При упоминании о царе все, точно по уговору, вскочили и со страхом поглядели на дверь.— Побойся Бога! — прикрикнул хозяин. — Неровен час язык услышит.Савинка ухарски тряхнул льняной головой:— А коль страшно, Григорий, окстись! От креста, бают, всякая нечисть бежит.Старик беспомощно оглядел работных и неожиданно затопал ногами на дочь:— А и выгоню! Коли тебе всякая заноза дороже родителя, сама с ним иди! Как пить дать — обоих-двух выгоню!Подхватив ютящийся в уголке под ворохом соломы убогий свой сверточек, Савинка шагнул к выходу.— Где дорога с кустом, там волку и дом, где в дубраве берлога, там медведю и отдых с дороги!Таня загородила ему путь. Ее круглое лицо выражало отчаяние. Синие глаза с мольбой уставились на отца.— Куда ж ему, батюшка, путь-то держать? Загубят его злые люди.Савинка залюбовался Таней и, против воли, бросив узелок на место, весело хлопнул старика по спине.— А и мне невместно идти. Погожу.— Ну, ну, — не зло погрозился Григории, отворачиваясь от готовой заплакать дочери, — ужо и реветь собралась.И мягко прибавил, поглаживая прокопченную лопату бороды:— Нетто я от зла? Я по-родительски… Его не наущай — как раз на дыбу наткнется.Он пошел к навесу. За ним гуськом потянулись работные.— Робить иди! — крикнул со двора старик.Савинка мотнул головой:— Колико мы с тобой, старина, горшки лепили, а на соль до сего дни не заробили.Работные любопытно остановились. Взбешенный старик бросился обратно в избу.— Так-то ты слова мои слушаешь!Савинка вызывающе засучил рукава.— А ты не словом учи, а кулаками. Ну-те-ка, починай!Схватив со стола ведерко, он изо всех сил ударил им об пол.— Государеву руку держишь! А не ведомо тебе, что чёрт у государя умишко отнял, а государь людишек без соли оставил?Толкая друг друга, работные сбились у избы. Пришибленные их взгляды понемногу обнажали, отражая в себе притаившееся в дальних глубинах сознания, человеческое достоинство.— А и доподлинно задаром робим! Истину сказывает, — поддержал Корепина один из них.Савинка вышел на двор и еще более расходился.— Доколе молчать нам? Кого страхом страшиться? Государя ли, что глядит изо рта у бояр Морозова и Милославского?… А, да пропади они пропадом все!Таня резко рванула Савинку за рукав.— Примолкни, едут… Примолкни!Из— за пригорка выплыла колымага.— То постельничий, — вполголоса, успокаивающе сказал Савинка Тане.Григорий прицыкнул на работных и увел их под навес.— Ходи и ты, — неуверенно попросила девушка.Савинка обнял Таню одной рукой, другою мягко провел по русой кудельке, выбившейся из-под косынки.— Не буду я больше нынче робить, — шепнул он, касаясь губами прохладного краешка ее уха. — Не заботит меня моя робь.— Отец забранится.— А пущай его тешится. Он не со зла. Чать тоже с голоду.Впряженный в колымагу гнедой аргамак, напряженно перебирая стройными ногами и всхрапывая, ронял на землю клочья белоснежной пены. Постельничий, дремотно закрыв глаза, мирно поклевывал носом.Когда колымага поравнялась с церковью Воскресения, пономарь враз ударил во все колокола.Возница привскочил от неожиданности и хлестнул коня.— Но, ты, татарин!Задребезжавшая колымага подпрыгнула на ухабе и с грохотом повалилась на бок, выбросив постельничего в лужу. Савинка шлепнул себя по бедрам и ухарски свистнул.— Мырни-ка еще малость нам на потеху!Девушка крепко сжала его руку.— Кручинишь ты меня, Савинка. Вот как кручинишь.— Не я кручиню, а горе наше кручинит нас. Все от нее, все от доли, девонька.Таня поднялась с заваленки и сдавила руками виски.— А уйдешь от нас, долю ищучи, как намедни грозился, так и ведай — непрощеный грех приму на душу, в Москва-реку брошусь. Пущай до скончания века погибель приму!Кое— как пообчистивщись, Федор сжал кулак и выразительно поглядел на возницу.— Ужо на конюшне попотчуешься!Пономарь перегнулся через балясы и радостно закивал головой.— Не покажешь ли милость, Федор Михайлович, не поблаговестишь ли?Возница, тщетно гадавший — посечет или не посечет его господарь, загорелся надеждой на помилование.— Потешился бы господарь, — осклабился он, — ублажил бы нас звоном христолюбивым.— И то, потешусь, — сдался постельничий и направился к лесенке.Григорий вышел на двор, сердито окликнул Савинку.— А, да ляд вас возьми, — отмахнулся Корепин, — не стану нынче робить!Он шлепнул Таню по спине и пустился бегом к ораве ребятишек, игравших в горелки:— Ну-ка, девонька, догони-ка метелицу!Увидев Корепина, ребятишки с веселым визгом бросились за ним.Далеко провожала Таня влюбленным взглядом расшалившегося Савинку. «Сердцем дите, — умиленно думала она. — а норовом, что твой боярин». * * * — Что за диковина? — остановился забредший к заставе Савинка, прислушиваясь к нарастающему гулу колоколов. — Никак сполох?Улицы оживали встревоженной толпой. Перекрестки зачернели ратниками и стрельцами.— Шапки долой! — торжественно докатилось издалека. — Государь царь изволит жаловать с троицкого богомолья.От заставы, по направлению к Басманной слободе, промчались конные. Вскоре показалась золоченая карета царя. Батожники выбивались из сил, разгоняя палками народ, чтобы очистить путь государю. Толпы то отливались рокочущими волнами к деревянным мосткам, то снова наводняли широкие улицы.— Дорогу царю! — надрывались подьячие.— Все обсказать государю! — возбужденно взывали голоса из народа.Вдруг за Лубянкой к небу взвился огненный столб. Тотчас же вся полуденная сторона заклубилась багровыми тучами дыма и искр.— Зелейная 3елье — порох.

