Без двенадцати двенадцать я уже сидела на галерее.Я видела, как он вошел в залу, постоянно оглядываясь и настойчиво всматриваясь в толпу. Бевил искал меня!Гвеннан влетела в мою комнату без пяти двенадцать. Я уже думала, что ее застукают, но в ее духе было все делать в самый последний момент.Она вся сияла, щеки ее горели.— Что за бал, просто чудесный! — закричала она. — Ничего лучшего в жизни не видела.Я ехидно напомнила ей, что она и была-то всего на одном балу, так что выбор не велик.И мы посмеялись вместе. Я стала другой на этот вечер. То, что случилось со мной, было не менее чудесным, чем у Гвеннан.В ту ночь я почти не спала — просто лежала в постели, вспоминая все, что произошло на балу. Один раз я даже встала, зажгла свечу, взяла со столика платье, приложила его к себе и посмотрела на себя в зеркало. Да, оно правда что-то со мной делало. Даже посреди ночи я была другой… таинственной… и даже привлекательной. Да, такая девушка обратит на себя внимание. Я не была красива; даже рассеянный свет свечи не мог меня одурачить до такой степени, но в моем лице крылось некое средневековое очарование, которое нужно было лишь подчеркнуть цветом платья и его старинным покроем.Забылась я уже на рассвете и проспала всего час или около того. На следующее утро в доме, как обычно в таких случаях, все было вверх дном; все ходили усталые и злые, кроме меня самой. Я же просто летала.Днем я отправилась пешком в Менфрею, где меня ждал Бевил — конечно, не подозревавший, что ждет именно меня. Какой будет для него удар, думала я, увидеть вместо таинственной незнакомки школьницу в сером шерстяном платье, благообразной пелерине и с растрепанными волосами, которые не держали никакие шпильки. Если б я только могла надеть то платье, все было бы иначе.В доме царила тишина, но Бевил был здесь, и я, не желая, чтобы его предупредили о моем приходе, направилась в библиотеку.— Ну вот и Хэрриет, — заявил он. Бевил умел себя держать и ничем не выдал своего разочарования.— Похоже, вы кого-то ждете, — отозвалась я. — Но, к сожалению, я — всего лишь Хэрриет.— Я рад.Его лицо озарила улыбка, которую я знала и любила.— Но ведь вы поджидали некую очаровательную даму и гадали, какой она окажется в современном наряде. Возможно, вы рисовали ее себе в амазонке цвета тутовых ягод, в черной шляпе с вуалью, закрывающей лицо, чтобы сохранить его мраморную бледность.— Кто эта дева моей мечты и откуда вы о ней знаете?— Знаю, потому что вы были с ней вчера на балу. Приготовьтесь, Бевил. Ваша дама, с которой вы танцевали прошлой ночью, вовсе не та, кого вы себе воображаете. Мне придется открыть вам правду. Прошлой ночью под маской скрывалась я… и вы меня не узнали.— Что вы! Неужели вы думаете, что я не узнаю вас где угодно и в каком угодно наряде?— Вы знали!Он обнял меня за плечи и рассмеялся. А потом наклонился и поцеловал меня, как тогда в лодке.— Так вы все время знали!— Моя дорогая Хэрриет, почему это вы могли узнать меня, а я вас — нет? Мои умственные способности не уступают вашим.— Но я видела, что вы приехали, и я… я узнала бы вас в любом случае.— И я вас — тоже. Но скажите, что за игру вы затеяли прошлой ночью? Гвеннан ведь тоже там была. Вы, девушки, составили заговор. Где вы нашли платья?— Здесь, в Менфрее.— Я так и предполагал.— Пообещайте, что вы никому не расскажете. Гвеннан очень рассердится.