Негодование Хьюберта было вполне естественным. Будь извинения Халлорсена подсказаны ему внутренним убеждением, они бы утешили молодого человека, но, продиктованные лишь желанием угодить его сестре, вызвали ещё большую озлобленность. Хьюберт так ясно дал понять, насколько ему противно, что Халлорсен увлечён ею! И всё-таки налицо было письмо – открытое и прямое признание несправедливости выдвинутых обвинений. Оно все меняло. Динни немедленно углубилась в размышления о том, какую пользу можно из него извлечь. Стоит ли послать его лорду Саксендену? Стоит, раз уже дело зашло так далеко. И Динни пошла писать сопроводительную записку."Кондафорд, 21 сентября.Дорогой лорд Саксенден.Я отваживаюсь послать Вам вырезку из сегодняшнего номера "Тайме", так как верю, что она в какой-то степени может оправдать мою дерзость в тот вечер. Я действительно не имела никакого права мучить Вас после столь утомительного дня чтением отрывков из дневника моего брата. Это было непростительно, и я не удивляюсь, что Вам пришлось искать спасения. Однако прилагаемая вырезка подтвердит, что мой брат пострадал несправедливо, и я надеюсь, что Вы простите меня.Искренне ваша Элизабет Черрел".Заклеив конверт, она справилась о лорде Саксендене во "Всеобщем биографическом словаре" и адресовала письмо, надписав на нём "Лично", в лондонскую резиденцию пэра.Потом отправилась искать Хьюберта и узнала, что тот взял машину и уехал в Лондон.Хьюберт гнал вовсю. Объяснение с Динни страшно расстроило его.Меньше чем за два часа он покрыл добрых шестьдесят миль и в час дня уже был у отеля "Пьемонт". Он не обменялся с Халлорсеном ни словом с тех пор, как простился с ним шесть месяцев назад.Молодой человек послал свою карточку и уселся в холле, плохо представляя себе, что скажет американцу. Когда вслед за мальчиком рассыльным перед ним выросла высокая фигура профессора, холод сковал все тело Хьюберта.– Капитан Черрел! – воскликнул Халлорсен и протянул руку.Отвращение к сценам возобладало в Хьюберте над первым естественным порывом. Он принял руку, но не ответил американцу даже лёгким пожатием пальцев.– Из «Тайме» я узнал, что вы здесь. Нельзя ли нам куда-нибудь отойти?Нужно поговорить.Халлорсен отвёл Хьюберта в нишу.– Принесите коктейли, – бросил он официанту.– Благодарю, я не хочу. Закурить разрешите?– Надеюсь, это будет трубка мира, капитан?– Не знаю. Извинения, которые сделаны не по убеждению, для меня ничто.– Кто сказал, что они сделаны не по убеждению?– Моя сестра.– Ваша сестра, капитан Черрел, – редкостный человек и очаровательная юная леди. Я не хотел бы ей противоречить.– Не возражаете, если я буду говорить откровенно?– Конечно, нет!– Тогда я скажу, что предпочёл бы вовсе не получать извинений, чем знать, что обязан ими симпатии, которую вы питаете к одному из членов моей семьи.– Видите ли, – помолчав, произнёс Халлорсен, – я не могу снова написать в «Тайме» и заявить, что ошибался, когда приносил эти извинения. Надо думать, они этого не допустят. Я был очень раздражён, когда писал книгу. Я сказал об этом вашей сестре и это же повторяю вам. Я утратил тогда всякое чувство жалости и теперь раскаиваюсь в этом.– Мне нужна не жалость, а справедливость. Подвёл я вас или не подвёл?– Бесспорно одно: ваше неумение справиться с этой шайкой окончательно обрекло меня на провал.– Согласен. Но скажите, я подвёл вас по своей вине или потому, что вы возложили на меня невыполнимую задачу?С минуту мужчины стояли, глядя друг другу в глаза и не произнося ни слова. Затем Халлорсен протянул руку.– Будем считать, что виноват я, – сказал он.Рука Хьюберта порывисто потянулась к нему, но на полпути остановилась.– Одну минуту. Вы так говорите, чтобы угодить моей сестре?– Нет, сэр, я так думаю.Хьюберт пожал ему руку.– Вот и великолепно! – воскликнул Халлорсен. – Мы не ладили, капитан, но с тех пор как я побывал в одном из ваших старинных поместий, я понял, почему так получилось. Я ожидал от вас того, чего вы, классический англичанин, не можете дать, – открытого выражения ваших чувств. Вижу, что вас надо переводить на наш язык. Я этого не сумел. Потому мы и ходили вслепую друг около друга. А это верный способ испортить себе кровь.– Почему – не знаю, но кровь мы друг другу попортили как следует.– Ну, ничего. Я не прочь ещё раз начать всё сначала.Хьюберт вздрогнул.– Я – нет.– А теперь, капитан, позавтракаем вместе, и вы расскажете мне, чем я могу вам быть полезен. Я сделаю всё, что вы скажете, чтобы исправить свою ошибку.Хьюберт помолчал. Лицо его было бесстрастно, но руки слегка тряслись.– Всё в порядке, – сказал он. – Это пустяки.И они вошли в ресторан. XIII Если на свете есть что-нибудь бесспорное, – в чём с полным основанием можно усомниться, – так это то, что все дела, связанные с государственными учреждениями, пойдут не так, как рассчитывает частное лицо.Более опытная и менее преданная сестра, чем Динни, просто держалась бы от греха подальше. Но опыт ещё не научил девушку, что письма обычно оказывают на важных персон воздействие, прямо противоположное тому, какого ожидает пишущий. Задев amour-propre Самолюбие (франц.).