казна горит!… Усадьба Чистого горит!Толпа ринулась на пожарище. Впереди, неузнаваемый, с выкатившимися глазами, с лицом зеленым, как хвоя, бежал Корепин.— Жги лиходеев!Весело потрескивая и играя огненными венцами, горела усадьба Чистого. Дьяк метался в подклети и, пренебрегая опасностью, перегружал из короба за пазуху деньги.В толпу врезались ратники. Чистой с упованием прислушался к топоту коней и с большим еще рвением принялся за работу. Нагрузившись до последней возможности, он набросил на плечи крестьянскую епанчу, перевязал щеку красным платком и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, вышел на двор.— Жги воров! — заревел он подступившим к нему бунтарям. — Жги лиходеев!На улице кони топтали людей. В переулках на убегавших набрасывались отряды стрельцов. Чистой отступал к воротам. «Токмо бы к ратникам Бог помог подойти, — мучительно думал он, — токмо бы на улку пробраться»… Сноп искр обдал дьяка. Он зажмурился и прыгнул к воротам.— Горишь! — крикнул Савинка и содрал с него тлеющую епанчу.Чистой в страхе припал к земле.— Да никак дьяк! — расхохотался Корепин и поднял его с земли.Дьяк попробовал вырваться, но рука цепко держала его за ворот. Поняв, что все кончено, он проникновенно уставился в небо.— Так их и надо, воров!-мотнул он головою. — Токмо не меня губите, а их, помогутней котор…Он не успел договорить и свалился, оглушенный ударом дубины.— Держи, изменник, гостинец за соль! * * * Большой отряд ратников и стрельцов окружил карету царя. Алексей забился в угол кареты и шёпотом, точно боясь, что его может услышать толпа, обсуждал с ближними, как быть. Князь Черкасский твердо стоял на том, чтобы государь вышел к народу и тем успокоил его. Алексей несколько раз, набравшись смелости, высовывал было из окна голову, но тотчас же, объятый животным страхом, прятался.— Не пойду, — говорил он и закрывал руками посеревшее лицо. — Пускай Никита пойдет.Ропот усиливался, переходил в угрожающий гул. Ошалевшие людишки напирали на ратников, подходили к карете все ближе и ближе. Становилось ясно, что если сейчас, сию минуту, не выйти к бунтарям, они сами прорвутся, и тогда не миновать непоправимой беде.Князь Никита свысока поглядел на царя.— Видно, жребий на вас выпал с князь Черкасским.Алексей заволновался и торопливо перекрестил дядьку.— Благослови вас Господь, друти мои! Изыдите с миром и возвратитеся в добре и здраве.Молча встретил народ царевых послов. Никита приказал ратникам оставить его и подошел вплотную к толпе.— А бывало ли, чтобы печалующиеся уходили несолоно хлебавши от нас с князь Черкасским? — спросил он не то заискивающе, не то с обидой в голосе.Черкасский клятвенно поднял руку.— Тем и живы, чтобы блюсти промеж государя и сиротин его мир да любовь.Князья долго, наперебой, выхваляли преданность российских людишек своим государям и добились того, что разгневанная толпа начала склоняться на их уговоры. Из разных концов переряженные холопами языки страстными возгласами поддерживали царевых послов.Бунтари нерешительно переглядывались: недавняя жажда расправы с насильниками, объединившая всех, таяла, убывала; сами собой образовывались отдельные группки, не связанные одна с другой.Корепин подоспел к Басманной слободе, когда происходили выборы послов к Алексею. Разузнав, в чем дело, он выскочил наперед и, сорвав с головы шапку, с матерной бранью шлепнул ею о землю.— Аль не того ли выборные восхотят, чего мы восхотели? Аль мы не Траханиотова со Плещеевым да Морозовым ищем?Толпа снова загорелась злобой и тесно сомкнулась.— Тра-ха-ни-ото-ва!… Выдать изменника Траханиотова!Князь Никита, через силу сдерживая гаев, ласково обратился к Корепину:— Все исполнится по договору нашему. Иди с миром и не кручинься.Но никто не слушал его слов. Взбаламученная призывом Савинки толпа уже вновь слилась в один могучий поток, катилась к цареву стану. Князья благоразумно отошли под прикрытие ратников и незаметно исчезли.Когда они приблизились к стану, царь высунулся нетерпеливо из окна.— Добро ли?— Лихо, царь-государь!Грузное туловище Алексея с неимоверною быстротою скрылось в карете.Князь Никита открыл золоченую дверь и уставился на Алексея:— Судью да окольничего людишки требуют.— Пригода Пригода — причина.