— А я, конечно, ужасно ее боюсь…— Ну, понимаете, мы так хотели попасть на бал, и когда нашли в сундуке эти платья…— Две маленькие Золушки являются на бал, не позабыв исчезнуть до полуночи, и оставляют двух печальных принцев гадать, что с ними приключилось. Ну что же, Хэрриет, я должен поблагодарить вас за прекрасный вечер. Я сохраню ваш секрет, и еще я обещал показать вам кое-что, если вы придете сюда, помните? Ну что же, пойдемте.Я последовала за Бевилом в огромный нижний зал, а оттуда по лестнице в то крыло, где мы нашли платья.— Вы не боитесь привидений, Хэрриет? — бросил Бевил через плечо. — Этим крылом особенно не пользуются. Говорят, тут полно призраков. В доме вроде нашего просто обязаны водиться привидения. Если боитесь, дайте мне руку.— Я не боюсь, — ответила я.— Я всегда знал, что напугать вас не так-то просто, — заметил Бевил и с отвращением воскликнул: — Какая же тут сырость. Мы уже много лет намереваемся открыть это крыло, но до дела никогда не доходит. Слугам здесь не нравится. Они не заходят сюда даже днем.— Именно здесь мы с Гвеннан нашли сундук, — сказала я.— Правда? Так вы уже бывали здесь раньше! А она рассказала вам историю о привидениях? Женщина с младенцем па руках, Хэрриет, она бродит по этим темным коридорам… и мужчина, но они никогда не появляются вместе, ибо вечно ищут друг друга.Я вздрогнула, и Бевил это заметил.— Я напугал вас, — заключил он. — Не обращайте внимания на то, что я несу, Хэрриет. Это — сплошные глупости. Просто старая легенда.— Здесь холодно, — объяснила я. — Я вовсе не боюсь.Бевил обнял меня рукой за плечи и на мгновение притянул к себе; но за этим ничего не чувствовалось — обычный жест, которым успокаивают ребенка. Бевил был совсем другим, чем прошлой ночью, и у меня возникло подозрение, что тогда он все-таки не узнал меня, а сегодня я из очаровательной дамы в маске стала сама собой — знакомой, заурядной Хэрриет.— Гвеннан рассказала мне некую историю, — торопливо проговорила я, стараясь скрыть свое разочарование. — О гувернантке, которая жила здесь в комнате, в тайне от всех, кроме какого-то лорда Менфрея.— Сэра Бевила, если вам будет угодно. Одного из многих Бевилов в нашей семье.— И она умерла при родах, потому что никто не знал об этом, пока не оказалось слишком поздно.— Именно так. — Бевил открыл дверь, петли которой издали протестующий звук, уже слышанный мною раньше. — Эта часть дома скоро вообще развалится, — заметил он. — Мы, Менфреи, слишком ленивы. Не такие энергичные, как вы — Делвани. Мы пускаем все на самотек. Как по-вашему, сколько лет в этой комнате не жили?Я отшатнулась, ибо что-то коснулось моего лица. Паутина, холодная и тонкая. Мне показалось, что сами эти стены приказывают мне: убирайся. Но Бевил ничего не почувствовал. У него не было такого богатого воображения. Нежилая комната выглядела для него просто нежилой комнатой. А привидения существовали только в легендах.— Вот она, — сказал Бевил.На стене висела картина — портрет женщины в платье, без сомнения том самом, которое я надевала вчера ночью. Оно было превосходно выписано: складки бархата смотрелись настолько реально, что казалось: прикоснись к ним, и ощутишь мягкую ткань. На темных волосах дамы лежала сетка из золотой нити, украшенная топазами.— Это оно! — воскликнула я. — Значит, я надевала ее платье?— Может быть.Я подошла поближе к картине. Дама смотрела на меня таинственно и немного печально.— Она выглядит не очень-то счастливой, — сказала я.— Ну, она была замужем за Бевилом — тем самым, который влюбился в гувернантку.— О, — отозвалась я. — Тогда понятно.Бевил остановился чуть позади и положил руки мне на плечи.— Что вам понятно, Хэрриет?