– Что побудило вас увезти детей?– Меня попросила миссис Ферз. Она заметила в капитане Ферзе перемену и решила, что детей лучше удалить.– Можете вы утверждать, что и сами заметили эту перемену?– Да. Мне показалось, что он стал беспокойнее и, вероятно, подозрительнее. Он больше пил за обедом.– Кроме этого – ничего особенного?– Нет. Я…– Да, мисс Черрел?– Я хотела рассказать о том, чего не видела лично.– То есть о том, что вам рассказала миссис Ферз?– Да.– Вы можете этого не рассказывать.– Благодарю вас, сэр.– Вернёмся к тому, что вы обнаружили, после того как отвезли детей и вернулись. Вы говорите, капитана Ферза не было дома. А миссис Ферз?– Она была дома и одета к обеду. Я тоже быстро переоделась, и мы пообедали вдвоём. Мы очень беспокоились.– Дальше.– После обеда мы поднялись в гостиную и я, чтобы отвлечь миссис Ферз, попросила её спеть. Она очень нервничала и волновалась. Спустя некоторое время мы услышали, как хлопнула входная дверь. Потом капитан Ферз вошёл и сел.– Он что-нибудь сказал?– Ничего.– Как он выглядел?– Мне показалось, что ужасно. Он весь был такой странный и напряжённый, словно у него в голове засела какая-то страшная мысль.– Продолжайте.– Миссис Ферз спросила, обедал ли он и не пора ли ему лечь. Но он не отвечал и сидел с закрытыми глазами, как будто спал. Наконец я шёпотом спросила: "Он в самом деле заснул?" Тогда он внезапно закричал: "Где уж там заснуть! Опять начинается, и я этого не вынесу, видит бог, не вынесу!"Когда Динни повторила эти слова Ферза, она впервые по-настоящему поняла, что означает фраза: "Оживление в зале суда". По какому-то таинственному наитию девушка восполнила нечто, чего не хватало в показаниях предыдущих свидетелей. Динни никак не могла решить, разумно поступила она или нет, и взгляд её отыскал лицо Эдриена. Тот кивнул ей – еле заметно, но одобрительно.– Продолжайте, мисс Черрел.– Миссис Ферз подошла к нему, и он закричал: "Оставьте меня в покое! Убирайтесь отсюда!" Потом она, кажется, сказала: "Роналд, не вызвать ли врача? Он даст тебе снотворное и сразу уйдёт". Но капитан вскочил и неистово закричал: "Никого мне не надо! Убирайтесь!"– Так, мисс Черрел. И что же дальше?– Нам стало страшно. Мы поднялись ко мне в комнату и стали советоваться, что предпринять, и я сказала, что нужно позвонить по телефону.– Кому?– Врачу миссис Ферз. Она хотела пойти сама, но я опередила её и побежала вниз. Телефон находился в маленьком кабинете на первом этаже. Я уже назвала номер, как вдруг почувствовала, что меня схватили за руку. Капитан Ферз стоял позади меня. Он перерезал шнур ножом. Он всё ещё не отпускал мою руку, и я сказала ему: "Глупо, капитан Ферз! Вы знаете, что мы не причиним вам вреда". Он выпустил меня, спрятал нож и велел мне надеть туфли, потому что я держала их в другой руке.– Вы хотите сказать, что сняли их?– Да, чтобы сойти вниз без шума. Я их надела. Он сказал: "Я не позволю мне мешать. Я сделаю с собою что захочу". А я сказала: "Вы же знаете, мы желаем вам только добра". Тогда он сказал: "Знаю я это добро! Хватит с меня". Потом посмотрел в окно и сказал: "Льёт как из ведра, – повернулся ко мне и закричал: – Убирайтесь из комнаты, живо! Убирайтесь!" И я снова побежала наверх.Динни остановилась и перевела дух. Она вторично пережила сейчас эти минуты, и сердце её отчаянно колотилось. Она закрыла глаза.– Дальше, мисс Черрел.Она открыла глаза. Перед нею снова были судьи и присяжные, рты которых, казалось, слегка приоткрылись.