. Выпустив рубашку наружу, я заткнул за пояс джинсов пистолет, прильнул к прутьям решетки и громко произнес:
— Эй, дядя Том!
Через две камеры раздался голос Хоука:
— Это ты мне, козел?
— А здесь еще есть кто-то, — сказал я, — кого бы звали, как тебя?
— Кроме нас, здесь никого нет, белый.
— Хорошо, а сколько времени?
— Ты меня разбудил, чтобы узнать, который час?
— Неужто ниггеры спят? — изумился я.
— Когда ты заснешь, я доберусь до твоей белой задницы, козел.
— Неужели ты хочешь спать, дядя Том?
Я взял ботинок и принялся громыхать им по прутьям решетки, точно так же, как детишки проводят, палкой по заборам.
— Как тебе мой там-там? Немного африканских ритмов не помешает?
— Я на тебе отыграюсь, белый ублюдок, — сказал Хоук.
Я принялся лупить по прутьям каблуком и очень громко напевать:
— Бонго, бонго, бонго, я не покину Конго. Нет, нет, нет! Бунги, бунги, бунги, как хорошо мне в джунглях! Так хорошо мне в джунглях, что не покину их!
Тогда Хоук принялся орать, чтобы я заткнулся. Тут зажглись лампы под потолком, и из кабинета вышел круглолицый коп с короткой стрижкой.
— Что здесь происходит? — рявкнул он.
— Колыбельную ниггеру пою, — ухмыльнулся я.
— Этот придурок совсем чокнутый, — сказал Хоук.
Я принялся напевать еще громче. Круглолицый направился ко мне. В правом кармане форменных брюк у него лежала обтянутая кожей битка, которую он и вытащил на ходу.
— Ты, — обратился он ко мне, — заткни рот. Сейчас же.
— И в камере грязной, сырой и холодной явился, как тень, очень черный старик! — Я неуклюже изобразил подобие мелодии, ударяя башмаком по стене. Вернее, половину мелодии, ведь башмак был один.
Круглолицый обернулся и крикнул:
— Эй, Мори, иди сюда.
Появился второй коп, несколько повыше Мордатого, с удивленным выражением простофили-деревенщины на лице. Его волосы были зализаны назад и разделены посередине пробором. Я продолжал орать. Хоук замолк. Мордатый кивнул на меня, Мори щелкнул замком, и дверь в мою камеру открылась. Мордатый вошел, постукивая себя по ноге биткой. Мори миновал коридор и вошел следом. Он снимал с пояса наручники.
— Что это вы, ребята, задумали? — спросил я.
— Хотим показать, как нужно затыкаться, — ответил Мордатый.
Я сунул руку под рубашку и нервно почесал брюхо:
— Я просто хотел подразнить черномазого.
— Повернись спиной, — сказал Мордатый, — и заведи руки назад.
Я вытащил из-под рубашки пистолет и наставил дуло на эту парочку.
— Попробуйте только пикнуть, — предупредил я, — пристрелю.
Оба мгновенно превратились в ледяные скульптуры.
— Руки за голову, подойти и встать лицом к стене.
Они без звука выполнили требуемое. Я вытащил их табельное оружие. У Мордатого оказался стандартный 38-й калибр, зато у Мори — «магнум» 44-го калибра. С такой пушкой только на китов охотиться.
— Кто на коммутаторе? — спросил я.
— Мэдилин, — ответил Мордатый.
— Отлично. Итак, чтобы не причинить вреда ни себе, ни ей, сидите тихо, как в могиле. Я собираюсь открыть дверь другой камеры, но при этом глаз с вас не спущу.
Держа оба пистолета за дужки, я выскользнул из камеры и двинулся по коридору. На стене возле кабинета офицеров имелись пронумерованные выключатели: первая камера, вторая камера, третья камера, четвертая камера. Я нажал на кнопку "2" — и дверь закрылась, нажал "4" — и открылась камера Хоука. Он вышел и направился ко мне. Я протянул ему пистолеты.
Тридцать восьмой он вернул, и я заткнул его за пояс джинсов. Сорок четвертый «магнум» удобно устроился в его правой руке.
— Бонго, бонго, бонго? — уточнил он.
— Давай сюда диспетчера, — сказал я.
Мэдилин оказалась дамой лет пятидесяти пяти, и стройной назвать ее было нельзя. Она беззвучно прошла в камеру Хоука и села на койку. Дверь закрылась.
— У нас есть время, пока кто-нибудь из патрульных не вызовет управление и не всполошится, не получив ответа, — сказал я.
— Времени полно, — кивнул Хоук.