— Почему она кажется такой несчастной. Но платье — очаровательно. Какой замечательный художник написал его!— Я вижу, вы просто без ума от этого платья. Где оно сейчас?— В моем платяном шкафу в «Вороньих башнях».— И вы не в силах расстаться с ним, так?— Я собираюсь принести его назад и отдать Гвеннан.— Не надо, — возразил Бевил. — Оставьте его себе. Может, в один прекрасный день вам снова захочется всех одурачить.— Что вы!— Это — подарок от меня, — произнес он.— О, Бевил!— Идемте. Здесь холодно.Ночь бала изменила Гвеннан — так же, как и меня. Она стала еще более беспокойной и все чаще высказывала недовольство своей жизнью. Однажды, будучи в подобном настроении, она сказала мне:— Жизнь очень несправедлива к нам.Мы ехали по лесу верхом, задевая головами ветви деревьев, в это время года покрытые густой листвой.Я всегда была готова слушать о Менфреях и потому спросила, что она имеет в виду.— Деньги! Всегда и везде — деньги. Какое счастье, что папа сейчас не член парламента, потому что парламентские дела — штука очень дорогая. Мне так надоело сидеть без денег, что я уже собралась сама исправить положение.— Каким образом?— Выйти замуж за Хэрри, разумеется.— Гвеннан, ты думаешь, он захочет?— Захочет ли он! Ты что, с ума сошла! Разумеется, захочет. Он влюблен в меня по уши. Вот еще одна причина, почему я так злюсь, что мне только шестнадцать. Придется ждать по меньшей мере год.Мы выехали на открытое место, и Гвеннан, хлестнув кнутом свою Сахарную Головку, пустила ее в галоп. Я тоже не отставала. Гвеннан хохотала, и я подумала, что в это утро в нее вселился какой-то бес.— Я не желаю возвращаться в эту дурацкую школу! — прокричала она мне через плечо.— До этого еще далеко. У нас в запасе неделя, даже больше.— Я хочу сказать… вообще. Пансион для юных леди! Если и есть что-то более гадкое, чем быть шестнадцатилетней, так это быть юной леди.— Во втором я не так уж уверена, хотя насчет первого полностью согласна.— Хэрриет Делвани, не старайся говорить заумно, как эти ужасные… политики.— По-твоему, я говорю заумно?— Я слышала, если очень хотеть, чтобы что-нибудь случилось или не случилось… хотеть изо всех сил… сконцентрировавшись только на одном желании, это иногда помогает.— Например, не возвращаться в школу? Или перескочить из шестнадцати лет в восемнадцать за один день?— Ты ужасная зануда, Хэрриет. Если не возьмешься за себя, станешь просто змеюкой и синим чулком.— А что тут плохого?— Такие женщины фатально непривлекательны для мужчин.— Подумаешь, открыла Америку. Я всегда была такой.— Перестань, Хэрриет. Ты сама во всем виновата.— В чем именно?— Нынче утром я не собираюсь решать твои проблемы. У меня хватает своих. Я твердо решила не возвращаться в школу в этом году.Я промолчала, думая о том, каково мне будет в школе без Гвеннан. Впрочем, у нее, конечно, ничего не выйдет.Мы резвым галопом проскакали через пустошь. Гвеннан сегодня была какой-то совсем бешеной.— Вот как сейчас! — воскликнула она. — Я свободна. Я хочу, Хэрриет, быть свободной. Свободной делать только то, что мне нравится. Не когда вырасту, но сейчас! Я уже выросла, говорю тебе. Я — уже взрослая и буду такой всегда.Я мчалась за ней, крича, чтобы она побереглась; на пустоши валялись довольно неприятные камни, и, если Гвеннан не заботилась о себе, следовало подумать о лошади.— Я знаю, что делаю, — огрызнулась Гвеннан.И все-таки я вздохнула с облегчением, когда пустошь осталась позади: Гвеннан любила риск больше жизни.