. Оно и действительно так: аристократишка теперь становится на ходули и думает, что уничтожит меня величием своей ласки».
Аристократишку Одоевского (который был старше его лет на 20) Достоевский тоже отшил. Но прошло время, пригодился и Одоевский. Из ссылки Фёдор Михайлович послал ему письмо с нижайшей просьбой исходатайствовать разрешение публикации своих произведений и ещё при этом в переписке с друзьями высказывал опасения: не прогневались ли их сиятельство на столь дерзостное послание (826). И без юродства опасался, скромно и серьёзно. Вообще, наглый тон юношеских писем у него сразу после ареста как бритвой отрезало. Письма брату из крепости это уже верх достоинства, мужества, христианского смирения. И далее, вплоть до смерти, о своей «славе», «гениальности», о пренебрежительном отношении к поклонникам ни строчки. Урок на всю жизнь.

797

Примечание к №742
Разве рождение антихриста это не «оригинальный результат»?
Розанов в 1919 г. писал Голлербаху:
«Смотрите: Достоевский и карамазовщина, – К.Леонтьев с его эстетикой – какое все это уже антихристианство, какие опять Афины; знаете ли Вы и догадываетесь ли Вы, что именно в России суждено прийти Антихристу … Достоевский – это опять теизм (а христианство в данном контексте это для Розанова атеизм, бесполая абстракция – О.), К.Леонтьев – вновь порыв веры… И „Розанов“ естественно продолжает и заключает К.Леонтьева и Достоевского. Лишь то, что у них было глухо или намёками, у меня становится ясною, сознанною мыслью. Я говорю прямо то, о чём они не смели и догадываться. Говорю, потому что я все-таки более их мыслитель („О понимании“). Вот и всё. Но дело идет (и ШЛО у Достоевского и К.Леонтьева) именно об антихристианстве, о победе самой СУТИ его (христианства – О.), этого ужасного авитализма».
Нет, Розанов тут говорит ещё достаточно «косвенно». Антихристианство Достоевского и Леонтьева именно в их христианстве. Зачем писателю – христианство? Именно как писателю? Зачем ставить религиозные проблемы в центр своего творчества, своего мира? Это так же нелепо, как и монах, пишущий романы. И мысль Розанова антихристианская именно потому, что он не заметил, как любой русский не заметил чудовищности именного ряда: Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Фёдор Достоевский, Константин Леонтьев. Не заметил, что Достоевский и Леонтьев сами по себе ничего в ХРИСТИАНСТВЕ изменить не могли, так же как это не могут сделать Шолохов или Фадеев.
Владимир Соловьёв писал в «Чтениях о богочеловечестве»:
«Восток не подпал … искушениям злого начала, – он сохранил истину Христову; но, храня её в ДУШЕ своих народов, Восточная Церковь не осуществила её во внешней действительности, не дала ей реального выражения, не создала ХРИСТИАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ, как Запад создал культуру антихристианскую».
Но как раз потому, что в России не создали «культуру антихристианскую», русские породили антихриста.
Русские породили антихриста, и теперь речь уже может вестись действительно о христианской культуре, но культуре «антиантихристианской» «Ленин – антихрист» – это пошлая, дешёвая политическая демагогия. Но лишь до тех пор, пока христианская церковь не приняла соответствующего канонического решения. Или нет, и это достаточно банально. Дальше все: пока не создан соответствующий МИСТИЧЕСКИЙ КУЛЬТ, МИСТИЧЕСКАЯ СЕКТА. А она будет создана.

798

Примечание к №572
Сказали бы: «Можно уехать». Я бы прям так, в пиджачке
Это ведь наиболее благородный вид смерти. Я бы уехал и окончательно пропал, растворился. Никто бы обо мне не вспомнил, а «там» никто бы не узнал. Я бы жил незаметно-незаметно, и читал книги.
Я, может быть, и согласился жить в том, что называлось Россией, этому жизнь посвятить, но у меня ничего не получится. Я одинок и вообще смотрю вдаль, а «реальность» мне не интересна. И не нужна. Я не нужен «реальности», и она мне тоже. А в России сейчас можно жить только реально, физически. Это тоже путь, и даже высокий путь, но я не умею по нему идти.
Задача мудро отделённой России №2, эмиграции, состоит, наоборот, в чисто идеальном, метафизическом развитии. Когда-нибудь в будущем эти два потока сольются и дело Петра начнётся снова, на новом этапе. И мягче, удачнее. Прорубят окно в Европу, а там есть тоже свои, русские.
Конечно, старая эмиграция погибла. Но сама её гибель вещь для будущих поколений поучительнейшая. Это постепенное угасание, сжимание круга, всё больший провинциализм, и вырвавшаяся звезда Набокова, осветившая всё холодным, мертвенным блеском (не говорю об ином, тёплом свете, обращённом его гением в будущее). Россия не сразу погасла, она в 20-30-х постепенно угасала. И необычайно интересно проследить, как это всё происходило. Через разрушенное, агонизирующее сознание лучше и явственнее видна структура русской психики и русского логоса. Как русские устроены. Изучение истории эмиграции означало бы для меня параллельное погружение в Россию, встречу с Россией и, в конечном счёте, с самим собой. Это создало бы новые возможности для соотнесения своего сознания. Конечно, внешне, извне все эти занятия мои были бы метафизической утопией, но для меня, субъективно явились бы дополнительным импульсом, предсоньем перед окончательным растворением в безумных фантазиях. Здесь, внутри, я боюсь идти по этому пути, как в 17 лет испугался поэзии, живописи и музыки, к которым был по природе склонен. Но я не видел в них опоры для жизни, чувствовал, что эго лишь усилит душевную ранимость и открытость. Вот и сейчас я всё ещё боюсь спать, упасть в сны. А там, вовне, это было бы так просто, так хорошо. Здесь же я не могу погибнуть и должен жить, чтобы избежать гибели насильственной – жестокой и мгновенной. Там же я расплылся бы на ходу засыпающей амёбой, но долг перед родиной (как я его понимаю) всё равно выполнил, так как вход в это состояние совершился бы через осмысление постепенного угасания русской мысли.

