Она изменилась, и рыжие волосы казались еще ярче по сравнению с мраморной бледностью кожи. Но больше всего меня поразило смирение, читавшееся в ее лице. Я никогда не видела ее такой. Мой взгляд упал на туалетный столик. Чернильница на нем все еще стояла открытой; на промокательной бумаге лежало перо, и я представила себе, как она сидит здесь и пишет мне письмо.«Гвеннан, — подумала я, — что бы ни случилось, ты можешь на меня положиться».Я повернулась, и мы вышли из комнаты.— Я велела ее уложить, — сказала хозяйка. — Полагаю, семья может убедиться, что мы обо всем позаботились.— Да, — согласилась я. — Ее брат — мой муж — приедет, как только получит ваше письмо. Я приехала, поскольку получила письмо от нее, а он еще ни о чем не знает, но я скажу ему, как только вернусь…Она кивнула:— Такие вещи всегда очень пугают других постояльцев. Надеюсь, вы меня поймете.— Я понимаю.— А ребенок? — тревожно спросила она.— Я увезу его с собой.— Да, это лучший выход. Я отведу вас к нему.Когда я открыла дверь, малыш сидел на маленьком коврике у камина, внимательно изучая шнурки своих крошечных ботинок. Девушка, сидевшая в кресле, не сводила с него глаз.Она улыбнулась мне.— Он — просто золото, — сказала она.Я подошла и опустилась на колени у камина. Никто бы не усомнился в том, что этот малыш — Менфрей. Те же рыжеватые волосы и те же глаза, в которых сверкали знакомые искорки.— Привет, Бенни, — сказала я.— Привет.— Я — тетя Хэрриет.Он кивнул:— Тетя Хэрриет.Имя он выговорил без труда, и я подумала, что ребенок уже слышал его раньше.Он схватил меня за руку, чтобы встать; затем придвинулся ко мне поближе и принялся внимательно меня изучать. Я видела его гладкую кожу, маленький носик — точная копия носа Гвеннан, с подвижными ноздрями. Да, я не забуду Гвеннан — о ней мне будет напоминать ее сын.— Ты поедешь со мной? — спросила я.Он кивнул, в его глазах вспыхнул тот же веселый и отчаянный огонек, который я так часто видела в глазах его матери.— Мы поедем в Менфрею, — объяснила я. Его губы без труда выговорили это название, и я поняла, что его малыш тоже слышал раньше.— Пойдем.Мое возвращение выглядело весьма театрально. Мне удалось нанять пролетку на станции в Менфрейстоу, но до Менфрей мы добрались только в восемь вечера, и там уже начали всерьез тревожиться из-за моего отсутствия. Я могла уйти куда-нибудь днем, никому ничего не объясняя, но всегда возвращалась к ужину.Бевил пригласил гостей, и обед был уже на столе — леди Менфрей, к счастью, оказалась дома, чтобы исполнить роль хозяйки, но, разумеется, все ожидали увидеть меня.Сердце мое забилось чаще, когда я входила в дом со спящим ребенком на руках.Я услышала изумленный возглас Пенджелла, и в тот же миг Бевил, его родители и все гости высыпали на лестничную площадку.Потом я часто вспоминала эту сцену с улыбкой. Она походила на ночной кошмар. Беглянка вернулась — и не одна, а с ребенком на руках.— Хэрриет! Что, ради всего святого… — вскричал Бевил. И я ответила:— Гвеннан умерла. Я привезла домой ее сына.Леди Менфрей сбежала вниз по ступеням.— Хэрриет… Хэрриет… что ты говоришь?Бевил был уже рядом со мной; я видела вокруг растерянные лица; но я так устала от путешествия, печалей, страхов за то, как примут ребенка, что внезапно все силы оставили меня.— Вы услышите обо всем завтра, — сказала я Бевилу. — Тебе придет письмо из отеля, где она жила. Она умерла сегодня утром. Его мы будем называть Бенедиктом Менфреем. Такова ее воля.