Празднование Рождества – и теперь уже никто не смел бы этого отрицать – обернулось блестящим успехом, и даже главная диакониса, будучи женщиной суровой, но справедливой, признала это. Конечно, не обошлось без кое-каких издержек. Например, некоторые больные слишком устали, а тем из них, кто был серьезно болен, наш шумный праздник, к сожалению, не принес радости, а только растревожил. Однако никто не высказал нам этих вполне заслуженных упреков – по мнению персонала, некоторые неудобства с лихвой перекрывались доставленным удовольствием.
Главная диакониса позвала нас с Генриеттой в свой кабинет и сказала:
– Ваша идея заслужила самое полное одобрение. Доктора просто в восторге. Вы обе потрудились на славу, и, что очень ценно, при этом не пренебрегали своими непосредственными обязанностями.
Когда мы вышли от главной диаконисы, Генриетта воскликнула:
– Ну, кто бы мог подумать! Конечно, сразу решиться на такой смелый поступок у нее не хватило духу, но еще немного – и на ее лице появилось какое-то подобие улыбки.
– По крайней мере, она признала, что Рождество прошло с успехом.
– А как же иначе? Ведь мы действительно сумели добиться своего, не так ли?
Мы купались в лучах славы несколько дней. И вот наступил Новый год.
– Очень скоро мы уедем отсюда, – напомнила я Генриетте.
– Вам жаль?
– Пожалуй, нет. Здесь было очень интересно. Я чувствую, что многому научилась, можно сказать, настоящая опытная сиделка. Но провести в Кайзервальде всю жизнь я бы не согласилась. А вы?
– Без доктора Фенвика будет скучно. Я внимательно посмотрела на подругу.
– А что, – спросила она, заметив этот взгляд, – вы так не думаете?
– Да, конечно.
– Он – это частица родины. Так приятно, когда рядом с тобой человек, понимающий твои шутки и твой родной язык!.. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Разумеется.
– Он восхищается вами.
– А мне кажется, что вами. Генриетта пожала плечами.
– Он считает, что в вас есть что-то особенное. Он как-то говорил мне, что вам наверняка не придется всю жизнь выполнять рутинную работу обычной сиделки. Вы сможете организовывать работу других… Словом, вы произвели на него сильное впечатление.
– Мне кажется, вы тоже.
– Две англичанки, привыкшие к комфорту, – и вдруг бросили все и приехали сюда, в Кайзервальд! Конечно, я не сказала доктору Фенвику, что у нас есть грандиозный план, и появление здесь в облике сиделок – это просто камуфляж, а на самом деле мы преследуем некоего монстра.
– И очень хорошо, что не сказали. Он решил бы, что вы сошли с ума.
Она рассмеялась, а я подумала, разделяет ли моя подруга те чувства, которые, по моему убеждению, испытывает к ней доктор Фенвик.
Пришла зима. На улице стало холодно, а горы покрылись снегом. Нам сказали, что его здесь бывает очень много. В Кайзервальде велись приготовления, как к настоящей осаде. Одна из наших коллег сказала мне, что однажды, проснувшись утром, мы можем обнаружить, что все занесло, и мы отрезаны от внешнего мира. В прошлом году никто не мог выйти из больницы в течение трех недель. Надо быть готовыми ко всему.
В феврале мы с Генриеттой должны были покинуть Кайзервальд. Я чувствовала, что буду скучать по нему, но вместе с тем мне уже хотелось каких-то перемен. Я не сомневалась, что перемена обстановки и сознание того, что мы на несколько шагов приблизились к поставленной цели, помогут мне, наконец, примириться с моей утратой. Пока же боль не оставляла меня и в любую минуту могла вспыхнуть с новой силой.
Чарлз Фенвик объявил, что, если мы согласны, он мог бы устроить так, что мы вернулись бы в Англию вместе с ним. Генриетту эта идея привела в восторг.
– Не означает ли это, что вам придется пробыть в Кайзервальде дольше, чем вы планировали? – поинтересовалась я.
– Возможно, но не намного дольше. Я уже говорил с главной диаконисой. Она согласна. По ее мнению, женщины не должны путешествовать по Европе в одиночестве, без сопровождения мужчины.
– Но сюда мы приехали одни.
– Я знаю, но ее это шокировало. Она будет очень рада разрешить мне остаться в Кайзервальде до вашего отъезда. Вы, кажется, предполагали уехать в начале февраля?
На том и порешили.
Теперь дни бежали быстро – ведь их осталось так немного! Мы подгоняли время – нам так хотелось домой… Я доказала, что обладаю несомненным талантом к выхаживанию больных. Это признала даже главная диакониса. Она относилась ко мне с гораздо большим уважением, чем к Генриетте и даже более опытным сестрам и сиделкам.
Мы часто беседовали с доктором Фенвиком – признаться, он чаще разговаривал со мной, чем с Генриеттой. Мы обсуждали различные болезни и способы их лечения. Он поделился со мной своими огорчениями. Ему так часто приходится действовать почти вслепую, и при этом он чувствует себя таким беспомощным… Есть множество еще мало изученных болезней, и врач, лечащий пациента, в таком случае превращается в своего рода экспериментатора.
