Бабушка не только должна была мирить «детей», но и брала Константина из Шепелевского дворца, отведённого новобрачным, под свою строгую опеку, поселяла в покоях Зимнего дворца…Только таким образом можно было смирить причудливого юношу, который заряжал живыми крысами пушку в дворцовом манеже и стрелял этим необычным ядром в намеченную цель… Да и людям приходилось много выносить от юношеской жестокости и необузданности молодого великого князя…И только императрица могла укрощать эту неподатливую натуру.В конце мая гром пушек возвестил столице о первой победе, одержанной на Кавказе индийской армией её величества. Валериан Зубов взял Дербент, В 1796 году состоялся поход русских войск под командованием генерал-поручика Валериана Зубова в прикаспийские владения Ирана. 2 мая началась осада Дербента, а 10 мая русские войска штурмом захватили его.

повторив победу Петра Великого, которому этот город однажды уже сдавал свои ключи.25 июня у Павла родился третий сын – Николай.Платон Зубов по случаю всякой новой радости или сюрпризом получал какую-нибудь милость от Екатерины или прямо выпрашивал то, чего желал…Обладая титулом светлейшего князя, получив главное начальство над Черноморским флотом, этот «бескровный» победитель, домашний герой, не знал даже, чего ему ещё пожелать.Последний план, намеченный им вместе с Екатериной, относительно брака молодого шведского короля Густава-Адольфа с внучкой императрицы Александрой Павловной, неожиданно принял весьма благоприятный оборот.Сначала и сам Густав, и опекун его, жадный, хитрый герцог Зюдерманландский, были против этого союза.Но усилия официальных русских дипломатов и частных агентов Екатерины, покладистость регента, полагавшего, что товар надо отдавать тому, кто больше платит, – всё это помогло Екатерине и фавориту настоять на своём.14 августа прибыли в Петербург два шведских графа: Ваза и Гага, дядя – регент и племянник – король, который через несколько месяцев, по достижении совершеннолетия, сам должен был приняться за управление страной. Желанные гости остановились у шведского посланника Штединга. Екатерина, ещё проживавшая в Таврическом, в своей осенней резиденции, приехала утром в Зимний дворец.Торжественный вид имела первая встреча короля и княжны Александры.Парадный зал был почти переполнен придворными и высшей знатью, допущенными к участию в большом выходе императрицы.Широко распахнулись двери, и Екатерина Вторая показалась рука об руку с Густавом Четвёртым.Семнадцатилетний король, высокий, стройный, с золотистыми, длинными кудрями, в чёрном шведском костюме, казался олицетворением рыцарской красоты и ловкости.Рядом с ним Екатерина, довольная, радостная, словно помолодевшая на много лет, ослепляла роскошью царских одежд и регалий.Особой группой стояла «гатчинская семья»: цесаревич с Марией Фёдоровной, обе великие княжны, Александра и Елена, девочка двенадцати лет.Взоры всех устремились в их сторону, когда императрица подвела гостя к Павлу, к его семье и наступил момент первого знакомства между двумя юными существами, которых задумали соединить навеки прежде, чем они увидали друг друга.От этого мгновенья зависело так много!О том, что Густав, красивый, юный, озарённый величием королевского сана, может не понравиться невесте, никто и не думал.Давно при дворе известен был забавный случай: бабушка-императрица взяла на колени малютку княжну Александру и стала ей показывать портреты юных принцев, собранные со всех концов Европы; потом ласково спросила ребёнка:– Ну, какой же тебе нравится из них больше всего? За кого я выдам тебя, скажи, малютка?После небольшого серьёзного раздумья, девочка, застенчиво оглянувшись, не смотрит ли кто-нибудь ещё, кроме доброй «бабушки», указала на портрет шведского принца.И теперь этот красавец, выросший, возмужалый, уже не принц, а король, явился сюда, словно по велению доброй феи из сказок.То вспыхивает яркой краской лицо девушки, то бледнеет она и незаметно касается плеча сестры, стоящей рядом, как будто боится упасть от слабости.Опущены глаза у княжны, но ей кажется, она видит, как он, герой её заветных мечтаний и снов, лёгкой и гордой походкой скользит по паркету, озарённый лучами ясного, осеннего солнца, проникающего в зал…Дыхание занимается у девушки.Вот он заговорил.Этот молодой, но решительный, сильный звук голоса положительно заставил её затрепетать, как от удара электрической волны.Она что-то лепечет в ответ на официальное приветствие, когда умолк голос отца и перестала говорить великая княгиня-мать…Видя, что делается с дочерью, великая княгиня снова обратилась к гостю, желая отвлечь его внимание от девушки:– Благополучно ли был совершён переезд? Нравится ли графу столица империи?..