Леди Менфрей взяла у меня ребенка; по ее щекам бежали слезы, но я знала, что она полюбит мальчика — он займет в ее сердце место Гвеннан. Может быть, на это и надеялась Гвеннан.— Ты устала, — резко сказал Бевил.— Это был тяжелый день…— У нас гости, — сообщил он, но уже не грубо, а скорее смущенно.— Мне очень жаль, — отозвалась я.Женщина, которая меня знала, жена одного из партийных функционеров, взяла меня за руку и сжала ее:— Не беспокойтесь о нас, миссис Менфрей. Вам надо отдохнуть… Немедленно.Я благодарно улыбнулась ей, и Бевил сказал:— Отправляйся в постель, Хэрриет. — Он повернулся к гостям: — Прошу меня извинить — я на минуту.Он поднялся со мной в комнату и закрыл за собой дверь. Я ждала, что вот-вот разразится гроза. Я поставила под угрозу его победу на выборах. Теперь скандал с Гвеннан станет достоянием гласности — и все это по моей вине.Я упрямо поджала губы, вскинула голову и, хромая, подошла к кровати.— Ничего нельзя было поделать, — сказала я холодным, злым голосом, усевшись на краешек и глядя прямо на него. — Я и думать не хочу о других вариантах.Мне вспомнилась Гвеннан, лежащая на той кровати, бледная и спокойная в смерти — какой она никогда не была при жизни, и я закрыла лицо руками.Я почувствовала, как Бевил осторожно берет мои руки в свои.— Хэрриет, — проговорил он, и в его голосе послышалась нежность.— Она умерла! — выдавила я. — Гвеннан! Она всегда была так полна жизни.Он ничего не сказал, но посмотрел на меня печальным взглядом.— Ребенок останется здесь, — продолжала я, стараясь за раздражением скрыть свое горе. — Я буду заботиться о нем. И если ты не хочешь его здесь видеть, тогда… тогда я его увезу.— Хэрриет, господи, что ты говоришь?Я попыталась высвободить свои руки из его, потому что испугалась собственных чувств. Слишком уж много на меня свалилось. Гвениан умерла… я никогда ее больше не увижу…и Бевил теперь возненавидит меня за то, что я пошла против его воли и привезла ребенка в Менфрею.Он обнял меня и прижал к себе.— Ну, разумеется, ребенок останется здесь. Так же как и ты. Послушай меня, Хэрриет Менфрей, ты думаешь, что вышла замуж за бессердечное чудовище… возможно, так и есть. Но вот что я тебе скажу. Есть одна вещь, которой оно не сможет вынести. И это — жизнь без тебя… так что пусть твое сердце это запомнит.— О, Бевил, Бевил, — слабо прошептала я. Он продолжал сжимать меня в своих объятиях, и я понемногу успокоилась.— Я пришлю к тебе Фанни, — сказал он спустя несколько мгновений, уже другим, деловым тоном. — Мама присмотрит за мальчиком. Тебе не о чем беспокоиться. — Он поцеловал меня. — Помни об этом.Он оставил меня и вернулся к гостям, которые — нет сомнений — умирали от любопытства. Интересно, подумала я, какую историю он им расскажет; но я слишком устала, чтобы тревожиться еще и об этом.Ко мне пришла Фанни и помогла мне раздеться. Откинувшись на подушки, я испытала наконец облегчение оттого, что привезла ребенка в Менфрею, но мысль о Гвеннан причиняла мне почти физическую боль.Присутствие Бенедикта в Менфрее удалось объяснить с удивительной легкостью. Гвеннан сбежала с актером, за которого вышла замуж против воли семьи; она умерла, и теперь ее сын будет жить в Менфрее, что совершенно естественно. Ребенка называли Бенедиктом Менфреем, и это был не первый случай в истории семьи. Когда-то однажды замок наследовала дочь, и, когда она вышла замуж, ее муж сменил фамилию.В доме все горевали, и, когда я призналась Бевилу, как мне стыдно, что я несправедливо осуждала его, он сказал:— Ты была права, Хэрриет. Я должен был настоять, чтобы она вернулась домой.