Но не успела отдалиться и на десять шагов, как знакомый детский голосок окликнул ее.
– Леди Роб! – крикнул Дункан, догоняя ее.
– Что, Дункан?
– Спасибо вам, что спасли моего брата.
Роберта улыбнулась:
– Я не могла иначе.
– И еще… – Мальчик смущенно уставился на свои босые ноги. – Мне очень жаль, что я заставил вас плакать.
Роберта почувствовала, как в груди ее вновь затеплилась надежда. Она протянула руку и, приподняв его голову за подбородок, подождала, пока он встретится с ней взглядом.
– Все это в прошлом и уже забыто, – заверила она его.
Мальчик с облегчением улыбнулся ей.
– А теперь, – добавила она, – беги поскорей домой и помоги маме ухаживать за Гэвином.
Дункан кивнул и, повернувшись, побежал через долину вслед за родителями.
Когда Роберта переступила порог охотничьего домика, навстречу ей с радостным лаем кинулся Смучес. Она сбросила на пол намокшую шаль, схватила щенка на руки и чмокнула его. Потом сняла мокрую одежду и надела на голое тело одну из рубашек мужа. От рубашки пахло горным вереском, и этот приятный аромат немного успокоил ее.
Чувствуя полное изнеможение, Роберта быстро забралась в постель. Но едва она накрылась одеялом, как страшная мысль о том, что всего каких-нибудь полчаса назад Гэвин мог утонуть, накатила на нее, словно снежная лавина. Что, если бы звездный рубин не потемнел? Что, если бы она не добежала вовремя? Что, если бы она не смогла откачать его?
Пусть все кончилось благополучно, но сама мысль о случившемся приводила ее в ужас. Как ни старалась она расслабиться и выкинуть все из головы, ей это не удавалось. Нервы были натянуты до предела, голова болела и кружилась.
Внезапно дверь домика распахнулась, и Гордон с улыбкой появился на пороге, показывая ей рыбу в деревянном ведре, которую наловил сегодня утром.
– Ты встанешь, чтобы почистить ее? – спросил он.
Роберта перевела взгляд с его улыбающегося лица на мертвую рыбу, до половины заполнившую ведро, и вдруг, прикрыв рот ладонью, вскочила с постели и бросилась за дверь. Оказавшись на улице, она упала на колени, и ее тут же вырвало, в то время как подоспевший муж мягко придерживал ее за плечи. Когда спазмы прекратились, она тяжело привалилась к его ногам.
– Должен ли я это понимать, как «нет»? – шутливо спросил Гордон, гладя ее по голове.
Роберта выдавила притворную улыбку.
– Не надо так шутить, милорд. Мне что-то сегодня не до рыбы.
Гордон взял ее на руки и, внеся в комнату, ласково уложил в постель. Натянув на нее одеяло, он пошел и тут же выставил ведро с рыбой за дверь.
Потом скинул башмаки и улегся с ней рядом.
– Ну как, лучше? – спросил он, обнимая ее.
– Да, но все эти волнения в сочетании с запахом рыбы доконали меня, – ответила Роберта. – А как Гэвин?
– Здорово напуган, но жив и здоров. А скажи-ка мне, ангел, как ты узнала, что он в беде и бросилась спасать его?
– Я увидела, что мой звездный рубин потемнел, – объяснила Роберта. – И вдруг я представила себе Гэвина…
– Я имел в виду, откуда ты знала, как оживить его? – прервал Гордон. – Я думал, что ты даже не умеешь плавать.
– Я тебе говорила, что умею, – ответила она. – Но просто я боюсь глубины.
– А как ты узнала, что нужно делать, чтобы его откачать?
– Хорошо, я расскажу. Но только обещай, что не будешь жалеть меня.
Гордон удивленно посмотрел на нее, промолчал и лишь согласно кивнул головой.