– Но мы должны искать, должны пробовать, – убеждал он меня, а может быть, и самого себя. – А как же иначе? Если нам кажется, что какой-нибудь новый метод может дать желаемый результат, надо его испробовать, и только тогда можно будет сказать наверняка.
Мы частенько говорили и о политической ситуации в мире.
– Остается только надеяться, что Англия не окажется втянутой в войну. Люди не осознают всех ужасов войны. Они не представляют себе, каково приходится солдатам на чужбине. Вдали от родины, без должного медицинского обслуживания в случае ранения… Не хватает больниц, врачей, сиделок.
– Я как-то побывала в одной лондонской больнице, – сказала я. – Это было ужасно!
– Тогда вы можете себе представить, каково в госпиталях, да еще в полевых условиях…
– Люди повсеместно должны изменить существующий порядок вещей.
Он посмотрел на меня с таким же восхищением, как смотрел на Генриетту, когда она пела «Однажды ранним утром».
– Наверняка так и произойдет. Как приятно сознавать, что на свете существуют люди вроде вас!
– Вы меня переоцениваете.
– А мне так не кажется, – возразил доктор Фенвик с улыбкой.
При этих словах меня охватило радостное волнение. Скоро к нам присоединилась Генриетта, и вот мы все трое уже дружно над чем-то смеялись.
Январь подходил к концу. Стало немного теплее, и почти весь снег растаял. Как-то, надев высокие ботинки, я отправилась на прогулку в лес. Мне пришлось идти одной, так как Генриетта в это время дежурила в больнице.
Вскоре я подошла к домику фрау Лейбен. Интересно, гуляет ли в такую погоду Герда? Я уже почти миновала дом, как вдруг дверь отворилась, и меня окликнули. Я сразу узнала голос фрау Лейбен.
– Фрейлейн Плейделл! Не могли бы вы зайти к нам? Пожалуйста, поторопитесь!
Я почти бегом вернулась к домику, и мы вошли внутрь. Фрау Лейбен провела меня в одну из комнат, где стояла кровать. На ней лежала Герда и корчилась от боли.
– Умоляю вас, помогите ей! – выдохнула фрау Лейбен.
Я подошла к постели.
– Герда, что с тобой случилось? – обратилась я к девочке. – Что у тебя болит, моя милая?
Она не отвечала, но продолжала стонать. Я обернулась к фрау Лейбен.
– Немедленно идите в больницу и приведите кого-нибудь из докторов. Скажите, что это очень срочно.
Она быстро надела ботинки и шляпу и ушла. Чувствовалось, что она очень напугана – впрочем, так же, как и я. Вид девочки ясно говорил о том, что она заболела серьезно.
Я положила руку Герде на лоб – он прямо пылал.
– Герда, – мягко сказала я. – Ты ведь меня знаешь. Я здесь, рядом с тобой.
Казалось, мои слова немного успокоили девочку. Я продолжала держать руку у нее на лбу.
На время девочка успокоилась, но вскоре она уже опять стонала от боли.
Никогда еще время не тянулось так долго. Казалось, прошли часы, пока приехал доктор Фенвик. Он взглянул на Герду и сказал мне:
– Немедленно возвращайтесь в больницу и организуйте какой-нибудь транспорт. Ее нужно срочно отправить туда.
Я побежала в Кайзервальд.
Вскоре Герда уже была помещена в маленькую комнатку, чуть побольше каморки, но положить ее с другими пациентами мы, конечно, не могли.
Осматривали больную доктор Брукнер и Чарлз Фенвик. Они потребовали, чтобы им прислали одну из сестер. Меня немного обидело то, что выбрали не меня – я-то знала, что сумела бы успокоить Герду. Девочка меня знала и наверняка доверяла. Вернуться к своей работе я была не в силах и осталась ждать, пока хоть что-нибудь прояснится.
Наступил вечер, но я не могла заставить себя лечь спать. Наконец, измученная ожиданием, я решила во что бы то ни стало разузнать, что происходит. Тихонько добравшись до комнатки, где лежала Герда, я начала прислушиваться, но оттуда не доносилось ни звука. Меня обуял дикий страх.
Вдруг дверь открылась, и на пороге показался Чарлз Фенвик. Он удивленно уставился на меня и спросил: – Как вы здесь очутились, мисс Плейделл?
– Я очень тревожилась за Герду, – объяснила я.
– Она выживет, но она очень слаба.
– Могу я повидать ее?
– Лучше не сейчас. Подождите до утра. Ее болезнь очень серьезна.
– Но что же все-таки с ней случилось?
Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил.
– Вам тоже следует пойти и лечь спать, – наконец сказал он. – Ведь утром вам нужно рано вставать.
Он дружески похлопал меня по руке.
– Говорю вам, она поправится. У нее здоровый, сильный организм. Мы поговорим с вами завтра. Спокойной ночи, мисс Плейделл.