Уильям Листер, тихий и хорошо знающий свое дело молодой человек, который плюс ко всем достоинствам умел быть незаметным до тех пор, пока в нем не появится нужда, отправился с Бевилом в Плимут, и вдвоем они приготовили все к погребению; Гвеннан похоронили в склепе Менфреев при церкви на холме — сразу за Менфрейстоу.Появление ребенка изменило весь распорядок в доме, но мальчик вскоре стал любимцем бабушки и дедушки, а также и большинства слуг. Леди Менфрей впервые за долгое время выглядела радостной, и я осознала, как глубоко она переживала потерю дочери.Бенни то и дело спрашивал о своей матери, но мы отвечали ему, что она уехала и потому он пока побудет с нами. Иногда он плакал и звал ее, но мы тут же придумывали что-нибудь, чтобы его отвлечь и заставить забыть о прошлом. Менфрея привела его в восторг: особенно рыцарские доспехи, старинные картины и гобелены, подобных которым мальчик никогда не видел. Его все любили, но особенно он подружился со своим дедушкой и с Бевилом; и это неудивительно — он, вне всякого сомнения, был одним из них.Смерть лорда Солсбери вызвала настоящий переполох. Бевил примчался домой и потребовал меня.Я как раз одевалась к обеду, когда он ворвался в пашу спальню и рассказал мне, что произошло.— Это означает, что выборы могут пройти в самом ближайшем будущем. Теперь разыграется настоящая битва.— И мы победим, я уверена.Бевил уселся на кровать и, взяв меня за руки, усадил меня рядом с собой.— Ты любишь битвы, так ведь? — спросил он.— Нет, не думаю.— Но когда дело касается тебя, ты бросаешься в схватку не раздумывая.— А разве это не правильно?— Правильно. Ты умеешь бороться, отдавая этому все свои силы. Но сильный не вступает в пустые перебранки. Ты должна это помнить. Хэрриет, готова ли ты к решающей схватке?— Я твердо верю в твою победу.Он рассмеялся:— Ты говоришь как мудрая и добродетельная жена. Ты знаешь, Хэрриет, моя дорогая, что хорошая жена — дороже богатства. Так сказано в Библии.— Менфрей имели возможность проверить это на деле.— Что ты хочешь этим сказать?— Я думаю о столике, инкрустированном рубинами, которые один за другим исчезли со столешницы. Мне рассказывали, что их вынимали и продавали, а когда они кончились, Менфреям пришлось искать богатых жен.— Кто рассказал тебе эту историю?— По-моему, Гвеннан.— Бедняжка Гвеннан! Тише, мальчик здесь.— Мне так стыдно, когда я думаю о тех выводах, которые из этого можно сделать.Бевил рассмеялся:— Ну, я никогда не поступал по правилам. И я скажу тебе, какой вывод можно из этого сделать, Хэрриет. Пусть я всегда был скотиной, пусть я даже еще более отвратительная скотина, чем ты думаешь, ты по-прежнему любишь меня.— Ну, такая идиотка, как я…— Права, — закончил он. — Я тоже люблю тебя по-прежнему.Он крепко поцеловал меня в губы, и я сказала:— Только, пожалуйста, без синяков. А то Фанни заметит.Он нахмурился:— Этой женщине я не нравлюсь, Хэрриет.— О нет, она просто кое в чем не одобряет тебя. Помни, я — ее дочь. Она искренне считает, что на свете нет никого, кто будет достоин меня.— Возможно, она права. Но пока я тебя устраиваю, что нам чужое мнение. Ты нужна мне, моя дорогая. Теперь мы вместе вступим в предвыборную борьбу. Моя грозная Хэрриет. У тебя будет очень много дел следующие несколько месяцев, а может быть, и лет. Слишком много, чтобы еще воспитывать маленького Бенни.— Его бабушка свгласна взять это на себя.— Она не слишком крепкого здоровья, и я уже говорил ей, что, по моему мнению, настало время нанять гувернантку.— И конечно, она с тобой согласилась.