799

Примечание к №793
пускай в мячик играет
Отец умирает. А мне:
– Чего квёлый? «Эй, вратарь, готовься к бою».
И мячом в рожу, в рожу.
В «Бесах»: «Кириллов бросал о пол большой резиновый красный мяч; мяч отпрыгивал до потолка, падал опять».
Кириллов кончает жизнь самоубийством, а мяч попадает к Верховенскому:
«Знаете, подарите-ка мне ваш мяч, к чему вам теперь? Я тоже для гимнастики».
И мяч сорвался, осуществился.
Бунин стонал в 19-ом году: «На стенах воззвания: „Граждане! Все к спорту!“ Совершенно невероятно, а истинная правда. Почему к спорту? Откуда залетел в эти анафемские черепа ещё спорт?»
Как откуда? «Оттуда».
На заводе после работы меня заставляли бегать (ДОСААФ):
– Одевай тапочки и бегом. Стой. Зачем идёшь? Давай прыжками и быстро. Два притопа, три прихлопа, прыгай с финтом, как кролик, или ласточкой. А вот боком, караморой, по свисту. На четвереньки…
Это вам, батенька, не Оксфорд. Насильственное занятие физкультурой. Знаете, как здорово помогает? Какая сразу бодрость-свежесть?..
Измучить их надо.

800

Примечание к №755
Пушкин-Сальери вынес смертный приговор Пушкину-Моцарту
Сальери, убивая Моцарта, убивает себя.
Вот яд, последний дар моей Изоры.
Осьмнадцать лет ношу его с собою –
И часто жизнь казалась мне с тех пор
Несносной раной, и сидел я часто
С врагом беспечным за одной трапезой,
И никогда на шёпот искушенья
Не преклонился я, хоть я не трус,
Хотя обиду чувствую глубоко,
Хоть мало жизнь люблю. Всё медлил я.
Сальери постоянно испытывал искушение убить не только своего врага, но и самого себя. Для него это в сущности одно и то же:
Как жажда смерти (чьей? – О.) мучила меня,
Что умирать? Я мнил: быть может, жизнь
Мне принесёт незапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сотворит
Великое – и наслажуся им…
Сальери хотел убить себя и другого, но медлил, не в силах отказаться от творческого дара своего «я» и «я» вообще. Опять нет различия. Моцарт просто иная часть его (точнее авторского) "я". Неслучайно Сальери проговаривается. Моцарт пьёт яд, а Сальери кричит:
«Постой, постой!.. ты выпил!.. без меня?»
Пушкин сам выбрал Чёрную речку. Это так ясно. В 1836 году у него могло состояться три дуэли, причем две из них вовсе не на почве ревности. Он искал смерти. Ему предсказали смерть от руки белокурого человека, и Пушкин искал его.
Дмитрий Мережковский (вслед за Розановым) сказал о Пушкине:
«Не даром друзья называли его Искрою. Он ведь действительно … только блеснул и погас, как искра, как падучая звезда, как предзнаменование возможной, но даже им самим не осуществлённой, русской гармонии – русского „благообразия“».
Пушкин осуществил эту гармонию своей смертью. Именно из-за невероятной способности к гармонизации и соотнесению разлетающихся в бесконечность частей своего «я» Пушкин ясно сознавал мучительную противоречивость творчества, его моцартианско-сальеревскую расколотость. Судьба человека, столь ясно сознающего губительную силу фантазий, легкомысленно оживлённых художником, должна была быть очень трагичной. Собственно говоря, искра гармонии только и могла лишь мелькнуть в образе умирающего поэта, почти сознательно пошедшего на смерть и убившего себя тогда, зимой 1837 года. В этой смерти есть мудрое принятие неизбежного будущего и вместе с тем тоскливый ужас, обречённость. Эти два чувства взаимно дополняют друг друга, что вызывает ощущение некой искренней соразмерности. Пушкин предчувствовал низкий фарс и высокую трагедию будущей истории своей родины. Он, породивший вселенную русской культуры, взял на себя груз трагической ответственности за её будущее, за наше будущее.
Гоголь сказал, что Пушкин это русский в его развитии через 200 лет (то есть к 2037 году). Что в устах самого Николая Васильевича было пустой риторической фигурой, нежинское пристрастие к которым он питал всю жизнь, обернулось пророчеством. По крайней мере, уже на 3/4.