– Однажды, когда я была еще девочкой, я убежала со двора через заднюю калитку и пошла к берегу озера Лох-Эйв, – начала Роберта, стараясь не смотреть ему в глаза. – Я слышала, как другие дети играют на берегу, и хотела к ним присоединиться. Но когда я приблизилась, они… они… – Голос ее пресекся при этом мучительном воспоминании, – они закричали, что я чудовище, и отбежали в сторону от меня.
Гордон почувствовал, как у него сжалось сердце. Как могли эти Макартуры быть такими глупыми и жестокими? Неужели их тупые головы не могли понять, что ребенок тут ни при чем? С каким удовольствием он бы отомстил им за то зло, что они ей причинили. Когда он станет герцогом Арджилом, он…
– Только не жалей меня, – прошептала Роберта, касаясь рукой его щеки и заглядывая в глаза.
– Я вовсе не жалею тебя, – заверил ее Гордон.
Но Роберта заметила тень сострадания в его глазах и, хоть и знала, что он говорит неправду, все же была благодарна ему. Она бросила на него понимающий взгляд и продолжала:
– Крестьянская девочка стояла на самом краешке крутого берега. В паническом страхе попятившись от меня, она вдруг сорвалась и упала в воду. К счастью, отец уже отправился искать меня и подоспел как раз вовремя. Он кинулся в воду и вытащил девочку на берег. Сначала он сдавил ей ребра, заставив вылиться попавшую в легкие воду, а затем, перевернув на спину, стал дышать ей в рот. Так он и оживил ее.
– Значит, дети Макартуров никогда не играли с тобой? – спросил он, ласково поглаживая ее по спине.
– Я никогда больше не подходила к озеру, – сказала Роберта. И с горькой усмешкой добавила: – Однажды я взяла и потребовала у отца, чтобы он приказал детям играть со мной.
– И что он на это ответил?
Роберта печально покачала головой:
– Отец сказал, что не может силой заставить детей играть со мной, потому что весь клан сильнее, чем один его глава.
Горечь за нее и нежность к этому ангелу, что был сейчас в его объятиях, смешались в груди у Гордона. Он провел губами по ее виску и сказал:
– Значит, в детстве ты дружила только с кухаркой, которая и научила тебя печь эти замечательные лепешки.
– И еще готовить «молоко старой Мойры», – уточнила она.
– Прости меня, любовь моя, – с глубоким чувством прошептал Гордон.
– За что?
– За то, что я не прислал тебе куклу, как обещал.
– Я простила тебя еще много лет назад, – ответила она.
Гордон опустил голову и приник к ее губам в горячем долгом поцелуе. Ему хотелось как можно быстрее изгнать из памяти Роберты мучительные воспоминания детства, и вскоре ему это удалось. А еще через час они уже мирно спали в обнимку, пресыщенные любовью, и видели хорошие сны.
Наутро Гордон проснулся рано и встал, чтобы разжечь огонь в очаге. Бесшумно одевшись, он присел на край постели – ему хотелось посмотреть на свою спящую жену.
Улыбка появилась на его губах, когда он провел пальцем по ее гладкой шелковистой щеке. Его жена была так же очаровательна во сне, как и днем, когда не спала. Она была прекрасна, и он любил ее.
«Черт побери, когда же я успел так влюбиться?» – подумал вдруг он. Любовь – это удел женщин и дураков, ведь так он всегда считал. А поскольку женщиной он не был, то, стало быть, сделался дураком.
Гордон и теперь не сомневался, что признаться Роберте в своей любви было бы величайшей ошибкой. При дворе он видел много мужчин, попавших в рабство к женщинам, которых они любили. Когда оба они покроются морщинами, поседеют и сделаются дряхлыми стариками, он, возможно, скажет ей, что любил ее всю жизнь. Но сейчас…
Наклонившись, Гордон приложился в легком поцелуе к ее полураскрытым губам. Ресницы ее дрогнули, а руки сразу обвились вокруг его шеи. Он слегка хмыкнул у ее губ.