И ещё два-три общих вопроса…Густав отвечает… Он тоже понял, что девушка слишком сильно смущена… И старается не глядеть в её сторону. Но, словно против воли, его ясные, какие-то холодные, но вместе с тем и пронизывающие, горящие стальным блеском глаза с особенным вниманием и любопытством скользят по девушке, словно ощупывают её с ног до головы незримыми щупальцами.«Недурна собой… но и не красавица… Ещё немного тонковата… но это ничего, пройдёт… – думал искушённый уже во многом жених. – Прелестный рот… глаза… Улыбается так мило, грустно немножко, но по-детски… И… вот, не могу понять: что это есть ещё в девушке, что так привлекает глаза и мысль? Надо будет разобраться…»Так думал про себя наблюдательный, не по летам зрелый и вдумчивый юноша. Он не знал, что сила, влекущая его, таилась в любви, вспыхнувшей в душе девушки.Сама того не сознавая, в эту минуту первой встречи княжна полюбила ещё не наречённого ей жениха, потянулась к нему, как тянется в засуху цветок навстречу первым каплям дождя…Не чуяла бедная малютка, что эта первая, весенняя буря надломит её навсегда. Не думал об этом и принц.Его лицо приняло менее холодный, не такой королевски надменный вид. Даже более мягким блеском загорелись светлые глаза, упорный взгляд которых напоминал выражение глаз у полупомешанных иллюминатов, Иллюминаты – члены тайных религиозно-политических обществ в Европе, главным образом в Баварии, во второй половине XVIII века.

или фанатиков-северян, которые ещё недавно в России запирались целыми толпами в деревянных срубах и там сжигали себя с жёнами и детьми, испепеляя тела ради «спасения души».На один миг даже насмешливая улыбка, как серая змейка, скользнула у него по молодым, но строго сомкнутым губам, когда от невесты король перевёл взор на Павла и Марию Фёдоровну.Трудно было придумать пару, более неподходящую друг к другу.Худенький, маленький, нервный, весь словно на иголках, стоит Павел. Рядом с женой он кажется совсем юношей, недоростком. Его некрасивое лицо теперь особенно неприятно, так как Павел старается принять строго величественный вид. Неудачная попытка делает его совсем забавным.Болезненно-самолюбивый, чуткий порою до ясновидения, он словно ловит скрытые улыбки, взгляды, слышит лёгкое перешептыванье и угадывает колкости, которые рождаются в его адрес.Гнев поднимается в узкой чахлой груди Павла, стянутой парадным мундиром.Он едва сдерживается, чтобы не запыхтеть, не зафыркать, как делает это дома, если недоволен и раздражён чем-нибудь…Только выпученные, как у лягушки, глаза бегают быстрее обычного, да скулы шевелятся от напряжения на этом забавно-строгом, одеревенелом лице…Крупная, полная, любезная, уступчивая, даже сентиментальная до слезливости, великая княгиня смотрела кротко и наивно, а её светлые высоко приподнятые брови придавали пухлому лицу выражение постоянного изумления.Но за этой внешностью таилась немецкая холодная рассудительность, настойчивость, которую часто проявляла княгиня при осуществлении своих желаний. Выдержка и такт этой женщины в конце концов дали ей известного рода власть над необузданным Павлом, хотя он того не сознавал, а жена старалась тщательно маскировать свою силу под личиной покорности.Примерно такие же соображения мелькнули в голове Густава, когда он быстрым и внимательным взором всмотрелся в великую княгиню.«Дети совсем не похожи на него, – окидывая взором обоих великих князей и двух сестёр-княжён, решил Густав. – Это хорошо… Вот только разве этот мальчик…»Король остановился на мгновенье на Константине, схожем с Павлом, но по фигуре и манерам напоминающем скорее мать, чем отца.Неожиданно самая неподходящая, дикая мысль мелькнула в причудливом мозгу юного короля: «У княгини такой пышный бюст… Как он может обнять жену своими коротенькими, тоненькими руками?.. Должно быть, это ему никогда не удаётся!»И, словно желая глубже спрятать эту глупую догадку, Густав с самым серьёзным и почтительным видом обратился к великому князю:– Ваше высочество, я так много слыхал о вашей любви к армии и к военному делу вообще… Надеюсь, вы не откажете познакомить меня с ходом ваших занятий.– Для меня нет ничего интереснее военных наук и упражнений.Лицо Павла мгновенно преобразилось. Выпяченные, крепко сжатые губы сложились в искреннюю улыбку, такую наивную, детскую, какой нельзя было, казалось, увидеть на лице некрасивого, желчного человека сорока двух лет. Вокруг глаз, тоже прояснённых и подобревших теперь, разбежались лучами тонкие морщинки; две глубокие складки по бокам носа пролегли ещё глубже, так что получилась странная смесь, детская добрая улыбка на злом лице старика.