Впереди показалась деревня, но на вид она была мне незнакома: очаровательная маленькая церковь с серыми башнями и просторным двором, окруженная тонущими в зелени домиками.— Это — Гренденгарт, — бросила Гвеннан. — Мы — в шести милях от дома.Все произошло совсем близко от деревушки. Мы свернули с дороги в лес, впереди была насыпь, которую не так трудно перескочить. Но, как я уже сказала, Гвеннаи сегодня все утро была не в себе. Я точно не знаю, что случилось: Гвеннан скакала чуть впереди меня, когда брала барьер. Я услышала ее крик, когда она перелетела через голову своей лошади. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я оказалась по другую сторону насыпи. Я увидела, как убегает Сахарная Головка, и перевела взгляд на Гвеннан, неподвижно лежавшую на траве.— Гвеннан! — закричала я (это было так глупо!). — Гвеннан, что случилось?Я соскользнула с коня и опустилась рядом с ней на колени. Она была бледной и не шевелилась, но дышала. Я смотрела на нее несколько секунд; потом вскочила в седло и поскакала в деревню.Мне повезло: выбравшись на дорогу, я увидела мальчишку на пони. Я объяснила, что случилась беда.— Надо к доктору Треларкену! — прокричал он и ударил пони по бокам.Я вернулась к Гвеннан и, казалось, долгие часы стояла рядом с ней на коленях, ожидая, пока подоспеет помощь. Я боялась, что она умрет. Мне вспомнились ее недавние речи о том, что она не собирается возвращаться в школу, и думала: неужели какой-нибудь жестокий ангел записал ее опрометчивые слова и наказание не заставило себя ждать.— Если ты умрешь, Гвеннан, — прошептала я, — ты не вернешься в школу, и твое желание исполнится.Я вздрогнула. А потом заметила, что левая нога моей подруги лежит как-то странно, и поняла, что случилось.Потом появился доктор Треларкен в сопровождении двоих мужчин с носилками. Он осмотрел ногу, а потом велел отнести Гвеннан в свой дом в Грендепгарт. Сам он шел со мной и задавал мне вопросы.Доктор знал, кто мы, потому что все в округе знали Менфреев и сэра Эдварда Делвани. Он показал мне свой дом, слуга взял у меня лошадь, а когда мы вошли, доктор Треларкен позвал:— Джесс! Джесс! Где ты?— Иду, отец, — отозвался голос, и в прихожей появилась молодая женщина. Тогда я впервые увидела Джессику Треларкен — одну из самых красивых женщин, которых когда-либо знала.Высокая и тонкая, с темными, почти черными волосами и ясными голубыми глазами, которые казались ярче на фоне голубого платья. Тогда ей, наверное, было лет девятнадцать.Носилки отнесли в спальню на первом этаже, и доктор занялся Гвеннан. Джесс помогала ему, а меня попросили подождать внизу. Горничная отвела меня в светлую, просторную комнату, очень мило, но банально обставленную, если не считать портрета над камином с изображением женщины, очень похожей на Джесс, но не такой потрясающе красивой. От цветов, стоявших в массивной глиняной вазе на полированном столике у окна, — златоцвет, лаванда, шиповник, — разливался тонкий аромат.Я присела, слушая тиканье дедовских часов, размышляя о том, сколько времени пройдет до того, как я услышу, сильно ли разбилась Гвеннан, и равнодушно разглядывая собственное искаженное отражение в сияющей меди масляной лампы, помещавшейся на столике рядом с цветочной вазой.Прошло минут двадцать, прежде чем появился доктор. Джессика была с ним.— Полагаю, мисс Делвани не отказалась бы немного освежиться, — сказал он.— Наверняка, — согласилась Джессика, одаряя меня своей спокойной улыбкой, которую потом мне пришлось узнать слишком хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36