лорда Саксендена, чего, сталкиваясь с государственными деятелями, следует всемерно избегать, письмо привело лишь к одному результату: пэр решил устранится от этой истории. Неужели эта молодая особа хотя бы на минуту могла предположить, что он не заметил, как американец увивался вокруг неё? Словом, – о незримая ирония, присущая всем человеческим делам! – извинения Халлорсена лишь обострили щепетильность и подозрительность властей, и за два дня до конца своего годичного отпуска Хьюберт был извещён о продлении его на неопределённый срок и о переводе на половинный оклад впредь до результатов расследования, предпринятого в связи с запросом, который был сделан в палате общин майором Мотли, членом парламента. В ответ на заявление Халлорсена этот преисполненный гражданских чувств воин опубликовал письмо, где спрашивал, следует ли понимать, что убийство человека и факт порки, упомянутые в книге, на самом деле не имели места, и если это так, то чем объясняет американский джентльмен столь разительное противоречие в своих высказываниях. Это в свою очередь вынудило Халлорсена заявить через печать, что факты были именно таковы, как изложено в книге, но что выводы из них были сделаны ошибочные, а действия капитана Черрела полностью оправдывались необходимостью.Получив извещение о том, что отпуск его продлён, Хьюберт отправился в военное министерство. Он не узнал там ничего утешительного, кроме того, что в дело «впуталось» боливийское правительство, как неофициально сообщил ему один знакомый. Эта новость не вызвала особых опасений в Кондафорде. Никто из четырёх молодых людей, – Тесбери все ещё гостили там, а Клер гостила в Шотландии, – не придал значения новому повороту дела, так как никто из них ещё не представлял себе, до чего может дойти бюрократия, когда её машина пущена в ход. Однако генералу всё это показалось настолько зловещим, что он немедленно уехал к себе в клуб.В этот день, после чая, натирая мелом кий в бильярдной, Джин Тесбери ровным голосом спросила:– Что могут означать эти новости из Боливии, Хьюберт?– Всё, что угодно. Я, как вам известно, убил боливийца.– Но ведь он покушался на вашу жизнь!– Да, покушался.Она отставила кий; её смуглые тонкие и сильные руки сжали борт стола. Она неожиданно подошла к Хьюберту, тронула его за руку и сказала:– Поцелуй меня. Я – твоя.– Джин!– Хьюберт, довольно рыцарства и прочей чепухи. Ты не должен страдать в одиночку от всего этого свинства. Я разделю твою судьбу. Поцелуй меня.Поцелуй был дан – долгий и отрадный для обоих. Потом Хьюберт опомнился и сказал:– Джин, это немыслимо, пока мои дела не наладятся.– Конечно, они наладятся, но я тоже хочу помочь их наладить. Поженимся поскорее, Хьюберт! Отец может выделить мне сотню в год. Сколько наскребёшь ты?– У меня триста в год своих и половинный оклад, но я могу его лишиться.– Итак, твёрдых четыреста в год. Люди женятся, имея куда меньше.К тому же это только временно. Словом, можно жениться. Где?Хьюберт задыхался.– Когда шла война, – сказала Джин, – люди женились не раздумывая.Они не ждали, пока мужчину убьют. Поцелуй меня ещё.Хьюберт задохнулся ещё больше. Джин обвила ему руками шею. Гак Динни и застала их.Не отнимая рук. Джин бросила:– Динни, мы решили пожениться. Как ты думаешь, где лучше? В муниципалитете? Оглашение – это слишком долго.Динни судорожно глотнула воздух.– Я не думала, что ты так быстро сделаешь предложение, Джин.– Пришлось. Хьюберт набит дурацким рыцарством. Нет, отец не согласится на гражданскую регистрацию. Почему бы нам не исхлопотать особое разрешение?Руки Хьюберта, обнимавшие плечи Джин, отстранили девушку.– Будь серьёзней, Джин!– А я и так серьёзна. Если получим особое разрешение, никто ничего не узнает, пока всё не кончится. Значит, никто и возражать не будет.– Хорошо, – спокойно согласилась Динни. – Полагаю, что ты права. Раз уж делать, так делать быстро. Думаю, что дядя Хилери вас обвенчает.Руки Хьюберта опустились.– Вы обе рехнулись!– Повежливей! – обрезала Джин. – Мужчины – нелепый народ. Сами чего-то хотят, а когда им это предложишь, торгуются, как старушонки. Кто этот дядя Хилери?– Викарий прихода святого Августина в Лугах. Особым пристрастием к установленным порядкам не отличается.– Чудно! Хьюберт, завтра поедешь и получишь разрешение. Мы отправимся вслед за тобой. Где мы можем остановиться, Динни?– Думаю, что Диана нас приютит.