– Доброе утро, – поздоровался он. – Час еще ранний, но у меня неотложное дело. Ты встанешь, чтобы испечь свои знаменитые лепешки, пока меня не будет?
Роберта сонно улыбнулась и кивнула:
– Ваше желание – закон для меня, милорд.
– Хотелось бы верить, – пошутил он. – И приоденься – я вернусь не один.
– Ас кем? – спросила Роберта, испытующе глядя на него.
– Это сюрприз. – И, еще раз поцеловав ее на прощание, Гордон вышел из охотничьего домика.
Напевая песенку, он пошел по тропинке, ведущей в Глен-Эрей. Эти дни, что он проводил на летних пастбищах, оказались на редкость богатыми всякими событиями. Тут Роберта стала его женой на самом деле, а не только формально, но тут же он едва не потерял ее. А вчера произошел этот несчастный случай с его младшим сыном, которого не было бы на свете, если бы Роберта не подоспела вовремя.
И ко всему прочему, он влюбился.
При этой ошеломляющей мысли Гордон улыбнулся. Осознав, что идет и ухмыляется в одиночестве как идиот, он вернул своему лицу строгое и непроницаемое выражение. Иначе какой-нибудь случайный прохожий решит, что он свихнулся.
Но некоторые события вышли из-под его контроля, и, как будущий герцог Арджил и глава клана, он должен проявить свою власть. Его жена оказалась в сложной ситуации и, несомненно, нуждалась в его защите. Кора настроила против нее детей, и его долгом было исправить это.
Без стука он ввалился в одну из хижин и ухмыльнулся при виде того, что предстало его взору. Застигнутая врасплох любовная парочка на кровати быстро натянула на себя одеяло. Гэбби взвизгнула от замешательства, а Дьюи громко расхохотался.
– Ах, вы тоже играете иногда в Адама и Еву, – пошутил Гордон. – Ну что ж, я подожду на улице, если вы еще не наигрались. И учти, Дьюи, что ты не вернешься в свое гнездышко до завтра.
Когда спустя несколько минут Дьюи появился в дверях, Гордон решительно зашагал к следующей хижине.
– Отвези Кору и ее младшего ребенка назад в Инверэри, – приказал он слуге. – Проведешь там ночь, а когда поедешь обратно, прихвати с собой бабушку Бидди.
– Бабушку Бидди? – отозвался Дьюи. – Она не захочет подниматься в горы.
– Скажи, что Роберта заболела, – прервал его Гордон. – Скажи, что ей нелегко самой приехать в Инверэри.
Дьюи понимающе кивнул.
Дойдя до хижины Коры, Гордон без стука вошел внутрь. Слегка толкнув спящую Кору в плечо, чтобы разбудить, он сказал:
– Собирай свои пожитки. Я отсылаю тебя назад в Инверэри. А ребята останутся со мной.
– Я не хочу, чтобы эта ведьма была рядом с моими сыновьями, – завелась та. – Я никуда не поеду.
Гордон невольно сжал кулаки, борясь с неодолимым желанием ударить ее.
– Меня не интересует, хочешь ты или нет, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – И если ты когда-нибудь еще назовешь мою жену ведьмой, я велю Фергусу выпороть тебя кнутом и выгоню вон из Арджила.
Кора поджала губы, но благоразумно промолчала и быстро собрала свои вещи. Потом подошла к соломенному тюфяку, на котором спали Дункан и Гэвин. Мягко потеребив того и другого, чтобы разбудить, она улыбнулась их сонным личикам и поцеловала каждого в щеку.
– Фергус просит меня вернуться в Инверэри, – сказала она. – А ваш отец возьмет вас с собой в охотничий домик, так что вы не останетесь без присмотра.
Потом она взяла на руки своего младшего, а Дункан и Гэвин поцеловали сводного братца. Бросив на Гордона хмурый взгляд, Кора вышла за дверь.
Оставшись наедине с отцом, мальчики выжидательно поглядели на него.