Мы вышли из полицейского участка на тихую улицу и направились к библиотеке. За ней все еще был припаркован «скайларк».
— Держи, — сказал я, взял с подоконника ключи и отдал их Хоуку. — Поведешь.
— К Сюзан? — спросил Хоук.
— Да.
— Первым делом они кинутся туда, — предположил Хоук, — когда узнают, что мы улизнули.
— Не имеет значения, — сказал я.
Мы вырулили из-за библиотеки и повернули направо в самом конце площади. Проехав по дороге примерно милю, мы снова свернули направо, а затем налево, на автостоянку у шестиэтажного городского дома. Даже при лунном свете было заметно, что в это здание вложена масса труда: кирпичные стены были отполированы песком и обработаны паром, все окна новые. Возле крыши имелась уйма гранитных узоров, а дверные перемычки оказались гранитными блоками.
Хоук припарковался прямо за черным ходом.
— Вон ее окно, — сказал он. — Хочешь позвонить или сразу полезешь?
До окна было рукой подать.
— Полезем, — решил я, и мы двинулись через автостоянку.
На стоянке, разделенной на площадки с номерами, было довольно много машин. Одна могла принадлежать Сюзан. Обычно я хорошо представлял себе ее машину, но сейчас засомневался.
— Приятель, она может быть не одна, — сказал Хоук.
— Надо проверить. Если мы позвоним и не получим ответа, все равно ведь войдем. Так уж лучше пропустить первое действие: времени у нас в обрез.
Мы остановились у окна. Я вытащил из кармана полицейский тридцать восьмой и разбил стекло на стыке верхней и нижней рамы, Хоук запустил в дыру руку и повернул задвижку.
Я поднял раму и неловкой змеей скользнул в проем и на пол. Хоук появился в комнате сразу за мной. На мгновение мы оба застыли. В квартире не раздавалось ни звука. Я поднялся на ноги. Справа находилась винтовая лестница.
Хоук ткнул туда пальцем.
— Спальня, — сказал он шепотом.
Я тихо поднимался по ступенькам. Хоук принялся бесшумно обыскивать первый этаж. Лестница закончилась небольшой площадкой, за которой находилась спальня. Я вошел и сразу уловил знакомый залах духов и лака для волос. Мне даже показалось, что я ощутил присутствие самой Сюзан. Кровать стояла слева параллельно низкому парапету, через который с балкончика спальни можно было наблюдать за происходящим внизу. Благодаря лунному свету, проникавшему через высокое арочное окно, здесь было гораздо светлее, чем в гостиной. Свет падал на пустую постель.
— Хоук, — позвал я спокойным голосом.
— Внизу никого, — отозвался он.
— Наверху тоже.
Я включил ночник у кровати. Комната показалась мне слишком уж прибранной. Постель была застелена. Сюзан оставила бы на видном месте помаду, духи, может быть, со стула свешивались бы колготки. На полу валялись бы туфли: одна — стоймя, другая — на боку. Но может, новая Сюзан сильно отличалась от той, которую я знал?
Я открыл дверцы шкафа. Внизу Хоук зажег остальной свет. Я услышал, как он поднимается по лестнице. Шкаф оказался в стену длиной и имел складные дверцы, убиравшиеся в разные стороны. В нем висели ее вещи, и я снова ощутил запах Сюзан. Одежда была развешана очень тщательно, с равными промежутками, чтобы не мялась. Сюзан было плевать, что на ней, но она всегда заботилась о том, что собиралась надеть.
Я узнал множество ее вещей. Правда, одежды оказалось слишком много. Поэтому я не мог сказать, что именно пропало. Если что-нибудь пропало.
— Осмотрим ванную, — предложил я.
Хоук предупредил:
— Время поджимает, детка.
— Нужно узнать, уехала она или просто-напросто отлучилась, — сказал я. — Если уехала, значит, взяла с собой белье и косметику.
— Идем вниз, — кинул Хоук.
Пока мы спускались по винтовой лестнице, я окинул взглядом квартиру. Гостиная была высотой в два этажа, а окна были двадцати футов.
Возле гостиной притулилась кухонька, которую отделяла стойка, покрытая красной мексиканской плиткой. Высоко на стене гостиной висело огромное красное опахало, а с потолка на золотой цепи свисала люстра от Тиффани. Стеклянный обеденный стол под ней был установлен на дубовых козлах для пилки дров.
Ванная оказалась рядом с гостиной, чуть дальше — кабинет. Сюзан всегда держала белье в каком-нибудь шкафчике в ванной, а косметику — в аптечке или где попало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30