801

Примечание к №771
я абсолютно бездарен в цели
Обо мне можно сказать словами Достоевского:
«Расчёты этого человека всегда зарождались как бы по вдохновению и от излишнего жару усложнялись, разветвлялись и удалялись от первоначального пункта во все стороны, вот почему ему мало что и удавалось в его жизни».
Причём это разветвление и удаление происходит так быстро, так легко, что я и не успеваю вспыхнуть. Я спокоен, а мысли разлетаются легчайшей паутиной…

802

Примечание к №750
Англичане помогали русскому народу освобождать польских братьев от царских сатрапов, ну так и мы поможем английскому пролетариату
Идея, между прочим, носилась в воздухе. Достоевский писал:
«Вот что мне кажется: не сказалась ли в этом факте (то есть в примыкании к крайней левой, а в сущности к отрицателям Европы даже самых яростных наших западников), – не сказалась ли в этом протестующая русская душа, которой европейская культура была всегда, с самого Петра, ненавистна…?»
И далее:
«О, конечно, этот протест происходил почти всё время бессознательно, но дорого то, что чутьё русское не умирало: русская душа хоть и бессознательно, а протестовала именно во имя своего русизма, во имя своего русского и подавленного начала».
И тут бы чуть-чу-уть подправить. (815) Если бы охранное отделение обладало 1/10 того полёта фантазии, который приписывали ему русские интеллигенты…

803

Примечание к №733
наивный космополитизм Соловьёва сыграл с ним злую шутку
И русский язык ему этого небрежения не простил.
Немецкий язык как математика – немножко самостоятелен. Латиноосновные языки в определённой степени тоже самостоятельны, но поменьше. Лишь природное сильное личностное начало в германской культуре немецкому немножко мешает развернуться. А русский язык нелеп без своих носителей. Немцы сказали: «Германия останется, если даже мы все погибнем». Германия, язык, немножко посуществует и после. Он лишь постепенно развеется. Розанов сказал, что в Германии книги хорошие, а люди плохие. В немецком языке есть время и есть «если бы». А в русском времена все перепутаны, а «бы» переворачиваемо (на что я раньше уже обращал внимание). По-русски «если бы я знал, но я не мог этого знать» и «если бы я знал, то сделал» звучит одинаково. Поэтому всё сбывается. Такой язык сам по себе плесневеет, запутывается и гибнет. Ему нужны люди. «Россия останется, если будет жить хоть один русский». Соловьёв хотел показать язык «как он есть». И русский язык ему показал язык.
По-русски гениев быть не может. Все русские гении конвенциональны. Их так считают. Вот почему Запад бьётся над самым великим русским гением – Пушкиным – и понять не может: что же здесь гениального? в чём? А Пушкин гений потому, что его считают гением. И он будет гением, пока живы русские люди. Очень субъективная, максимально живая культура. Ведь я знаю: «Пока остаётся Россия, все русские живы».

804

Примечание к №791
Флоренский вдвойне византиец.
Характерна его стилистическая беспомощность. Флоренскому не хватило русской крови на превращение «хитроумия» в «художество». Розанов сказал о нём:
«Вся натура его – ползучая. Он ползёт, как корни дерева в земле. Воздух – наиболее отдалённая от него стихия. Я думаю, он вовсе не мог бы побежать. Он запнётся и упадет. Всё – к земле и в землю».
Действительно, как нелепы попытки «взлететь» в «Столпе».
Бердяев назвал это произведение «стилизованным православием». По сути, может быть и верно, но с точки зрения формы никакой СТИЛИЗАЦИИ, вообще СТИЛЯ у Флоренского нет. Жалкие, бескрылые подпрыгивания:
"Но небо блекло и выцветало, как уста умирающей. Небо умирало и с ним умирала вся надежда на лучшее будущее. Меркли и выцветали, как ланиты умирающей, все благие порывы и ожидания. С края небосвода, едва-едва ветром доносилась тоскливая частушка:
Последний раз, последний час,
последнее свиданьицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192