– Я хочу поговорить с вами о леди Роб, – сказал Гордон, присаживаясь к ним на тюфяк. – Но только пообещайте, что не расскажете ей о нашем разговоре. Я могу вам доверять?
– Мне можешь, – с готовностью сказал Дункан. – А вот Гэвин не умеет хранить тайны.
– Сумею, – пообещал малыш. – Ради леди Роб я бы и не то сделал.
– У леди Роберты было очень одинокое детство. Дети в клане Макартуров боялись пятна на ее руке и отказывались с ней играть, обижая ее этим, – сказал сыновьям Гордон. – А недавно она заболела и сейчас не очень хорошо себя чувствует.
– Но она не умрет, нет? – спросил Дункан.
– Нет, скоро приедет бабушка Бидди и полечит ее, – ответил Гордон. – Но я хочу быть уверен, что мои сыновья будут относиться к леди Роб хорошо. Она очень любит вас обоих, и было бы просто стыдно отвечать ей на это неблагодарностью. Могу я положиться на вас?
– На меня можешь, – заверил Дункан.
– И на меня тоже, – подхватил Гэвин.
– Тогда пошли. – Гордон встал с тюфяка и добавил: – Роберта готовит нам замечательные лепешки. Дьюи говорит, что они даже вкуснее, чем у бабушки Бидди. Но надо поспешить, а то Смучес, пожалуй, слопает все, и нам ничего не достанется.
Роберта схватила деревянную лопатку и сняла с противня последние лепешки. Осторожно, боясь уронить, она положила их на доску и прикрыла льняным полотенцем, чтобы они оставались теплыми и мягкими до прихода мужа.
Куда отправился Гордон? Наверное, просто повидать Гэвина и узнать, как он себя чувствует, решила она.
He успела она отойти от очага, как позади нее со скрипом открылась дверь. Обернувшись, она застыла в изумлении: вслед за мужем в домик вошли его сыновья. Смучес первым пришел в себя. С радостным лаем щенок бросился к мальчикам и начал прыгать вокруг них.
– Смотри, кто со мной пришел, – как ни в чем не бывало проговорил Гордон, ставя на стол кувшин молока.
Улыбнувшись, Роберта сделала шаг навстречу мальчикам.
– Вот и замечательно. Садитесь за стол и помогите нам управиться с этими лепешками, – пригласила она.
– Я один могу съесть их целую гору, – сказал Дункан, опуская на пол свой мешок с вещами.
– И я тоже, – подхватил Гэвин, стараясь ни в чем не отставать от брата.
– Так вы готовы? – спросил Гордон. А когда они кивнули, он повернулся к Роберте и широким жестом показал на открытую дверь: – Мы дарим тебе солнечный свет…
– Вот эти цветы, – сказал Дункан, протягивая ей свежесобранный букет из лютиков и ромашек.
– И наши приветливые улыбки, – добавил Гэвин.
Роберта весело засмеялась.
– Благодарю вас, милорды. Не могу сказать, что из этих трех вещей для меня дороже. – Она налила воды в кувшин и поставила туда цветы. – Тащите табуретки, – приказала она. – А кто хочет «молока старой Мойры»?
– Я, – отозвался Дункан.
– И я тоже, – сказал Гэвин.
– И, конечно, я, – добавил Гордон.
Роберта выложила на стол лепешки и разлила по кружкам молоко. Гордон сел на один стул, она на другой, а ребята уселись на табуретки. У нее было такое ощущение, что здесь, в горах, они все – одна семья. Теплое чувство сопричастности и родства охватило ее.
– Эти лепешки не хуже, чем у бабушки Бидди, – сказал Дункан.
– Даже лучше, чем у нее, – поправил брата Гэвин.
– Ты неисправимый льстец, – сказала Роберта малышу.
– А что это такое? – спросил тот.
– Это такой любезный человек, который всегда говорит дамам то, что они желают услышать, – пояснила она.
– Так, значит, он лжет? – спросил Дункан.
– Ну, иногда говорить правду не очень любезно, – возразила Роберта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47