– Я все рассказала миссис Ферз. Мы не знали, что делать и чего ждать. Я предложила загородить дверь кроватью и попытаться уснуть.– И вы это сделали?– Да, но мы долго не спали. Миссис Ферз была так измучена, что, наконец, заснула. Я тоже, кажется, задремала под утро. Во всяком случае, разбудила меня горничная, когда постучалась.– Вы больше не говорили ночью с капитаном Ферзом?Старая школьная поговорка: "Если уж врать, то всерьёз", – мелькнула в голове Динни, и она решительно отрезала:– Нет.– Когда постучалась горничная?– В восемь утра. Я разбудила миссис Ферз, и мы сейчас же спустились вниз. Комната капитана Ферза была в беспорядке, – он, видимо, лежал на кровати не раздеваясь, но в доме его не оказалось, его пальто и шляпа исчезли со стула, на который он их бросил в холле.– Что вы предприняли тогда?– Мы посовещались. Миссис Ферз хотела обратиться к своему врачу и ещё к нашему общему родственнику мистеру Майклу Монту, члену парламента. Но я подумала, что, если застану дома двух моих дядей, они скорее помогут нам разыскать капитана Ферза. Я убедила её отправиться со мной к моему дяде Эдриену, попросить его съездить к моему дядеХилери и выяснить, не могут ли они вдвоём разыскать капитана Ферза. Я знала, что оба они очень умные и тактичные люди…Динни заметила, что судья сделал лёгкий поклон в сторону её дядей, и заторопилась:– …и старые друзья семьи Ферзов. Я подумала, что если уж они не сумеют разыскать его без лишнего шума, то другие и подавно. Мы отправились к моему дяде Эдриену" тот согласился позвать на помощь дядю Хилери, и тогда я отвезла миссис Ферз в Кондафорд к детям. Это всё, что мне известно, сэр.Следственный судья поклонился ей и сказал:– Благодарю вас, мисс Черрел. Вы дали чрезвычайно ценные показания.Присяжные неуклюже задвигались, словно намереваясь тоже отдать поклон; Динни сделала над собой усилие, вышла из клетки и заняла место рядом с Хилери, который положил на её руку свою. Девушка сидела не шевелясь. Она чувствовала, как слеза, словно последняя капля летучей смеси, медленно скатывается у неё по щеке. Апатично слушая дальнейшее – допрос главного врача психиатрической лечебницы и обращение судьи к присяжным, Динни страдала от мысли, что, желая быть честной по отношению к живым, казалась нечестной по отношению к мёртвому. Как это ужасно! Она дала показания о ненормальности человека, который не мог ни оправдаться, ни объясниться. Со страхом и любопытством увидела она, что присяжные вновь занимают места, а их старшина встаёт, готовясь огласить вердикт.– Мы полагаем, что покойный скончался вследствие падения в меловой карьер.– Это означает смерть от несчастного случая, – пояснил судья.– Мы выражаем наше соболезнование вдове.Динни чуть не захлопала в ладоши. Итак, эти извлечённые из архива люди оправдали его за недостатком улик. Она подняла голову и с неожиданной, почти задушевной теплотой улыбнулась им. XXXI Динни наконец опомнилась, подавила улыбку и заметила, что Хилери лукаво смотрит на неё.– Нам можно идти, дядя Хилери?– Пожалуй, даже нужно, пока ты окончательно не соблазнила старшину присяжных.Выйдя на улицу и глотнув сырого октябрьского воздуха – был типичный английский осенний день, девушка предложила:– Пройдёмся немного, дядя. Передохнем и дадим выветриться запаху суда.Они повернули и быстро пошли вниз, к видневшемуся вдали морю.– Дядя, мне страшно интересно, что говорилось до меня. Я ни с кем не впала в противоречие?