Итак, мне ничего не оставалось делать, как вернуться в свою кровать.
На следующее утро я поспешила к комнатке Герды. Открыв дверь, я увидела, что она лежит на кровати очень бледная, а ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Мне показалось, что она умерла.
У постели сидела сиделка.
Я произнесла «Гутен морген» и спросила, как себя чувствует наша новая пациентка.
– Ночь она проспала спокойно, – невозмутимым тоном произнесла сиделка.
Днем ко мне подошел Чарлз Фенвик и спросил, не собираемся ли мы с Генриеттой отправиться на прогулку в лес. Я ответила утвердительно, и он попросил разрешения присоединиться к нам.
Естественно, наш разговор коснулся Герды.
– Она действительно поправится?
– Я думаю, пройдет несколько недель, пока она окончательно выздоровеет. Она чуть не убила себя.
– Чуть не убила себя? – вскричала я в испуге.
– У нее, конечно, был сообщник.
– Что вы имеете в виду, объясните, – строгим голосом потребовала Генриетта.
– Она была беременна и попыталась сделать аборт.
– Что? – воскликнула я, не веря своим ушам. – Но это невероятно!
– Она слишком молода, – добавила Генриетта.
– Для этого она достаточно взрослая, – возразил Чарлз.
– Малютка Герда… О нет! Я не могу в это поверить.
– Она гораздо более опытна, чем вы думаете. Сначала она забеременела, а потом попыталась избавиться от ребенка.
– И, как я полагаю, ей это удалось, – произнесла Генриетта.
– Да. Но сама она при этом чуть не умерла.
– Я все еще отказываюсь поверить тому, что вы нам сообщили.
– Но симптомы слишком очевидны.
– Кто же мог…
– Всегда находятся люди, которые со спокойной совестью могут так обойтись с неполноценной девочкой.
У меня в памяти начали всплывать отрывки одного нашего разговора с Гердой. Она что-то говорила тогда о встрече с дьяволом в лесу. Что она имела в виду? А вернее, кого?
– Бедное невинное дитя! – с чувством сказала я.
– Ну, не такое уж невинное, – поправил меня Чарлз. – Она понимала, что с ней происходит, раз решила избавиться от ребенка.
– Но как могла такая неискушенная девочка, как Герда, достать необходимые для этого средства?
– Наверняка она воспользовалась лекарством, которое ей дал любовник.
– Это просто ужасно! А как вы думаете, кто бы это мог быть?
Он покачал головой.
– Во всяком случае, тот, кто очень мало разбирается в подобных вещах.
– От малого знания могла произойти большая катастрофа. Вы говорили с ней?
– Пока нет. Она еще очень слаба. Благодарение Богу, что нам удалось вовремя доставить ее в больницу! Если бы не вы, мисс Плейделл… Только благодаря вам девочка попала к нам вовремя, иначе ее уже не удалось бы спасти.
– Да, я рада, что проходила в тот день мимо их домика. А почему фрау Лейбен не обратилась за помощью?
– Наверное, она догадалась, что именно происходит с Гердой, и надеялась, что сумеет справиться с этим сама.
– Вы полагаете, что бабушка могла дать ей необходимое лекарство?
– Кто знает!.. Все, что я могу вам сказать, – это то, что Герда была беременна и приняла какое-то лекарство, которое, как она рассчитывала, поможет ей избавиться от ребенка. Это ей удалось, но при этом она сама чуть не умерла.
– Просто жуткая история!
– Я обязательно предупрежу ее об опасности приема подобных лекарств. Она ни в коем случае не должна делать этого впредь.
Генриетта задумалась над словами доктора, а потом произнесла:
– А она может вам на это ответить: «Но ведь оно мне помогло».
– Нам нужно убедить ее в том, что делать это, тем не менее, нельзя.
– Мне кажется, ее собственные страдания убедят ее в этом лучше, чем любые увещевания, – высказала я свои соображения.
– Это верно, – согласился Чарлз Фенвик. – И все же мне следует ее предостеречь.
– То есть убедить ее больше никогда не поддаваться на ухищрения коварного соблазнителя, – докончила Генриетта начатую доктором фразу. – Но не можете же вы переделать человеческую природу.
– Интересно все же, как ей удалось достать лекарство? Наверное, дала какая-нибудь старушка. Надо выяснить все обстоятельства дела и не допустить повторения подобной истории в дальнейшем.
– А мне кажется, – задумчиво произнесла Генриетта, – что в каком-то смысле все обернулось не так уж плохо.
– Я бы сказал, что мы пока не можем об этом судить – слишком мало мы знаем об этом деле, – возразил Чарлз. – А мне очень хотелось бы узнать как можно больше. Во-первых, какой подлец не остановился перед тем, чтобы воспользоваться неопытностью бедной девочки, и, во-вторых, кто все-таки дал ей опасное зелье. Еще я хотел бы оставить ее в больнице на пару дней, чтобы она находилась под врачебным наблюдением, и только потом отпустить домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64