Бевил усмехнулся:— Конечно. Я нуждаюсь в тебе больше, чем Бенни.Я не смогла скрыть своей радости.После этого мы обсудили вопрос все вместе. Сэр Энделион и леди Менфрей сочли, что это — превосходная идея. Они обожали малыша и очень беспокоились о том, чтобы у него было все самое лучшее, но за разговором ничего не воспоследовало, и мне подумалось, что леди Менфрей не вполне готова так быстро передать любимого внука в чужие руки.— Он еще слишком мал, — говорила она. Видимо, ей нравилось самой присматривать за ним.Вскоре сэр Энделион отправился в Лондон навестить друзей и примерно через пару недель по возвращении получил письмо. Поначалу он ничего нам не сказал, но было ясно, что произошло что-то изумившее его. Он таинственно покашливал, а однажды вечером за ужином объявил:— Пока вы все только рассуждали о том, что делать, я действовал. Я нашел гувернантку для юного джентльмена.Мы разом посмотрели на него, но сэр Энделион сосредоточенно наблюдал за тем, как Пенджелл наполняет кларетом его бокал.Бевил улыбался. Я полагала, что он доволен, потому что идея нанять Бенедикту гувернантку и тем самым освободить мне время для работы на выборах принадлежала ему.Сэр Энделион взмахнул рукой.— Вы будете удивлены, — сказал он.— Ты хочешь сказать, Энделион, что ты нанял гувернантку?— Именно это я и говорю, моя дорогая.— Но откуда ты знаешь, какой у нее опыт, подходит ли она нам и все прочее?— У меня нет ни малейших сомнений в том, что эта кандидатура нас устроит.— Но, в самом деле…— Подожди. Она приедет в конце недели.— Но я не понимаю!— Ты все поймешь, моя дорогая.Леди Менфрей выглядела обеспокоенной. Бевил поймал мой взгляд и улыбнулся.— Мы же этого хотели, — сказал он.— Но таким странным способом… — начала было леди Менфрей.— Девушке нужна работа — у нас она есть. Все очень просто, — заявил сэр Энделион. Он все еще посмеивался про себя. — Подождите, и увидите, — сказал он.Мы с Бевилом отправились в Ланселлу верхом — это был хороший способ погонять лошадей, насладиться ездой и одновременно разобраться с делами.Утро мы провели в предвыборных заботах и, пока скакали домой, горячо обсуждали вопросы, которые час спустя уже казались мне такими незначащими.Почти с порога нас позвала леди Менфрей.— Она приехала. Ни за что не догадаетесь. Вот уж не ожидала такого сюрприза.— У нас к обеду гостья? — спросила я.— О…нет. Приехала гувернантка.Мы заторопились наверх, и, когда поднимались по лестнице, она вышла на лестничную площадку. Она стояла там, над нами, ее лицо хранило спокойствие. На ней было темное платье — очень простое, строгое, но эта безыскусность лишь подчеркивала достоинства фигуры. Ее черты могли служить образцом классической греческой красоты; темные волосы падали свободными волнами, окружая безупречный овал лица; ее голубые глаза были словно миндалины, глубокие, опушенные черными ресницами. Она улыбнулась, и эта улыбка испугала меня. В ней сквозила нежность… и мудрость… которую позже я назову хитростью.— Похоже, вы удивлены, — произнесла она. — Сэр Энделион пришел в гости в дом, где я работала, и мне выпала возможность поговорить с ним. Я слышала о малыше. О таких вещах всегда узнаешь. И когда я узнала, что вы ищете няню или гувернантку, я сказала ему, что с радостью приняла бы эту должность.Сердце мое сжалось от тревожных предчувствий. Я словно оцепенела. Джессика Треларкен медленно спускалась по ступеням, и я чувствовала, как с каждым ее шагом меня покидают уверенность и покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36