какая тому? — нахмурился царь.Отстранив Никиту, в карету ввалился Черкасский.— Отдай их, государь, не скупись. Не то, упаси Господи, не приключилось бы лиха с тобой, — сказал он и, не дожидаясь разрешения, окликнул судью: — Волят смутьяны не нас зреть в послах, а тебя со Траханиотовым.Судья оторопел.— Не пойду! — взмолился он, падая на колени перед царем.Черкасский довольно потер руки и подмигнул князь Никите.— А сдается мне, не Левонтий ли похвалялся — вся Москва-де в руце его?Растерявшийся царь вышел из кареты и собрал совет.— Рать ли снарядить противу смутьянов, либо Левонтия послом к ним спослать? — спросил он, глядя поверх голов и подергивая носом.Все, кроме Морозова и Траханиотова, предложили выслать к народу судью.— Поелику узрят людишки, что внемлет им государь, утихнут и укрепятся в вере, что не повинен помазанник Божий в лихих делах ближних своих, — молитвенно сложив руки, сказал Черкасский, хорошо знавший, чем пронять Алексея.И, действительно, царь сразу укрепился в решении.— Иди, — ткнул он пальцем в судью. — Доподлинно, не можно нам слыть серед смердов потатчиком лиходеев.Левонтий на четвереньках отполз к Морозову.— Не пойду!… Не пойду, государь… Траханиотову повели.Но государь остался твердым. Он смягчил только голос и придал лицу выражение покорности.— Не мы того ищем, а Господнему персту покоряемся.Он осенил судью крестным знамением.— Да укрепит тебя отец небесный в мученическом подвиге и через то пожалует тебя селениями горними.Романов поднял с земли Плещеева и хлопнул его ободряюще по плечу.— Блажен муж, живот положивый за царя своего.Судья рванулся из рук Никиты и уцепился за сапог Алексея.— Не пойду на погибель… Траханиотову повели, он боле моего лиходей!Царь подал знак. Стрельцы поволокли Плещеева к толпе. Им навстречу с ликованием спешили смутьяны.— Спа-си-те, — надрываясь, вопил судья, — то не я, то Траханиотов… Спа-си-те!Точно подгнившие половицы, хряснули кости Левонтия под десятками ног. Он скребнул ногтями землю и попытался вскочить, но тут же почувствовал, что какая-то страшная сила взметнула его высоко в поднебесье.— Морозова и Траханиотова! Волим изменников зреть, — бушевала толпа, — Тра-ха-нио-това!Алексей, решивший выдать толпе и окольничего, в последнюю минуту встретился с ним взглядом и не выдержал — неожиданно объявил, что сам идет к бунтарям.Никита попытался удержать его, но царь раздраженно отмахнулся и, тяжело отдуваясь, направился к людишкам.— Сиротины мои горемычные, — умильно зажмурился он, обращаясь к притихшей толпе. — Не страшась страху, печалуйтесь своему государю, как чадо печалуется родителю своему.Смутьяны молчали, подозрительно оглядывая друг друга, стараясь по выражению лиц узнать языков Языки — доносчики, получавшие денежное вознаграждение в случае подтверждения их сведений. Они могли быть подвергнуты пытке наравне с обвиняемым, если донос оказывался ложным.

.— Перед истинным обетование даю — не в погибель, а на радости ваши челобитную обратить.Небольшая кучка людишек, во главе с Корепиным, приблизилась к Алексею.— Без соли оставили нас воры твои. Отдай нам Морозова с Траханиотовым, и будем мы тебе до века холопями верными.После долгих переговоров царю удалось отстоять Морозова. Связанного же по рукам и ногам окольничего увезли на Красную площадь и там перед всем миром казнили.Только добравшись до Кремля, Алексей почувствовал себя в безопасности. После трапезы он ушел в крестовую — служить молебствование о чудесном избавлении «от грозившие лютые смерти» и помолиться за упокой новопреставленных рабов Божьих Петра и Левонтия.Поздней ночью, расставаясь с Марьей Ильиничной, он не удержался, похвастал:— А вышло премудро, свет-царица моя! По чьему благоволенью Петра с Левонтием казнью казнили на радость смердам?Он ткнул себя пальцем в грудь.— По нашему, по государеву повелению… Разумеешь?— Коли воля твоя, разумею, — ответила царица.Алексей, любя, провел по лицу ее ладонью.— Проста же ты, Марьюшка… По той самой пригоде выходит, что друг я не начальным людям, а смердам. Добро?В опочивальне, прежде чем улечься, Алексей сел за стол, достал из ящика пергамент и принялся вслух обдумывать складывавшуюся в голове виршу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100