– Значит, всё решено. По дороге заедем в Липпингхолл. Я захвачу свои платья и повидаюсь с отцом. Начну его подстригать и выложу все. Затруднений не будет. Заберём с собой Алена – нам потребуется шафер. Динни, посовещайся с Хьюбертом.Оставшись наедине с братом, Динни сказала:– Она замечательная девушка, Хьюберт, и, честное слово, нисколько не рехнулась. Все это страшно неожиданно, но совершенно разумно. Тесбери бедны, так что в этом отношении для неё разницы не будет.– Дело не в деньгах. Предчувствие чего-то страшного, нависшего надо мной, нависнет теперь и над ней.– И нависнет ещё грознее, если ты не согласишься. Право, соглашайся, мой дорогой мальчик! Отец возражать не будет. Она ему нравится, и он предпочтёт, чтобы ты женился на мужественной девушке из хорошей семьи, а не на деньгах.– Тебе не кажется, что в особом разрешении есть что-то неприличное? пробормотал Хьюберт.– В нём есть романтика. К тому же оно пресечёт разговоры – стоит тебе жениться или нет. Дело будет сделано, и люди примирятся с ним, как примиряются со всем на свете.– А мама?– Если хочешь, я сама ей скажу. Я уверена, уж она-то не станет жалеть, что брак не модный, что ты женишься не на хористке и так далее. Она в восхищении от Джин. Тётя Эм и дядя Лоренс – тоже.Лицо Хьюберта просияло.– Женюсь! Это так чудесно. В конце концов, я же не делаю ничего постыдного.Он бросился к Динни, порывисто обнял её и выбежал. Оставшись одна, девушка принялась разучивать карамболь на бильярде. Это прозаическое занятие помогало ей скрыть глубокую взволнованность. Объятие, которое она видела, было таким страстным. Джин представляла собой такой удивительный сплав неудержимого чувства и сдержанности, лавы и стали, самоуверенности и юной наивности! Возможно, это рискованный шаг. Но Хьюберт уже стал другим человеком благодаря Джин. И тем не менее Динни отчётливо сознавала всю необычность того, что произошло. Она сама никогда бы не отважилась на такое ошеломляющее решение. Она не отдаст своё сердце так поспешно. Недаром её старая няня шотландка говаривала: "Мисс Динни хоть резвушка, да вострушка: у неё ушки на макушке". Она отнюдь не гордится своим "чувством не лишённого остроты юмора, которое ориентирует и несколько стерилизует все остальные". Она завидует яркой решительности Джин, прямоте и убеждённости Алена, здоровой предприимчивости Халлорсена. Но у неё тоже есть свои сильные стороны. И, полуоткрыв губы в улыбке, Динни отправилась разыскивать мать.Леди Черрел сидела в святилище, прилегавшем к спальне, и шила муслиновые саше для листьев душистой вербены, которая росла возле дома.– Мамочка, – сказала Динни, – приготовься к небольшому потрясению. Помнишь, я говорила, что мечтаю найти подходящую девушку для Хьюберта. Так вот, такая нашлась. Джин только что сделала ему предложение.– Динни!– Они решили пожениться немедленно, по особому разрешению.– Но…– Это точно, мамочка. Завтра мы едем. Джин поживёт со мной у Дианы, пока всё не устроится. Хьюберт скажет отцу.– Но Динни, право…Динни перешагнула через муслиновые заграждения, опустилась на колени и обняла мать.– Я чувствую то же, что и ты, – сказала она, – только немножко не так, как ты, потому что не я произвела его на свет. Но, мамочка, милая, всё в порядке! Джин – замечательная девушка, и Хьюберт по уши в неё влюблён. Это уже пошло ему на пользу, а дальше она сама о нём позаботится.– Но как же с деньгами, Динни?– Они ничего от папы не ждут. Как-нибудь справятся, а детей им пока заводить не надо.– Думаю, что нет. Всё это ужасно неожиданно. А зачем особое разрешение?– Предчувствия.И обняв тонкую талию матери, Динни пояснила:– У Джин. Положение Хьюберта действительно сложное, мама.– Да. Оно пугает и меня, и отца. Я это знаю, хотя он мне об этом не говорит.Больше ничего о своих тревогах ни одна из них не сказала, и началось совещание об устройстве гнёздышка для отважной пары.– Почему бы им не пожить с нами, пока все не уладится? – спросила леди Черрел.– Им интереснее обзавестись своим домом. Самое главное сейчас чем-нибудь занять Хьюберта.Леди Черрел вздохнула. Переписка, садоводство, распоряжения по хозяйству, участие в приходских комитетах – все это, конечно, не очень интересно. А у молодёжи и этого нет. Для них Кондафорд совсем уж неинтересен.– Да, здесь тихо, – согласилась она.– И слава богу, – понизила голос Динни. – Но я чувствую, что сейчас Хьюберт должен жить напряжённой жизнью, и они с Джин найдут её в Лондоне. Квартиру можно снять в каком-нибудь доходном доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41