Умышленно или случайно, но юный король сделал очень удачный ход и сразу завоевал расположение Павла.– Милости просим, когда угодно. Буду рад вас видеть… Если не поскучаете в моём тихом уголке! – ласково кивая Густаву, своим резким голосом сказал Павел.Откланявшись великому князю, Густав невольно обратился к императрице.Екатерина всё время, пока король знакомился с внучкой, говорил с её невесткой и сыном, также пристально, не таясь, наблюдала за юным гостем.Ей хотелось, конечно, вперёд угадать, какое впечатление на юношу произвела девушка, а вместе с тем видеть, как сделает свои первые шаги при чужом дворе, в большом незнакомом обществе этот юноша-король, о котором уже ходило столько разноречивых слухов.Экзамен был выдержан превосходно.Густав, обернувшись, встретил лучистый, ясный взгляд императрицы, такой живой, юный, что его странно было наблюдать на обрюзгшем, старом лице этой женщины шестидесяти семи лет. Императрица была оживлена теперь приятной картиной, которая развернулась перед ней.– Главное сделано, милый кузен. Теперь я вам представлю моих ближайших друзей, – сказала Екатерина. – А между прочим, должна вам сознаться, будь я моложе, право, сама бы полюбила вас, sir!– Одним только могу ответить, ваше величество: прошу позволения поцеловать руку одной из величайших монархинь нашего времени…– О, нет, нет… Я не могу забыть… никогда не забуду, что граф Гага – король!– О, если вы не допускаете, чтобы я коснулся руки императрицы, дозвольте поцеловать руку дамы, к которой я давно чувствую глубокое почтение и удивление неподдельное…– Вы умеете говорить… Приходится вам уступить! – смеясь согласилась императрица, затем они сделали шаг к толпе близких к Екатерине придворных, стоящих впереди других групп…А общее внимание теперь естественным образом перешло на спутника короля, на графа Вазу, как он называл себя; вернее, на регента, опекуна юного короля, на герцога Зюдерманландского.Он составлял такую же противоположность племяннику, как Павел своей жене. Маленький, толстенький, с одутловатым, красным лицом, он вдобавок сильно косил глазами.Но глаза эти, бегающие, искрились весельем, хитростью, умом.Влажные, красные губы сердечком часто складывались в лукавую весёлую улыбку. Тонкие ноги-спички как-то забавно торчали из-под нависающего большого брюшка и даже словно гнулись под его тяжестью.Уже немолодой, с седеющими волосами, регент отличался живостью и ловкостью движений, составляя полную противоположность королю, который словно рассчитывал каждый свой шаг, каждое движение.Одна особенность сразу кинулась в глаза придворным: в разговоре регент свою шляпу держал перед собою, тульёй вниз, как держат бродячие артисты, обходя публику для сбора добровольных лепт.В то же время его маслянистые, вечно смеющиеся, острые глазки с особенным вниманием останавливались на самых свежих и хорошеньких личиках придворных дам, казалось, скользили по их шейкам, спускались по линиям декольтированного лифа, словно стараясь лучше разгадать все прелести, скрытые под кружевами и плотными тканями…Первый обратил на это внимание грубовато-насмешливый Константин Павлович.– Посмотри на этого «щелкунчика», Александр, – обратился он к брату. Вот забавная фигура. Особенно когда стоит рядом с королём. Если бы уметь рисовать, новая картина была бы: Гамлет, печальный принц, и Санхо-Панхо… А как он пятит свой животик… А как пялит глазки косые… Вон теперь прилип к вашей Варе Голицыной… Так, сдаётся, норовит крысой юркнуть ей за лиф, да и не вылезать из тёплого места… Ха-ха-ха!.. Губа не дура, выбрал самую хорошенькую… А шляпу, шляпу как держит?! «Подайте на бедность!» Жаль, что рублёвки со мной нет, так и кинул бы ему, словно нечаянно, в шляпу… Порадовался бы раскосый швед!Всё это было сказано почти вслух, а громкий смех привлёк общее внимание.Старший брат укоризненно покачал головой и отошёл.Павел весь побагровел, но ничего не сказал. Воспитание сыновей было отнято у отца, и Павел даже с некоторым злорадством смотрел, как юноша семнадцати лет, женатый, великий князь несдержанно ведёт себя в такую торжественную минуту.Подошёл Салтыков, что-то прошептал Константину.– Что же я делаю? – почти громко ответил Константин. – Или теперь такое печальное собрание, что и посмеяться не…Он не докончил.Екатерина, давно заметившая, что её младший внук, по своему обыкновению, держит себя слишком непринуждённо, сначала делала вид, что не слышит хохота, не замечает тревоги, поднятой молодым великим князем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93