– Нет. Из показаний Дианы сразу стало ясно, что Ферз вернулся из психиатрической лечебницы, и судья обошёлся с ней очень деликатно. Меня, к счастью, вызвали раньше Эдриена, так что его показания лишь повторили мои, и он не привлёк к себе особого внимания. Жаль мне журналистов: присяжные не любят констатировать самоубийство и смерть в припадке безумия. В конце концов, никто не знает, что произошло с Ферзом. Там было глухо, темно – он легко мог оступиться.– Вы действительно так считаете, дядя?Хилери покачал головой:– Нет, Динни, он задумал это с самого начала и выбрал место поближе к своему прежнему дому. И, хоть не следовало бы, скажу: слава богу, что он это сделал и обрёл покой.– О да! А что теперь будет с Дианой и дядей Эдриеном?Хилери набил трубку и остановился, чтобы прикурить.– Видишь ли, моя дорогая, я дал Эдриену один совет. Не знаю, воспользуется ли он им, но ты поддержи меня при случае. Все эти годы он ждал. Пусть подождёт ещё один.– Дядя, я с вами целиком согласна.– Неужели? – удивился Хилери.– Диана просто не способна ни о ком думать – даже о нём. Ей нужно пожить одной с детьми.– Интересно, – протянул Хилери, – не готовится ли сейчас какая-нибудь экспедиция за костями? Его надо бы на год удалить из Англии.– Халлорсен! – воскликнула Динни, всплеснув руками. – Он же опять едет. Дядя Эдриен ему нравится.– Чудно! А он его возьмёт?– Возьмёт, если я попрошу, – просто ответила Динни.Хилери опять бросил на неё лукавый взгляд:– Какая опасная девица! Не сомневаюсь, что кураторы предоставят Эдриену отпуск. Я напущу на них старика Шропшира и Лоренса. А теперь мне пора обратно, Динни: тороплюсь на поезд. Это огорчительно – воздух здесь хороший. Но Луга чахнут без меня.Динни взяла его руку:– Восхищаюсь вами, дядя Хилери.Хилери воззрился на девушку:– Я что-то не улавливаю ход твоих мыслей, дорогая.– Вы знаете, что я имею в виду. Вы сохранили старые традиции – служение долгу и всё такое, – и в то же время вы ужасно современный, терпимый и свободомыслящий.– Гм-м! – промычал Хилери, выпуская клуб дыма.– Я даже уверена, что вы одобряете противозачаточные меры.– Видишь ли, по этой части мы, священники, – в смешном положении. Было время, когда мысль ограничить рождаемость считалась непатриотичной. Но боюсь, что теперь, когда самолёты и газы ликвидировали нужду в пушечном мясе, а число безработных неудержимо растёт, непатриотичным становится скорее отказ от противозачаточных мер. Что же касается христианской догмы, то во время войны мы, как патриоты, уже не соблюдали одну заповедь: "Не убий". Сейчас, оставаясь патриотами, мы логически не можем соблюдать другую: "Плодитесь и размножайтесь". Противозачаточные меры большое дело, по крайней мере для трущоб.– И вы не верите в ад?– Нет, верю: он как раз там и находится.– Вы стоите за спорт в воскресные дни, верно?Хилери кивнул.– И за солнечные ванны в голом виде?– Стоял бы, будь у нас солнце.– И за пижамы, и за курящих женщин?– Нет, с сигаретами я не примирюсь – не люблю дешёвки и вони.– По-моему, это недемократично.– Ничего не могу с собой поделать. На, понюхай!Динни вдохнула дым трубки.– Пахнет хорошо – сразу чувствуется латакия. Но женщинам нельзя курить трубку. Впрочем, у каждого свой конёк, о котором человек не умеет судить здраво. Ваш – отвращение к сигаретам. За этим исключением вы поразительно современны, дядя. В суде я разглядывала присутствующих, и мне показалось, что единственное современное лицо – у вас.– Не забывай, дорогая: Чичестер держится древним своим собором.– По-моему, мы преувеличиваем степень современности в людях.– Ты живёшь не в Лондоне, Динни. Впрочем, в известной мере ты права. Мы стали откровеннее в некоторых вещах, но это ещё не означает серьёзной перемены. Вся разница между годами моей юности и сегодняшним днём – в степени сдержанности. Сомнения, любопытство, желания были и у нас, но мы их не показывали. А теперь показывают. Я сталкиваюсь с кучей молодых универсантов: они приезжают работать в Лугах. Так вот, их с колыбели приучили выкладывать всё, что им взбредёт в голову. Они и выкладывают. Мы этого не делали, но в голову нам взбредало то же самое. Вся разница в этом. В этом и в автомобилях.– Значит, я старомодна, – совершенно не умею выкладывать разные вещи.– Это у тебя от чувства юмора, Динни. Оно служит сдерживающим началом и порождает в тебе застенчивость. В наши дни молодёжь редко обладает им, хотя часто наделена остроумием, но это не одно и то же. Разве наши молодые писатели, художники, музыканты стали бы делать то, что они делают сейчас, будь у них способность посмеяться над собой? А ведь она и есть мерило юмора.– Я подумаю над этим.– Подумай, Динни, но всё-таки юмора не теряй. Для человека он то же, что аромат для розы. Ты едешь обратно в Кондафорд?– Собираюсь. Дело Хьюберта назначат к вторичному слушанию не раньше, чем прибудет пароходом почта, а до этого ещё дней десять.– Передай привет Кондафорду. Вряд ли для меня снова наступят такие же славные дни, как те, что мы прожили там детьми.– Я как раз думала об этом, когда ожидала своей очереди в качестве последнего из негритят.– Динни, ты молода для такого вывода. Подожди, влюбишься.– Я уже.– Что, влюбилась?– Кет, жду.– Жуткое занятие быть влюблённым, – сказал Хилери. – Впрочем, никогда не раскаиваюсь, что предавался ему.Динни искоса взглянула на него и выпустила коготки:– Не предаться ли вам ему снова, дядя?– Куда уж мне! – ответил Хилери, выколачивая трубку о почтовый ящик. – Я вышел из игры. При моей профессии не до этого. К тому же первого раза мне хватает до сих пор.– Да, – с раскаянием в голосе согласилась Динни, – тётя Мэй такая милочка.– Замечательно верно сказано! Вот и вокзал! До свидания, и будь здорова. Вещи я отправил утром.Хилери помахал девушке рукой и скрылся.Динни вернулась в гостиницу и поднялась к Эдриену, но его в номере не оказалось. Несколько расстроенная этим, девушка отправилась в собор. Она уже собиралась присесть на скамью и насладиться успокоительной красотой здания, как вдруг увидела своего дядю. Он прислонился к колонне и разглядывал витраж круглого окна.– Любите цветное стекло, дядя?– Если оно хорошее – очень. Бывала ты в Йоркском соборе, Динни?Динни покачала головой и, видя, что навести разговор на нужную тему не удастся, спросила напрямик:– Что вы теперь будете делать, милый дядя?– Ты говорила с Хилери?– Да.– Он хочет, чтобы я убрался куда-нибудь на год.– Я тоже.– Это большой срок, Динни, а я старею.– Поедете с Халлорсеном в экспедицию, если он вас возьмёт?– Он меня не возьмёт.– Нет, возьмёт.– Я поеду, если Диана скажет мне, что ей так угодно.– Она этого никогда не скажет, но я совершенно уверена, что ей на какое-то время нужен полный покой.– Когда поклоняешься солнцу, трудно уйти туда, где оно не сияет, чуть слышно произнёс Эдриен.Динни пожала ему руку.– Знаю. Но можно жить мыслями о нём. Экспедиция на этот раз приятная и полезная для здоровья – всего лишь в Новую Мексику. Вы вернётесь обратно помолодев, с волосами до пят, как полагается в фильмах. Вы будете неотразимы, дядя, а я так этого хочу. Требуется только одно – дать улечься суматохе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41